Отступление - Давид Бергельсон

Теперь в фаэтоне сидят Деслер и Хава Пойзнер. Деслер в коричневой твердой шляпе слегка набекрень, Хава Пойзнер с непокрытой головой, в белом батистовом платье с декольте. Она улыбается летящему навстречу ветру, развеваются с утра аккуратно причесанные волнистые волосы.

Женщины смотрят из распахнутых дверей и говорят друг другу, что она и вправду красива, эта Хава Пойзнер:

— Словно королева.

— И вообще…

— И как же теперь?

— Давно ведь ясно было, что это детские глупости. Спуталась с Прегером, но хорошенько подумала и взялась за ум.

А на улице уже совсем темно, небо стыдливо закрыто облаками.

Короткие, приглушенные удары грома доносятся с левой стороны; оттуда, где небо темнее. Отрывистые, далекие удары, и не понять, то ли приближается гроза, то ли это стрельбы в летнем лагере за Берижинцом. Все замерло в ожидании дождя. Пахнет мокрой травой, а сверкающий фаэтон плавно летит, качаясь на рессорах, куда-то под гору, в старый город. Что понадобилось там Деслеру и Хаве Пойзнер? Какое им дело до узких улочек, тем более до той, где расположился дом почтаря Зайнвла, в котором живет Прегер, заведующий Прегер? Когда они проносятся этой улочкой, Хава Пойзнер как раз что-то рассказывает Деслеру и радостно смеется. Деслер улыбается. Он столько ради нее сделал и теперь может улыбаться.

И вот тем же вечером посылают в магазин к Азриэлу Пойзнеру, чтобы позвать его домой. Жена зовет — она должна ему что-то сказать.

Эдак не спеша ему об этом сообщают, и также не спеша он отправляется домой; застает жену в столовой, где она торопливо накрывает стол к ужину. Азриэл Пойзнер стоит в дверях, холодно, спокойно смотрит близорукими глазами и ждет, по привычке медленно поглаживая бороду:

— Ну?

— Да ничего. Все в порядке.

А сама подмигивает ему, кивает головой туда, в сторону дальней комнаты, где сейчас Хава с Деслером.

— Она только что вышла, Хава, сказала, надо что-нибудь приготовить: сегодня вечером, говорит, помолвку будем отмечать.

— Вот как?..

Сказал обычным, будничным голосом и стоит, близоруко щурится и рукой медленно проводит по бороде от горла вниз. Но вдруг увидел, что жена расстилает на раздвинутом столе глаженую белую скатерть, привычно взяв ее за углы. И впервые в жизни он помог жене расстелить скатерть. Как нарочно, служанка еще днем приоделась и ушла к родне в старый город. Послали за ней маленького Лейзера.

Азриэл Пойзнер вошел в спальню. Достал из-под кровати субботние туфли, сел и стал задумчиво их разглядывать, но думал он не о них, а о себе, Деслере и предстоящей свадьбе.

«Он богат, Деслер, очень богат… Женится он на Хаве и ни на ком другом. Если они, Азриэл Пойзнер с женой, начнут сейчас усиленно наряжаться, видно будет, что они с окраины, выбились в люди… А были-то никем…»

Когда жена вошла переодеться, он по-прежнему сидел на кровати.

— Думаю, ничего не надо, — буркнул он под нос. — И так сойдет…

— Что? — не поняла жена.

Так и решили — не переодеваться, в чем были, в том и остались.

Войдя в столовую, помогли только что вернувшейся служанке зажечь большую лампу. А у дверей уже стоял служка из ближайшей синагоги, карлик, по будням работающий скорняком. Из-за этого руки у него всегда были черными. Этот проворный карлик уже разнюхал, что предстоит торжество. Быстро учуял, как могильщик покойника. Принес полный список друзей Азриэла Пойзнера. Но Азриэл Пойзнер всех повычеркивал и велел служке позвать только кантора, раввина и одного престарелого родственника, живущего в старом городе. Служка уже было повернулся идти, но Пойзнер окликнул его и спросил, не нужно ли пригласить на трапезу в честь помолвки еще и резника. Он, кажется, был немного не в себе, Азриэл Пойзнер. Надо же, в такой момент он забыл, что резника непременно надо пригласить.

На белоснежной скатерти, между двух ваз с цветами, ярко горят свечи в серебряных подсвечниках, радостно подрагивают огоньки.

А вокруг — серый обыденный вечер после ежегодной ярмарки.

Азриэл Пойзнер, в будничном люстриновом сюртуке, не говорит ни слова, хотя и надо бы обратиться к инженеру Деслеру, сидит во главе стола, будто его насильно там усадили, теребит пуговицу, а когда кто-то вдруг произносит: «Сват!» — ему кажется, что обращаются не к нему, а к кому-то другому, кто гораздо старше, и солиднее, и вообще давно пребывает в ином мире.

