На краю (в сокращении) - Ричард Хаммонд

Медсестры знали, что я сплю с Ричардом, но ни слова мне не сказали. Их заботило только одно: чтобы их пациентам было хорошо. Если Ричарду удобно спать с женой, пусть спит. Не знаю, часто ли так случается, но, по-моему, любая женщина на моем месте хотела бы быть вместе с мужем и душой, и телом.

Я спала мало. Зато в любой момент могла помочь ему с капельницей, проводить до туалета. Мы с ним оба все время не то чтобы спали, скорее, дремали. Он перестал быть замкнутым, слегка застенчивым человеком, который не мог позволить мне себе помогать. Наоборот, он превратился в любящего мужа, который ценил мою помощь, радовался моему обществу, любил мою любовь.

Про посттравматическую амнезию нам рассказала медсестра из отделения трудотерапии. По сути, мы все заняли выжидательную позицию. Каждая мозговая травма — особенная. Разные люди по-разному приходят в себя. Она не говорила вслух того, о чем знали мы обе: нельзя сказать заранее, насколько восстановится тот или иной пациент. У Ричарда прогресс был очевиден, но нельзя было предугадать, когда он выздоровеет окончательно.

А на воле разыгрывались драмы — обсуждалось будущее «Топ Гир». Джеймс, Джереми и Энди твердо решили, что, если Ричард не сможет вернуться, программа закроется. В прессе появлялись высказывания насчет того, что программу ни в коем случае нельзя продолжать, потому что Би-би-си слишком безответственно относится к своим сотрудникам.

В газетах писали, что Ричард хотел установить новый рекорд скорости, что никак не соответствовало действительности. Джереми защищал программу как мог, твердил о том, как важно, чтобы место Ричарда никто не занял. Да и сам Ричард начал спрашивать о программе. Ему не терпелось вернуться к работе.

Представьте себе, что вы получили тяжелую мозговую травму, едва выжили, выкарабкались, добились главной цели и готовы вернуться к работе, только в этом уже нет никакого смысла, потому что программу сняли с эфира и вашей обожаемой работы больше нет. А виноваты в этом вы. Вы погубили ее, потому что она не погубила вас. Если бы «Топ Гир» сняли с эфира, думаю, Ричард бы так быстро не выздоровел. Его бы мучила совесть, и мне страшно даже представить, какая бы на него навалилась депрессия.

«Топ Гир» может показаться программой, построенной на энтузиазме и риске, но ее очень тщательно готовят, и в команде работают удивительно ответственные и трудолюбивые люди. Они очень гордятся тем, что делают. Джеймс, Джереми и Ричард — настоящие друзья. Энди называет их рок-группой. Когда Ричард еще был в интенсивной терапии, помню, Энди взглянул на неподвижное тело и сказал:

— Возвращайся, друг. Нам без барабанщика никуда.

Ричард разрабатывал все более сложные планы побега. Как-то ночью я проснулась и увидела, что он возится с оконными шпингалетами. Был только один надежный способ его остановить. Пока он спал, я спрятала его пижамные штаны.

Утром, приняв душ, он стал искать чистую пижаму. Нашел только куртку.

— Как странно! Штаны куда-то подевались.

— Да? — изобразила удивление я. — Наверное, забыли положить.

Я ждала от него ответа, но он забрался в кровать и стал рассматривать детские рисунки.

Энди Уилман связался с неврологом «Формулы-1» профессором Сидом Уоткинсом, сконструировавшим тот самый шлем, который был на Ричарде в день аварии. Этот шлем и спас ему жизнь. Сид неоднократно встречался со схожими травмами, которые получали гонщики. Он дал Энди свои домашний и мобильный телефоны и сказал, что я могу ему позвонить.

Он меня успокоил. Задав несколько вопросов, он сказал, что прогноз вполне благоприятный. А еще предупредил, что такие больные часто мечтают сбежать. Рассказал про человека, которому удалось сбежать из больницы. Сид тогда спросил, не пропала ли какая-нибудь машина. Оказалось, что исчезла машина «скорой помощи».

— Отправляйтесь к нему домой, — посоветовал Сид. — Он там.

И действительно, «скорую помощь» нашли у его дома.

Я не могла рисковать. Я знала Ричарда: он непременно выбрал бы самую быструю машину.

Ричард рвался из больницы, но врачи считали, что покой и уход ему просто необходимы. Но мы все-таки придумали, как выпустить его на свежий воздух.

Пришел санитар с инвалидной коляской, за ним — охранник. Ричард (штаны как нельзя кстати «нашлись») сел в коляску. Он смущался своей роли пассажира, шутил, что это женщины его довели до такого состояния.

Увидев охранника, он сказал:

— Слушайте, неужели это необходимо?

— Увы, да, — усмехнулся охранник.

Мы все были возбуждены — нам передалось настроение Ричарда.

Медсестра дала Ричарду темные очки, накрыла ему голову одеялом. Мы чуть не лопнули со смеху: Ричард выглядел как преступник, которого сопровождают до полицейского фургона.

Медсестра строго на нас прикрикнула, и мы попробовали угомониться. Когда мы выехали из палаты, Ричард отпускал шуточки, санитар хохотал, охранник пытался сдержаться, но все равно хихикал. А я поглядывала на Ричарда. Он наслаждался. Веселился, острил. То есть был самим собой.

Мы дошли до выхода в сад, который располагался на крыше. Охранник остался снаружи, а медсестра с санитаром отошли в сторонку, чтобы не мешать нам с Ричардом.

Был теплый солнечный день. Ричард с улыбкой подставил лицо солнцу.

— Приятно на свежем воздухе? — спросила я.

— Пожалуй. — Он взял меня за руку. — Прости меня, Минди. — Он заглянул мне в глаза.

— Глупости какие, — улыбнулась я. Но он хотел продолжить разговор.

— Я серьезно прошу у тебя прощения. Я люблю тебя. — Он поцеловал меня.

— Я тоже тебя люблю. — У меня с подбородка капали слезы.

Мы молча любовались крышами домов.

— Так, может, покурим? — сказал он.

— Господи, опять! — закатила глаза я.

Он привел все свои обычные доводы. И резко сник:

— Давай вернемся.

На обратном пути Ричард был притихшим. Неужели его так потрясла прогулка? Может, он понял, насколько слаб, и испугался? Настроение у него было задумчивое.

У меня было много бесед с нейрохирургом Стюартом Россом. Он понимал, что мы слишком далеко от дома, и считал, что Ричарда при первой же возможности надо перевести в больницу в Бристоле. Но Ричарду мы ничего заранее не рассказывали.

Эти недели в Лидсе были трудными для всех нас, но особенно для родителей Ричарда. Его мама старалась держаться, но ей было тяжело видеть любимого сына в таком состоянии. Она ведь знала его совсем другим, и никто не мог наверняка сказать, как пойдут дела дальше.

Врачи велели сократить количество посетителей до минимума. Я находилась при Ричарде постоянно, кроме меня пускали только его родителей. Когда мне надо было уйти, меня подменял его отец.