Мехман - Сулейман Рагимов

- А почему ты разошлась с мужем?

- Почему? Он допрашивал женщин по ночам...

- Ну и что же? Может быть, это были обвиняемые или свидетельницы? Зулейха старалась держать себя гордо и скрывала от подруги свою ревность, которая все росла в ней под влиянием рассказов Зарринтач.

- Если бы у него не было умысла, он допрашивал бы по ночам мужчин, а женщин днем, - отвечала Зарринтач, покачиваясь на стуле и закинув за голову свои полные руки.

- Где же сейчас твой муж?

- Не знаю. Говорят, запутался в своих романах и совсем погиб, несчастный. Я не знаю другого такого влюбчивого мужчину, как он. А на вид был такой серьезный. Из-за него вся моя жизнь сломалась. Помни, милая, мой совет, - говорила Зарринтач, все более возбуждаясь от собственных речей. Никогда не оставляй мужа без надзора. Не давай ему покоя, мучай. Едва глаза откроет утром, напоминай ему о себе. Следи за собой, шикарно одевайся, купи себе драгоценности, чтобы ты вся сверкала, чтобы он рядом с тобой казался простым пастухом. Пускай у него слюни текут, когда он взглянет на тебя. Если только начнешь его уважать, считаться с ним, он сейчас же решит: э, она боится меня. А ты наряжайся, ухаживай за собой, гори, сияй, как солнце, чтобы в глазах его рябило от твоего блеска. Знай, ничего на свете просто так не дают человеку. Все надо взять, вырвать из чужих зубов...

- Откуда взять, что вырвать? - с горечью отозвалась Зулейха. - Старая Хатун остерегает нас даже от хлеба сухого, боится, чтобы мы не объелись. "Сынок, невестка, жадность убивает человека". И стоит над нами, как курица. Не успеет Мехман поставить последнюю букву в подписи на ведомости, как вся зарплата уже у нее...

- Фи, старая она дура, - злобно проговорила Зарринтач и взмахнула руками, как будто сталкивала, убирала с пути Хатун. И с еще большей горячностью продолжала наставлять Зулейху: - Не жди от других, бери сама. Люди покоряются тому, кто берет. А кто плачет и ноет, для того вся жизнь сплошное горе и траур. Ты о себе подумай, позаботься о себе, бедненькая. Красота ведь твоя - не речка, которая пополняется во время дождя. Она иссякнет со временем. Увянет. Что же останется тебе на память о днях твоей молодости? Хоть драгоценности пускай будут у тебя, чтобы украшаться ими и прикрывать свои морщины...

Зулейха слушала эти речи, и они отравляли ее, как медленный яд.

22

Дорога была трудная, конь спотыкался о камни. Мехман только на рассвете добрался до районного центра. Человек в калошах еще издали заметил его, бросился навстречу, схватил коня за узду.

- Наконец-то приехал, наконец-то дождались мы радости, - щеря гнилые зубы в улыбке, бормотал он. - Добро пожаловать!.. Сколько дней не был, уже все беспокоились...

Хатун вышла на галерею встречать сына. Зулейха рванулась было к дверям, но пересилила себя, обиженно поджала губки и снова скрылась.

- Что случилось, мама? - спросил Мехман, взяв мать за руку и заглядывая в ее заплаканные, покрасневшие, лучившиеся лаской глаза.

- Ничего особенного не случилось, сынок, - ответила Хатун и сквозь слезы улыбнулась. - Наверно, Зулейха обиделась немножко. Ведь десять дней тебя не было. Как же ей не обижаться? Собрался на два-три дня, а что вышло? Ведь мы здесь одни... Сколько бессонных ночей провела без тебя. Дороги здесь опасные; одни горы да скалы, поскользнется конь, типун мне на язык, да полетит в бездонную пропасть... Зачем же ты так поступаешь? Разве хорошо это? Сам ты к коню не привык, с горами этими не знаком...

- Дел много, мама, - сказал Мехман, пытливо посмотрел в ту сторону, где пряталась Зулейха. - Я ведь не для своего удовольствия ездил, дело было... и чтобы прекратить этот разговор, попросил: - Дай мне воды умыться...

Зулейха и теперь не поднялась с места.

- Я понимаю, что у тебя много дел, но мы, видишь, как беспокоимся, ответила Хатун я проворно принесла воду, мыло и полотенце. Человек в калошах отнял у Хатун кувшин с водой и с улыбкой стал поливать прокурору.

Мехман умылся. Мать подала чай и, желая дать возможность молодым помириться, вышла с человеком в калошах на кухню.

- Что с тобой, моя обидчивая принцесса? - спросил Мехман шутливо. - Чем ты недовольна?

Зулейха заплакала.

- Ты все шутишь, -упрекнула она. - А я не могу больше так жить...

- Как это так?

- Как? - повторила Зулейха. И в свою очередь спросила: - Сколько месяцев уже мы здесь, на чужбине?

- Почему же на чужбине? Разве наш район не в Советском Союзе? - спросил шутливо Мехман.

