Тело призрака - Владимир Сверкунов

Курков поморщил лоб и старательно произнес:

— "Не ищут того, кто придет сам". Да, так там было написано. А если учесть, что под фразой стояла подпись Ленина, то надо полагать, что кто-то против поисков его тела.

— Не ищут того, кто придет сам, — повторил Сивцов. — Что-то библейское. Кажется, был вавилонский царь, его напугали подобным образом. Светящиеся буквы на стене… Ты, кстати, не заметил луч какого-нибудь проектора, который мог бы показать это "кино"?

— Ничего, — ответил Юрий, — Было ощущение, что Мавзолей сам светится изнутри.

— Знаешь, надо проверить все близлежащие здания, вполне может быть, что "кинобудка" располагалась где-то там, — подумав, сказал начальник следственной группы.

Он не успел конкретизировать задание — в это время в кабинет вошел Корицкий.

— Привет, сыщики! — с ходу бросил он. — Слышали, что вчера творилось на Красной площади?

— Не только слышали, но и видели, — отозвался Анатолий. — Юра там был.

— Ух ты! — восхитился Антон и, обратившись к Куркову, попросил: — Расскажи.

Юрий повторил то, что говорил Сивцову, но более кратко.

— Так может и то, что я накопал про кондиционер, уже не нужно? — поинтересовался Корицкий.

— А что у тебя? — спросил Анатолий.

Антон начал информировать о результатах своего исследования, но не успел закончить: зазвонил внутренний, самый "важный" телефон.

— Ты был прав! — прогремел в трубке голос генерального прокурора.

Сивцов решил выдержать паузу: пусть шеф сам признает свое поражение, хотя Анатолий пока не понимал, о чем идет речь.

— Есть мнение, что дело надо переквалифицировать, — продолжил генеральный. — Ты ведь в самом начале предлагал считать его надругательством над телом умершего? И правильно, так и сделаем.

— Это как-то связано с тем, что митинг прекращен, — осторожно прозондировал почву Анатолий.

— Сам думай! — почти добродушно пробасил шеф. — Одно могу сказать: в ближайшие дни на Красной площади будет залит каток, сегодня оборудование начнут завозить. Пусть люди на коньках пируэты покрутят, это лучше, чем политическая возня. Ладно, давай вернемся к нашим баранам. Держать группу классных следователей ради мелкого хулиганства бессмысленно. У тебя там есть молодой человек, кажется, из Ростова, он в курсе. Так что сдавай все ему, а сам займись серьезными делами. Все, будь! — и он закончил разговор.

Передача документов Корицкому не отняла много времени. Сивцов вручил Антону тонкую папку и несколько пакетиков вещественных доказательств.

— Давай, действуй, — напутствовал он младшего товарища. — Это ведь твое первое самостоятельное дело в нашей "конторе".

Когда они остались с Курковым вдвоем, Анатолий задумчиво сказал:

— Не нравится мне все это. Даже на алкоголь потянуло.

Юрий, настроение которого тоже нельзя было назвать приподнятым, сразу поддержал идею:

— Кстати, и повод есть. Мы же с тобой двадцать лет назад познакомились. Помнишь, я к вам на курс перевелся из Питера, и мы как-то сразу нашли общий язык.

Анатолий оживил в памяти то странное время — пик антиалкогольной компании, когда спиртное купить было практически невозможно. А им с Юрой позарез хотелось выпить.

Оставалось последнее — проверить материну "заначку". У нее часто бывали какие-то настойки на травах для поддержания здоровья.

В тот раз ничего "домашнего" не оказалось, зато обнаружилась мини-батарея "монопольки" из десяти пятидесятиграммовых бутылочек из аптеки, на которых было написано "Настойка стальника", а главным ингредиентом значился этиловый спирт. Ну, чем не чудо-напиток?! Ведь существуют же для поднятия настроения настойки на зубровке, зверобое и даже каком-то горном дубняке!

Стол накрыли царский. Между горами различной закуски стояло аж десять бутылок пусть и несколько меньшего, чем обычно, "формата". Но во времена горбачевского "сухого закона", когда говорили — пиво будем пить, как водку, а водку, как лекарство, — каждый пузырек мог смело соперничать с доперестроечной пол-литрой.

Все же по первой опрокинули с опаской — кто его знает, что это за стальник и на какие органы воздействует? Да и каков на вкус? Но дегустация прошла довольно успешно. Юра даже пошутил, что напиток пахнет родиной. И, правда, аромат нашего стальника навевал запах свежевспаханной земли. Ну а с таким "родным" напитком жизнь стала казаться простой и безмятежной.

