Маршалы Сталина - Юрий Рубцов

3) по указанию центра «правых»;

4) по решению блока троцкистско-зиновьевской и правой организаций;

5) по установкам, исходившим от генштаба Германии.

Обстоятельства «дела» в суде были исследованы крайне поверхностно и неполно, вопросы, задававшиеся подсудимым, носили тенденциозный и наводящий характер. Суд не только не устранил наличие существенных противоречий в показаниях подсудимых, но фактически замаскировал эти противоречия. Он не истребовал никаких объективных документальных доказательств и свидетельств, необходимых для оценки правильности тех или иных обвинений, не вызвал никаких свидетелей и не привлек к рассмотрению дела экспертов. Все по существу свелось к личному признанию подсудимых.

Вдова командарма 1-го ранга Белова вспоминала, каким вернулся с заседания суда ее муж. Не закусывая, он буквально проглотил бутылку коньяку и прошептал ей: «Они все сидели как мертвые. В крахмальных рубашках и галстуках, тщательно выбритые, но совершенно нежизненные, понимаешь? Я даже усомнился — они ли это? А Ежов бегал за кулисами, все время подгонял: «Все и так ясно, скорее кончайте, чего тянете…»

Волей подсудимых наркомвнудел и его подручные продолжали манипулировать, как заблагорассудится. Но иногда возникало и хотя бы подобие сопротивления. Так, на вопрос Ульриха, адресованный Тухачевскому: «Вы утверждаете, что к антисоветской деятельности примкнули с 1932 года, а ваша шпионская деятельность, ее вы считаете антисоветской, она началась гораздо раньше?», последовал ответ: «Я не знаю, можно ли было считать ее шпионской…»

О том, что маршала не удалось окончательно сломить, против своей воли поведал и один из «судей» — Буденный. В своей докладной Сталину 26 июня 1937 г. он писал: «Тухачевский с самого начала процесса суда при чтении обвинительного заключения и при показании всех других подсудимых качал головой, подчеркивая тем самым, что, дескать, и суд, и следствие, и все, что записано в обвинительном заключении, — все это не совсем правда, не соответствует действительности.

Иными словами, становился в позу непонятого и незаслуженно обиженного человека…

Тухачевский в своем выступлении вначале пытался опровергнуть свои показания, которые он давал на предварительном следствии».

По ряду свидетельств можно судить, что судьба подсудимых была предрешена заранее. Как сообщил в 1962 г. секретарь суда И. М. Зарянов, Ульрих непрерывно информировал Сталина о ходе судебного процесса. Имелось прямое указание вождя о применении ко всем подсудимым расстрела. Что это так, подтверждается и его телеграммой, направленной в день суда в партийные комитеты республик, краев и областей. Судебное заседание еще не состоялось, а генеральный секретарь ЦК уже отлично знает, как долго (точнее — недолго) оно продлится, каков будет исход, и дает указания: «В связи с происходящим судом над шпионами и вредителями Тухачевским, Якиром, Уборевичем и другими ЦК предлагает вам организовать митинги рабочих, а где возможно, и крестьян, а также митинги красноармейских частей и выносить резолюцию о необходимости применения высшей меры репрессии. Суд, должно быть, будет окончен сегодня ночью. Сообщение о приговоре будет опубликовано завтра, т. е. двенадцатого июня».

Ульрих, выслуживаясь, даже превзошел ожидания вождя. Расстрельный приговор он огласил в 23 часа 35 минут 11 июня 1937 г., а привели его в исполнение уже на следующий день.

Характерно, что не только в СССР, но и на Западе многие поверили в существование военного заговора в СССР. Французская газета «Эко де Пари» 30 августа 1937 г. так и назвала статью — «Измена Родине Тухачевского». Но такими легковерными оказались не все. Многими расправа над маршалом была расценена как акт личной мести, затаенной Сталиным еще с польской кампании. «Суда не было» — прямо заявлял журнал «0-3-Экут» 19 июня 1937 г. и пояснял: «Теперь известно, что со времени ареста Тухачевский сильно протестовал и хотел видеть Сталина. Сталин отказался от встречи и просто сообщил маршалу, что «одного слова — предатель — достаточно, чтобы лишить его жизни»…

Маршал Тухачевский, — говорилось далее в статье, — не был — те, кто его знал, в этом не сомневаются — ни шпионом, ни предателем. Скорее сторонник русско-германского сближения, он принял франко-советский договор, но, однако, думал о континентальном соглашении, направленном против Англии. Он, может быть, думал о том, чтобы взять власть. Во всяком случае Сталин его ненавидел. Это был советник, которого он больше всего боялся».

Только через 20 лет опальным военачальникам было возвращено честное имя. Определением Военной коллегии от 31 января 1957 г. приговор в отношении Тухачевского и разделивших с ним посмертную судьбу военачальников был отменен и уголовное дело прекращено за отсутствием в их действиях состава преступления. В 50-60-е годы были реабилитированы и другие из 408 военных, осужденных по делу так называемой «антисоветской троцкистской военной организации».

Когда над страной разразилась июньская гроза сорок первого года, многие почувствовали, как не хватает во главе наших войск павших в годы сталинских репрессий. Ведь не будем забывать: вопреки устойчивому заблуждению Тухачевский был всего на три года старше Г. К. Жукова или К. К. Рокоссовского, но насколько опытнее.

В этой связи очень высоко оценивал Михаила Николаевича маршал Жуков, о чем уже говорилось выше. Более критично отзывался о полководце маршал И. С. Конев. Беседуя с писателем Константином Симоновым, он говорил, что Тухачевский — человек даровитый, сильный, волевой, теоретически хорошо подкованный. К его недостаткам Конев относил «известный налет авантюризма, который проявился еще в польской кампании, в сражении под Варшавой». Главное же — тот не прошел ступень за ступенью всю военную лестницу и после гражданской войны непосредственно войсками командовал мало. Тем не менее Конев видел Тухачевского на одном из высших командных постов во время Великой Отечественной войны, в отличие от Блюхера, Якира, Егорова, а уж тем более Белова или Дыбенко.

…В самом конце гражданской войны, прощаясь со Сталиным после совещания, на котором рассматривались уроки поражения под Варшавой, молодой Тухачевский грустно продекламировал:

Это — голосМоей судьбы, и он мне, словно льву,Натягивает мышцы тетивою…

Натолкнувшись на недоуменный взгляд будущего вождя, пояснил: «Так сказал Гамлет после встречи с духом своего отца». Он словно через два десятилетия предвосхищал свой жизненный финал, в котором конфликт с членом Военного совета Юго-Западного фронта стал доминантой, голосом его судьбы…