Грязная Гарди (СИ) - Петрук Вера

Трясясь в предрассветных сумерках среди мешков с почтой и хлебом, которые отправляли тем же утренним поездом в соседнюю деревню и дальше, Гарди впервые чувствовала себя на своем месте. Флавия она покорила одним из боевых ножиков, которые привезла из Города. Подарок привел мальчишку в восторг, а Гарди подумала, что не все селяне ходят под началом Аса. Ей показалось, что Тит придерживается нейтральной стороны, и это было хорошо.

А еще она думала о том, что сейчас делает Кир, невольно занявший столь много места в ее голове. Ночь прошла спокойно, никто не разбудил ее горячим поцелуем и жаркими объятиями, но и одеяло грели неплохо. Проснувшись от треска будильника, Гарди быстро собралась и заглянула к гостю, спавшему в первой гостевой комнате второго этажа. Она ожидала увидеть пустую кровать, но нет, Кир спал, завернувшись в одеяло с головой, и на душе у нее потеплело. Не став его будить, она оставила на тумбочке короткую записку.

«Дождись меня, вернусь вечером. Не отвергай мою помощь. Не делай глупостей. Просто жди».

Слова были сумбурными, однако ничего умнее в сонную голову Гарди тогда не пришло. Ей хотелось запереть не только входную дверь, но и дверь с комнатой Кира, но пришлось себе напомнить, что сила — метод Гарди Грязной, а она тут старательно превращалась в нового человека.

Утренний поезд был забит рабочим людом, добирающимся из провинций в Альбигштайн. Это те, кто предпочитают работу официанта и грузчика лопате и вилам, подумала Гарди, разглядывая дремавшего напротив ее места тучного мужчину, на комбинезоне которого красовался логотип незнакомой компании с грузовиком и краном. Интересно, в его деревне тоже не было электричества и связи? И как вообще люди из провинции справлялись с таким контрастом? Утром дома ты собираешься при свете ракушечной лампы и свечи, а днем печатаешь на клавиатуре и пьешь кофе из кофеварки? Рядом с работягой сидела такая же сонная дама, одетая в строгий пиджак и узкую юбку, мешающую ходить. Гарди видела, с каким трудом женщина забиралась в поезд. А подвезли ее к станции, кстати, на телеге. Да уж, вероятно, этот загадочный минерал, действительно, очень ценный ресурс, раз население терпит такие неудобства. Впрочем, может, оно и не терпит? Гарди совсем ничего не знала о местном правительстве и его политике. С виду все было также, как и в Старом Городе: кто-то работал от зари до зари, получая гроши, кто-то делал вид, что работает, прячась за официальными бумагами и покупая дорогие квартиры в Альбигштайне, кто-то барышничал, кто-то родился богатым или внезапно таковым стал — ее случай.

Гарди была богатой уже неделю, но безумно счастливой пока себя не чувствовала. Крылья радости от того, что удалось уехать из Старого Города и бросить работу, успели сложиться за спиной и раскрываться не желали. Куча денег и особняк тетки до сих пор казались чем-то таким, что исчезнет, если не завтра, то послезавтра. И от того решение, с которым она приехала в Альбигштайн, казалось ей единственно верным.

Утренний вокзал столичного города ничем не отличался от вокзала любого другого города. На архитектуру и поезда Гарди никогда не смотрела. Ее всегда интересовали люди. Они торопились, толкались, прощались, обнимались, плакали расставаниям и радовались встречам. Огромные часы над платформой показывали восемь утра, и Гарди невольно залюбовалась фонарями, освещавшими циферблат, людей и поезд, который уже спешил дальше в путь. Обратно она поедет только в три — согласно заранее купленным билетам, а значит, у нее был целый день, чтобы решить свой вопрос, а заодно убедиться, правильно ли она сделала, что выбрала Голубой Ключ с печным отоплением и ракушечными лампами вместо квартиры в центре города с телевидением, интернетом и батареями.

