Миллионер - Сергей Валяев

Плюнув на все и всех, я покинул ВБ, чтобы в тишине соседнего городского парка подумать, как жить дальше. На островке природы находилось летнее кафе с пластмассовыми столами и разноцветными стульями. Холодное пиво и сухая тарань — лучшее средство от хандры. Приняв во внутрь целебное зелье, я почувствовал, что жизнь продолжается: травка зеленеет, солнышко блестит, деревья от ветерка шумят, собаки лают… Хорошо! Плохо лишь, что на моей шеи гирей висит должок в семь тысяч $. Спрашивается: мне было плохо, я умирал от голода и холода, по лавкам плакали дети, а жены требовали купить шиншилловое манто? Черт знает что? Не было забот, да захотелось красиво жить, чтобы пасть смертью храбрых.

— Разрешите бутылочку?

Я обращаю внимание на странного человечка — лицо интеллигентное, однако одет бомжевидно, в поношенную одежду. Фигура согбенная, жалкая, готовая при любом недовольном цике провалиться сквозь землю. Мое состояние благодушное, поскольку понимаю, как никогда, что от сумы и тюрьмы…

— Бери, — говорю.

— Я подожду, — отступает, виновато улыбаясь и указывая на вторую посудину.

— Садись, дядя, — указываю на стул цвета синьки. — Если хочешь пивка, пей.

— Спасибо, не употребляю, — укладывает под ноги старую сумку.

— А как расслабляешься?

— Думаю.

— Думаешь? — смеюсь. — О чем?

— Обо всем, — разводит руками. — О мире. О себе. О людях. О парадоксах нашей жизни.

— О парадоксах — интересно?

— Я же доцент физико-математических наук, — признается и уточняет. Бывший научный сотрудник НПО «Вымпел».

— Ракеты мастерили, что ли?

— Двигатели, — шаркает ногами в парусиновых тапочках, крашенными, по-моему, мелом. — Потом мы попали под конверсию, и пришлось выживать в новых условиях.

— Собирать бутылки?

Мой собеседник горько смеется: нет, поначалу он, Алексей Павлович Ребрин, волею проклятого случая решил испытать судьбу игрой на валютной бирже.

— Где? — поперхнулся я пивом.

— На валютной бирже-с, — кивнул головой на здание, парадно розовеющее фасадом за парковыми кустами и деревьями.

Ничего себе встречи-расставания, ахнул про себя, что это все значит? Не предупреждение ли это дурню в моем лице? Выслушай исповедь неудачника, сидящего перед тобой, и сделай выводы.

Я оказался прав: однажды, когда рушился привычный миропорядок, Алексей Павлович задумался о будущем. Тогда в стране широко шагал российский капитализм, расцветая всевозможными АО, ТОО, ЕБО и прочими компаниями по выемке лишних деньжат у народонаселения, мечтающего разбогатеть в одночасье. Глуповой люд ломился в огромных очередях, да в трескучие морозы, чтобы срочно освободиться от своих кровных капиталов. Зачем дуракам деньги — они нужны умным.

— Я знал, это обман, — рассказывал доцент свою житейскую историю. Чистейшей воды обман. Производство падает, а проценты растут, как на дрожжах? Не смешите, господа хорошие, — погрозил пальцем. — Общество развивается по математическим законам, это я вам говорю…

— И что дальше? — сбил эмоциональный взбрык бывшего НТРовца.

До поры до времени семейство Ребриных держалось на плаву, потом начались скандалы: два сына росли, и требовались вложения для их университетского обучения. По совету тестя, царство ему небесное, Алексей Павлович обратил внимание на дело, связанное с операциями на валютном рынке. Изучив проблему, доцент понял, что шансы на выигрыш здесь самые перспективные. Проведя несколько бессонных ночей, научный работник даже вывел формулу успеха. На его взгляд, каждая валюта имела свое математическое основание — непреложное, как формула Fеrma. Например, английский фунт не может упасть ниже определенной ценовой шкалы. Другими словами, если игроку не выходить из «коридора» движения валют, то имеются неплохие шансы на регулярный прибыток.

— Не рисковать! — вскричал господин Ребрин. — И действовать строго в соответствии с высшими математическими законами…

— Курица по зернышку клюет, — сказал я. — Подозреваю, ваша формула не сработала?

— Работала, — горячо запротестовал сборщик бутылок. — Работала, молодой человек, три года — положительное сальдо. Звезд с неба не хватал, это правда, но дети учились, хлеб кушали с маслом, а жена отдыхала в Анталии.

— И что же произошло?