За разговорами "уговорили" шесть "мензурок". К тому времени глаза у Куркова стали очень задумчивыми, и Толик, опережая его слова, показал ему, где находится туалет. Там Юра задержался надолго. Поначалу подумалось, что расстройство желудка он подхватил в студенческой столовой, но вскоре Сивцову и самому захотелось проверить надежность работы сантехнического оборудования. Надо отметить, что оно трудилось бесперебойно всю ночь!

В общем, потом стало понятно, что всему виной оказался стальник, в котором Юра даже предложил заменить вторую букву.

А через пару дней Толик дипломатично поинтересовался у матери, для чего применяется столь чудодейственное средство? Оказалось — от геморроя. И так же, как сразу после употребления он дикими словами ругал настойку на "слабительном" растении, так сейчас, по прошествии двадцати лет был склонен считать его волшебным. Ведь за все прошедшее время никакой геморрой его так и не взял.

Улыбнувшись воспоминаниям, он спросил Куркова:

— У тебя геморроя нет?

Юра понимающе усмехнулся:

— Ты про стальник? Да, это была хорошая профилактика. Ну а сейчас геморрой у нас один на двоих: дело, в котором нам так и не дали разобраться.

Часть вторая

Воскресение

1

Покров оправдал свое название, сначала задрапировав землю тонким тюлем, потом накинув сверху снежное покрывало и, наконец, укутав ее толстым белым мехом. Зимние одежды всегда были к лицу российской стороне: они скрывали всю грязь, мусор, рваные раны незарытых канав, ям, котлованов. Да и самим людям снег приносил очищение: казалось, что жизнь каждый год можно начинать с белого листа. Наверное, потому так желанна в России зима.

Снежную чистоту расчертили цепочки людей, тянущихся к храмам на православный праздник. Одна из них соединила ничем не примечательную подмосковную станцию электрички с Воскресенским собором, расположенным на территории монастыря, которому еще в семнадцатом веке дали гордое название — Новый Иерусалим.

Рассказывают, что великий церковный реформатор патриарх Никон был поражен сходством здешнего ландшафта с рельефом иерусалимских окрестностей. Наверное, это стало своего рода прозрение, ведь не ради забавы высший духовный чин решил воспроизвести под Москвой святые для каждого христианина места. На высоком холме, названном Сионом, построили монастырь, реку Истра, изгибающуюся так же, как водная артерия в Палестине, переименовали в Иордан: а ведь именно там Иоанн Предтеча крестил Иисуса Христа. Окрестностям монастыря тоже были даны наименования святых мест: Фавор, Елеон, Вифания, Вифлеем, Назарет, Капернаум.

А сам Воскресенский собор по планировке и размерам внутренних помещений в точности соответствовал Храму Гроба Господня в Иерусалиме, хотя внешне и не походил на него: получился торжественнее и величественнее.

Верил ли Никон в то, что именно сюда снизойдет божья благодать, что это именно тот святой Иерусалим, который, как говорится в "Откровении Иоанна Богослова" нисходит с неба от Бога? И по человеческой ли воле в тридцатые годы — в самый разгар торжества воинствующих атеистов — появилось Истринское водохранилище на том самом месте, где должно быть Галилейское озеро? Вряд ли в планы сталинских покорителей природы входило приближение здешних мест к палестинскому прототипу. А ведь именно они поставили последнюю точку в незавершенном творении патриарха.

Служба в Воскресенском соборе на праздник Покрова Пресвятой Богородицы началась торжественно: ее открыл сам настоятель монастыря архимандрит Андрей — солидный мужчина с окладистой бородой, по центру которой пролегала седая полоса. Храм, куда приезжали издалека, наполнился верующими почти до отказа. Здесь было много москвичей, жителей окрестных сел, уже не носивших библейские названия, но по-прежнему связанных невидимыми нитями с Новым Иерусалимом.

— Днесь благовернии людие светло празднуем, осеняеми Твоим, Богомати, пришествием, — глубоким басистым голосом пропел отец Андрей, — и к Твоему взирающе пречистому образу, умильно глаголем: покрый нас честным Твоим Покровом и избави нас от всякаго зла, молящи Сына Твоего, Христа Бога нашего, спасти души наша.

Он не успел довести фразу до конца, как за его спиной открылись золоченые царские врата и все увидели на алтаре человека, одетого в обыкновенный, правда, довольно старомодный костюм-тройку. Тот стоял в лучах неведомо откуда появившегося света. Его глаза и улыбка в обрамлении бороды и усов излучали знакомую всем с детства доброту и радость, вот почему ни у кого не возникло сомнений относительно личности так чудесно явившегося человека: все безошибочно узнали в нем Ленина.