Сразу у вокзала начиналась оживленная магистраль, и Гарди немного постояла в сторонке, привыкая к контрасту и… запахам. За те несколько дней, что она провела в поселке, ее нос успел отвыкнуть от зловония выхлопных газов и сигарет. Выловив в шлейфе запахов аромат жареных пирожков, Гарди увидела толстую женщину в фартуке, ловко торгующую выпечкой, которую доставала из объемной сумки. Гарди вспомнила, что дама села на следующей после Голубого Ключа остановке, а значит, тоже была из деревни. Похоже, торговку обилие контрастов ничуть не смущало. На плакате, который та водрузила рядом, значилось: «Настоящие пирожки из деревни. Горячие, румяные, из печи». Недостатка в клиентах у нее не наблюдалось. Очередь за пирожками выстроилась аж до лестницы. Скорее всего, дама уедет домой уже на следующем поезде.

На другой платформе стоял мужчина с корзиной салата и укропа и похожим плакатом, где указывалось, что зелень выращена на огороде, рядом с которым никогда не проезжал автомобиль. Отбоя в покупателях у него тоже не было. Неподалеку ходили люди в форме, напоминающие полицейских, на торговцев они даже не смотрели. В Старом Городе за любое самовольное торгашество можно было угодить на пару суток в тюрьму. Возможно, местные заранее платили за право торговать на вокзале.

Купив пирожок, Гарди поднялась по виадуку с платформы и оказалась на площади, окруженной невысокими красивыми зданиями, раскрашенными в веселые цвета. По крайней мере, их попытались такими сделать: синий дом сменялся оранжевым, за ним следовал зеленый, а позади возвышался ярко-голубой. С другой стороны буйствовали все оттенки розового и желтого. В центре площади возвышался памятник из крапленого бело-черного камня, изображающий какую-то семью. Мужчина обнимал женщину, а рядом с ними толпились аж восемь детей. Заинтересовавшись, Гарди подошла ближе, спугнув стаю голубей, которые, оглушительно хлопая, вспорхнули в небо, оставив после себя кучи помета.

Только сейчас до нее дошло, что камень, из которого был изготовлен памятник, был на самом деле черным. Белым его сделали голубиные какашки, покрывающие культурный объект, словно глазурь торт. Рядом с памятником торчал человек с метлой. Он глазел на большой экран, занимающий половину стены здания напротив. Красивая женщина величиной с грузовик аппетитно уплетала кусок пиццы, в которой можно было бы завернуться. Дама звала всех в пиццерию с труднопроизносимым названием. Отвыкшая от рекламы Гарди тоже какое-то время поглазела на монитор, покосилась на человека с метлой, который продолжал стоять, игнорируя вернувшихся голубей, их дерьмо и окурки, оставленные школьниками, чего-то ждущие у памятника.

Любопытство, наконец, взяло свое, и Гарди приблизилась к позолоченной табличке, наполовину загаженной птицами. Прочитав, она присвистнула. Если надпись была верной, перед ней возвышалась королевская чета, правившая Альбигштайном уже двадцать лет. Еще раз подивившись количеству отпрысков, которых успела завести королевская семья, Гарди принялась внимательно разглядывать здания и вывески рядом с площадью. Согласно справочнику, интересующая ее контора была поблизости.

Но ничего нужного на глаза, как назло, не попадалось. Зато ее внимание сразу привлекла цветочная лавка, расположившаяся неподалеку от памятника. Вывеска гласила «Цветы от Сальвии», и Гарди приуныла. Работа везде давала о себе знать. То, что Кровавая Сальвия была родом из Альбигштайна, было неприятным сюрпризом. Возможно, оно и к лучшему, что Гарди выбрала Голубой Ключ. Рядом с лавкой Сальвии толпилось много народу, все галдели, изредка, сквозь гудение ветра, гуляющего по площади, доносились слова: «Розы завезли!».

Еще немного, и я розы возненавижу, подумала Гарди и принюхалась. Теперь уже розовый аромат мерещился ей повсюду.

— Этот салон удостоился чести поставлять цветы на королевскую свадьбу, — послушался рядом писклявый голос, и Гарди уставилась на мелкую девчонку лет пятнадцати, от которой и несло розами. Очевидно, девушка перестаралась с духами.

— Вы, наверное, не местная? — довольно бестактно поинтересовалась девица. — Извините, но по глазам видно. Старший сын короля женится, вы ведь знаете, да?

Выбросив остаток пирожка в урну — изделие оказалось пересоленым и переперченным, Гарди подумывала уже о том, как бы повежливее послать навязчивую собеседницу, как вдруг, сама не ожидая, сказала: