Черная синица - Алексей Алексеевич Ефимов

Горшков коротко рассмеялся жестким рубленым смехом. Он отошел от окна и сел в темно-коричневое кожаное кресло.

– Присаживайтесь. – Он показал жестом на второе кресло. – Поделитесь? С удовольствием отведаю продукт вашего воображения.

Она села.

Теперь она могла как следует рассмотреть Горшкова. Перед ней сидел ничем, на первый взгляд, не примечательный мужчина пятидесяти лет, не похожий на бандита с большой дороги. Неужели это он отдает приказы убивать? Неужели это тот самый страшный человек? Что в его голове? Она хотела бы стать им на минуту, чтобы понять.

– Да, начнем с воровства, – сказала она. – Не понимаю, зачем вам это нужно. Крупная приличная компания, все хорошо, бизнес – и вдруг один из акционеров решает сыграть в странную игру. Зачем?

– О какой игре речь? Там рулили Йылмаз и Глущенко. Один сбежал за бугор, другой прыгнул с балкона. Ко мне какие претензии?

– Я отправила отчет Бурову, всё там. Офшор вашей матери, бывшие катарцы, бывшие итальянцы. – Она следила за реакцией Горшкова. – Вы весь турецкий строительный рынок планируете скупить? Если продолжите делать то, что делаете, потеряете то, что имеете.

– Не советую мне угрожать, тем более в моем доме. – Из глаз Горшкова на нее смотрел зверь.

Да, это тот самый человек, который отдает приказы убивать.

– Здесь безопасно, – сказала она. – Многие знают, что я у вас. Убьете меня – сядете навсегда, по совокупности. Знаете такое слово? Оно заканчивается с жизнью.

Из ее глаз тоже смотрел зверь.

– Продолжим, – сказала она. – Йылмаз сливал деньги через закупки бетона и агентские комиссии. Он делал это с вашего ведома или с вашим участием?

– Вы большая шутница, Вероника. – Горшков ухмыльнулся. – Что там еще у вас, в фантазиях на тему?

– Это лишь начало. Не главные вопросы. Есть более важные.

– И?

Она почувствовала, как Горшков напрягся, стараясь сохранить прежнее выражение лица, с остатками гаснущей ухмылки.

– Зачем вы угрожали мне и моим близким? – спросила она. – Зачем убили Глущенко? Зачем хотели убить меня?

– Я? – Горшков приподнял брови, в лоб врезались морщины. – Девушка, вы мне малоинтересны, вместе с вашим отчетом в жанре фэнтези.

– Вы наняли идиотов. Сэкономили? Или перевелись нормальные киллеры в связи с падением востребованности профессии? Ваш придурок сбросил Глущенко с балкона, потом стрелял в меня, но не додумался переобуться. Так и сдох в своих синих кроссовках.

Горшков покачал головой:

– Вероника, это все? Или еще что-то есть? У меня по графику пробежка и бассейн.

– Есть видео. У меня и еще в одном надежном месте. В случае, если продолжатся угрозы в мой адрес или в адрес моей семьи, а также в случае моей безвременной кончины оно отправится куда следует. Хотите посмотреть?

Горшков молчал.

Молчание – знак согласия.

– Включу смартфон? – спросила она.

Он не ответил.

Она включила. Сделала звук погромче. Развернула экраном к собеседнику.

«Это от Горшка, – послышался голос мужчины в синих кроссовках. – От Горшкова то есть. Я не общался ни с кем лично, мне звонили. Голос такой был… нечеловеческий. Заказ на Глущенко и на вас… Я уже работал на него, знаю. С улицы заказы не беру».

– Потом он умер, – сказала Ника. – Нож попал в печень. Не спрашивайте, чей это был нож.

– Мало ли кто что сказал. – Горшков смотрел ей в глаза. – Ляпнул и сдох. Полная ерунда, в суде не прокатит.

– После публикации этого видео вам будет заказан бизнес в Турции. А у вас, как я вижу, большие планы, да? Хотите слить «Истанбул Иншаат» и создать собственный холдинг?

– Вы уязвимы, – продолжила она, – но вам кажется, что за этими стенами и броней вы бог и можете вершить судьбы людей. Но вы не бог, вы человек. Если бы я хотела, я могла бы убить вас прямо сейчас. Перерезать сонную артерию. Вы были бы мертвы через минуту. Считайте, что ваша жизнь – мой аванс в сделке. Это выгодная сделка. Я забываю про вас, а вы – про меня. Устраивает?