Хава Пойзнер тоже осталась в том же батистовом платье, которое было на ней, когда она каталась с Деслером по городу. Она сидела в углу на диванчике, одна, будто все о ней позабыли, с таким равнодушным видом, словно это была уже десятая помолвка в ее жизни, мол, надоело, скорее бы все закончилось.

Деслер, в новом пиджаке и белой рубашке с широким воротником, сидел за столом без шляпы и говорил по-русски, а раввин, резник и кантор слушали и во всем подражали друг другу, как обезьяны. Точно статисты на сцене, в костюмах, взятых напрокат, и с накладными бородами, суетились они, выбирая себе угощение к чаю. Наконец без всякого напоминания пересели за низенький столик, тоже накрытый белой скатертью, и при свете единственной свечи втроем начали составлять договор о помолвке, хотя для этой работы достаточно было бы и одного человека.

За большим столом остался только родственник Пойзнера, седой старик. На нем были новый бархатный картуз и старый атласный кафтан, а лицо, украшенное густой серебряной бородой, выглядело свежим, как после бани. Придвинув к себе подсвечник, он склонился над толстым старинным молитвенником и серьезно, нараспев благословлял Всевышнего за изысканные яства, которые собирался отведать сегодняшним вечером.

Из-за маленького столика позвали:

— Сват!

Азриэлу Пойзнеру пришлось подойти. Он велел вычеркнуть чуть ли не все, что включили в договор, а когда дошли до места, где надо было вписать имя жениха, оказалось, что никто не знает, как зовут его отца. Все знали, что его отец живет в большом городе, что он богатейший торговец кошерным мясом, но никто не знал его имени. Смущенно смотрели, как служка подходит к Деслеру и спрашивает у него, у самого жениха.

Вдруг тихо отворилась дверь, и Хаву Пойзнер позвали из столовой в коридор, а потом дальше, на кухню. Она пробыла там какую-то пару минут, но когда вернулась, ее лицо пылало от гнева, губы дрожали. Мать шла за ней, что-то спрашивала, но Хава была не в состоянии говорить.

«Как нахально и грубо, — сказала она наконец. — Она даже представить себе не могла, что человек способен на такие низкие поступки».

Потом в городе обсуждали: около часу ночи, когда прочитали договор и разбили тарелку, в доме Азриэла Пойзнера сразу стало весело. Пришли с поздравлениями мадам Бромберг, ее новая подруга — жена раввина, еще кто-то из близких. Гуляли всю ночь. Но вроде бы чуть раньше в заднюю дверь постучался какой-то человек, прошел на кухню и спросил у служанки:

— Это правда? У Хавы Пойзнер и Деслера сегодня помолвка?

Никто не хотел назвать имени этого человека, но на другой день после помолвки множество народу прошло мимо двери заведующего Прегера. Им интересно было на него посмотреть — и правда, весь город его ненавидел. Три четверти жителей были его заклятыми врагами.

Однако Прегер был спокоен. Конечно, если бы он допустил, чтобы сбылась хоть половина того, чего ему желали, от него бы и горсти пыли не осталось. К служанке Хайке он тут же совершенно охладел. Перестал встречаться с ней за заезжим домом, и его больше не волновало, что каждый вечер туда зачастил приказчик Йосл. Наоборот, он только желал ей всяческих успехов на этом поприще, этой Хайке.

Сам же он на другой день, как солидный пожилой человек, появился на улице в теплом коричневом пальто. Хотя, может быть, просто потому, что ему не сиделось дома, несмотря на то что погода испортилась, стало ветрено и промозгло, будто лето кончилось и зима не за горами. Весь день Прегер просидел у Бромбергов и очень много говорил. Позже встретил на улице Хаима-Мойше и завел с ним беседу.

«Не кажется ли Хаиму-Мойше, что город всю ночь гулял на каком-то торжестве, а потом спал до полудня? Во всяком случае, у него, Прегера, такое впечатление. Кого ни встретишь, все зевают во всю глотку… Что Хаим-Мойше об этом думает? Этой ночью точно что-то произошло; Хава Пойзнер официально стала невестой Деслера из Берижинца… Финита ля комедия, сегодня ночью ведьма обручилась с чертом».

Прегер так громко расхохотался, так затряс плечами, что пенсне соскользнуло с переносицы, и он поймал его обеими руками.

«Нет, он это говорит неспроста».

Они потихоньку шли вниз по улице, к полукруглой площади.

«Главное, этот Деслер действительно черт, уж больно мало похож на человека, хоть и инженер.

Четыре года назад, когда он сюда приехал и получил долю в торфоразработках, он надел высокие сапоги и две недели ходил по болотам; он и Ян, верный слуга, которого он привез с собой. А в Берижинце поселился не у еврея, а у христианки, вдовы дорожного мастера, и до самой зимы ходил по своей половине в длинном свободном халате и мягких домашних туфлях.