Но Зулейха не слушала его. Она твердила:

- Никуда не ходим, ничем не развлекаемся. Томимся в ущелье между двумя горами, даже неба не видим... Я... я... я даже не знаю, где ты ездишь, где бываешь.

- Работать, Зулейха, много, очень много мне работать надо. И ведь ты это знаешь, должна знать.

- Работать, работать... - возразила Зулейха. - А для чего? Мацони... Черствый хлеб... Пустой стол. Пустой чай... Пустые дни...

- Так, значит, война разгорелась из-за хлеба? - все еще силился поддержать шутливый тон Мехман.

- Хорошо, не будем говорить о хлебе. Но хоть вдоволь смеяться, разговаривать, быть друг с другом можно нам или этого тоже нельзя?.. Ты меня не любишь. Несчастная я...

Человек в калошах тем временем отвел лошадь в конюшню и, вернувшись, снова поднялся на галерею, где стояла встревоженная Хатун. Прислушавшись к голосам, доносившимся из комнаты, он сказал сочувственно:

- Сколько прокуроров я видел на своем веку, провожал из района и встречал. Но сейчас я удивляюсь, глядя на Мехмана. Таких, как он, я даже не видел. Святой какой-то.

- Народ у нас скандальный. Для нашего народа все на одно лицо - и тот, кто обжирается доотвалу, и тот, кто никогда не съест лакомого куска, у них называются расхитителями. Проглотил ли ты весь мир или ни к чему чужому не притронулся - у народа одно название - расхититель. Так стоит ли с этим считаться? Стоит ли на это обращать внимание? Пускай говорят. А ваш сын даже норму продуктов, законом положенную для ответственных работников, не разрешает взять из кооперативного склада. Что за странный человек? Не пойму. Пророком нашего века хочет быть, что ли? Его устраивает кусок черного хлеба без соли да чашка холодной воды. Разве так можно? Не знаю, как он думает содержать семью, чем будут кормиться его дети? В собственном доме у него готовят плов с шафраном - не где-нибудь, а в собственном доме. И что же? Хлопает дверью, уходит...

Хатун строго, с укором посмотрела на человека в калошах.

- Кому нужны разговоры, что у прокурора собираются собутыльники? сказала она.

- И вы, Хатун-баджи, считаете, что я неправ? - как бы удивляясь, спросил человек в калошах.

- Да, неправ, человек должен беречь честь свою. Не обязательно набивать свой живот жирным пловом.

И Хатун с таким презрением сжала свои бледные губы, что человек в калошах замолчал.

Через раскрытое окно слышно было, как в комнате плакала и жаловалась Зулейха:

- Другие утопают в роскоши... а я - замужняя женщина, называется. Что у меня есть? Обручальное кольцо? Даже часов не имею.

- Значит, ты затеяла со мной это сражение из-за серег и браслетов, Зулейха-ханум? Моя мама - умная женщина. Она всегда говорит: "Награди меня не для желудка, а ради достоинства моего".

- Разве молодость моя не стоит какого-нибудь хорошего подарка, хоть одной безделушки? Ведь дело не в драгоценности, а в твоем внимании, пойми, Мехман!

- Надо протягивать ножки по одежке, Зулейха, дорогая моя. Я возьму для тебя в библиотеке книгу народных поговорок, в ней ты прочтешь: "Ножки по одежке".

- Я прочитала больше романов, чем есть томов во всей здешней библиотеке, - рассердилась Зулейха, переставая плакать. - Ни в одной книге не говорится о том, что девушка не должна одеваться и наряжаться, не должна быть красивой. Ни одна героиня романа не влюбляется в оборвыша, в неряху, в голодранца. Влюбляются в интересных мужчин и красавцев, которые способны оценить женское чувство...

- Плохие, вредные книги ты читала, Зулейха. Бульварные романы, - все более резко отвечал Мехман, возмущенный упреком жены.

- Может быть, ты найдешь какую-нибудь статью в кодексе и упечешь меня в тюрьму за это? Конечно, я тебе мешаю...

- Кто тебя подучивает, Зулейха? Опомнись...

- Почему это подучивает? Не такая уж я дура. И не немая.

- Нельзя так, нельзя...

Зулейха снова зарыдала.

Человек в калошах не выдержал

- Видишь? - сказал он, обращаясь к Хатун. - Невестка, по-твоему, тоже не права, а? Слышишь, как она упорствует?

- Не твое это дело|! - грозно ответила Хатун. - Не лезь, куда не просят...

Человек в калошах опомнился. Он съежился и втянул голову в плечи.

- А что? Что я говорю? Какое мне дело? Я бедный сторож, дворник, курьер. Я не лезу туда, куда мне не полагается совать нос.

- Тогда не болтай лишнее...

- Разве я болтун? Я простой дворник, сестра, но у меня душа болит. Зачем доводить молодую жену до такого состояния? Я их обоих полюбил, как своих родных детей. - Он ударил себя ладонью в грудь, спустился со ступенек и начал собирать бумажки и щепки под стеной, чтобы подольше послушать, что происходит в доме у прокурора.