— Произошло?! — возгласил бывший трейдер, забывшись. — Простите, сбился на нервный шепот, объясняясь: после известного дефолта имени г-на кирнутого на голову Израэля биржа повела себя ужасно и бессмысленно. Было такое впечатление, что некая разрушительная сила проникла в Систему и нарушила все её целесообразные законы. — Я начал проигрывать, молодой человек, — с болью в голосе проговорил Алексей Павлович. — Мне бы переждать. Но это подобно болезни. Пребываешь, как будто под гипнозом. Веришь, что вот-вот выиграешь и… — протер тыльной стороной ладони слезившийся глаз. — Я заложил машину, потом дачу, потом квартиру, потом… все! — Развел руками. — Я бы и супругу дорогую заложил-с, — засмеялся мелким сатанистским смехом, — да она сбежала к лавочнику Дюдюку — Дюдюку, представляете? — Взялся за сумку. — И теперь я имею то, что имею. Ничего не имею. У вдовушки проживаю, женщина она добрая, аккуратная, жалеет… — и протянул руку к пустопорожней бутылке. — Можно?

— М-да, — промычал я.

— Я видел, вы из биржи выходили, — поднялся на ноги. — Там нечестно играют, скажу ещё раз. Посмотрите на меня и на господ Бруверов, и почувствуйте разницу, молодой человек, — отступал, — но я вам ничего не говорил. Там страшные люди, страшные, — округлил глаза. — Желаю здравствовать, — и пропал в теплых пыльных кустах.

Что все это значит, Слава? Случайная встреча с горемыкой или закономерное предупреждение, посланное тебе свыше? Машину и дачу я ещё не заложил — их просто нет, а вот квартира есть. Как бы её не лишиться? А после обитать на свалке, собирая утильсырье и цветные металлы. Перспективы самые радужные. И все почему? Нечестная игра — вот в чем дело. И кто главная фигура в этой нечестной игре? Господин Брувер или кто другой?

Последняя моя встреча с исполнительным директором биржи показалось мне странной. Так не разговаривают с пролетарским хамом — извинительным тоном. Будто не я колотил опричников ВБ, а меня молотили по коленной чашечки и выше.

Что за казусная история? То ли разбираться, то ли махнуть рукой и убыть в неизвестном направлении, чтобы безвылазно жить в погребе деревни Тырново. Хлебать домашнее кислое винцо, шишкастить в попку рыжую молодочку Жанночку и верить, что жизнь случилась.

Хуюшки — это не по мне, господа. Лучше погибнуть в окопах биржи, да с твердым убеждением, что явил миру истину.

Пожалуй, начнем наши боевые действия… с друга детства. Если Вася Сухой доходчиво объяснит, что братва держит ВБ, то я постыдно удалюсь на тырновские просторы, чтобы вместе с жопастенькой Жанночкой молиться над своими несбывшимися мечтами о миллионе.

Ежели в деле замешана местечковая «коза ностра» во главе с г-ном Брувером, то имеются вопросы, касающихся и его самого, и милой Маи, и меня, молодца.

По телефону нахожу своего товарища. Он тренируется в ЦСКА, и я вынужден снова тащиться туда. В здоровьем теле — здоровый дух, банально шутит Василий при нашей встречи и демонстрирует бицепсы.

— Ну, как дела на бирже? — наконец проявляет интерес. — Слышал, тебя били.

— Бил я, — скромно уточняю.

— А чего так? Проигрался?

— Проигрался, — подтверждаю. — В пух и прах.

— Шутишь?

— Какие могут быть шутки.

— И все промотал? — не верит.

— Нет, не все, — вредничаю. — Три ещё осталось. Тысячи.

— Проще тебя, растратчика, пристрелить, — задумывается Василий. Меньше будет проблем.

— Это не выход из положения, — и без лишних подробностей рассказываю о своих подозрениях относительно поведения господина Брувера. — Такое впечатление, что он меня боится, — делаю заключение.

— Дурачок, — смеется Сухой. — Он меня боится, а вернее — уважает.

— За что?

— За ум, конечно, — дурачится. — И силу.

— То есть вы держите биржу под своей «крышей»? — пытаюсь уточнить.

— Как ты, право, выражаешься, — морщится. — Топорно выражаешься, — и читает короткую лекцию о том, что в новых условиях между интересующими сторонами заключен долгосрочный договор о сотрудничестве. — Биржа сама по себе, мы сами по себе. Но двадцать процентов от прибыльных сделок наши.

— Ваши? — спрашиваю. — А кто вы такие?

— Группа товарищей, — смеется, — из мира спорта.

— О, спорт — ты все! — иронизирую.

Василий не понимает меня — в том, что я просадил вверенные капиталы, беда только моя: играть надо головой, а не жопой, дружище мой ситный.

— Нечистая там игра, — стою на своем, но сидя в БМВ.

— А доказательства имеются?