Взгляд Горшкова изменился. Он наконец понял.

– Я же говорю, вы набираете не тех людей, – сказала Ника. – Избавьтесь от них.

– И ваши методы морально устарели, – продолжила она. – Убить человека нетрудно, если руки из одного места растут, но как уничтожить информацию? Вы правда хотели решить свои проблемы, избавившись от Глущенко и меня? Смешно. Буров получил бы отчет в любом случае, даже в случае моей смерти.

– Буров? – Горшков ухмыльнулся. – Не пугайте меня Буровым. Поверьте, он даже пикнуть не сможет. Скушает и заткнется, иначе быстро съедет на нары. Вы знаете его биографию? Знаете, кто он? В свое время ему удалось отмазаться, но сейчас есть человек, готовый дать показания. Он пока молчит, этот человек. Сидит и молчит. Но, если я попрошу, он скажет. И покажет.

– Одним словом, – подытожил Горшков, – Гриша может сунуть ваш отчет себе в одно место и забыть про «Истанбул Иншаат». Так всем будет лучше.

Горшков вновь стал прежним Горшковым, хозяином положения. Откинувшись на спинку кресла, он сверху вниз смотрел на Нику, хотя их глаза были на одном уровне.

– Зачем убивать меня, если все так просто и Буров у вас на крючке? – спросила она. – Нелогично, не находите?

– Повторяю, я не угрожал вам и не присылал к вам киллера. Возможно, это был Мехмет. Почему нет? У него были в «Истанбул Иншаат» свои финансовые интересы.

– И он нашел русского подельника, который угрожал мне из Красноярска? – Ника улыбнулась без улыбки. – И русского киллера, с легендой про вас? Человеку в синих кроссовках не было резона врать, он умирал и очень хотел, чтобы мы вызвали скорую.

– Вернемся к компромату на Бурова, – сказала она. – Может, он не такой уж и надежный, ваш компромат? Или вы хотели выиграть время, чтоб побольше слить, прежде чем закроют краник? Или что?

– Это ваши фантазии.

– Хотите посмотреть фотографии? – вдруг спросила Ника. – Свежие, утренние?

Горшков замер в кресле.

Она вновь развернула смартфон экраном к нему.

– Иван Буров, – сказала она. – Его убили сегодня в Стамбуле. Знаете, что думает его отец?

Горшков молча смотрел на фото.

«Нет, уважаемый, не прячьтесь за покер фейсом, у вас плохо получается», – подумала Ника.

– Отец считает, – продолжила она вслух, вкладывая чувство в каждое слово, – что это вы убили его сына. Советую вам найти объяснения, почему это не так, – если это не так. А если это так, то я вам не завидую. Никакой компромат не поможет.

– Зачем мне убивать Ивана Бурова? – Горшков пожал плечами. – У нас нет с ним ничего общего, никаких поводов. Может, это его дружки-арабы, он там с разными людьми работает, разными делами занимается.

– Занимался, – поправила Ника.

– Занимался.

– Вы же знаете, мы были вместе, – продолжила она. – Вы следили за нами. Если бы я не думала о матери и сестре, я перерезала бы вам горло, не сомневайтесь. Но я внесла аванс по сделке, предложение в силе. За Бурова-старшего не поручусь, у вас с ним свои счеты.

Она замолчала.

Горшков поднялся и подошел к окну. Он снова стал человеком без лица.

– Вероника, давайте так: вы уходите отсюда и живете своей жизнью, а я живу своей, – сказал он. – Мы друг друга не трогаем. Аванс принят. Как, кстати, вы могли бы меня убить, если не секрет? Как пронесли нож?

– Я еще не ушла отсюда, поэтому не отвечу.

Горшков молчал.

– Давайте еще раз проговорим условия, – сказала Ника. – Я оставляю в покое вас: не отправляю видео в СМИ и следственные органы, не пытаюсь вас убить, – а вы оставляете в покое меня и мою семью. На отчет перед Буровым по проверке «Истанбул Иншаат» сделка не распространяется. Все верно изложила?

– Да.

– Тогда всего вам хорошего. Но сомневаюсь, что оно у вас будет. Я искренне желаю, чтобы Буров вас прикончил.

– Спасибо.

– До свидания.

Ника вышла из комнаты. Демоны были недовольны. Они жаждали крови из горла Горшкова, перерезанного «пилочкой для ногтей».