Мышата (СИ) - Чинцов Вадим Владимирович

— Солнышко, поцелуй моего младшего братишку! — я дотронулся до губ студентки, которая, смущаясь, постаралась убрать лицо в сторону, я же был убедителен.

Не давая Ане отодвинуть свою голову с помощью своих ладоней, я опять дотронулся до ее губ головкой — Поцелуй, милая! Тебе трудно? Видишь, ничего в этом страшного нет. Открой рот! — я надавил на губы и растерянная Аня зажмурилась и расслабила челюсти.

Войдя в ее рот, я попросил — Ты просто прелесть! Постарайся не сжимать зубы, чтобы не поранить моего братишку! Теперь пососи, язычком проведи по нему.

Студентка наконец то избавилась от ненужных мыслей и мой нефритовый стержень постепенно наращивал темп, затем я вынул член из ротика Ани и развернул ее задом. Аня уперлась в стенку руками, а я решил обучить советскую студентку еще одной возможности удовлетворения мужчины, наметившись в ее «шоколадный глаз».

Нина после нашей демонстрации приникла к паху Семена и старательно задвигала головой. Семен показал мне большой палец, я же постепенно вводил хрен все глубже.

Покинули мы оттраханных во все щели студенток часов в одиннадцать, первым делом занявшихся заменой постельного белья — мокрые простыни они спрятали в наволочку. Хорошо удалось поймать авто и мы опоздали на базу всего на полчаса.

Хорошо, что наши «надзиратели» были заняты поглощением коньяка и наше опоздание не осталось незамеченным. Вахтеру мы сунули пачку папирос и тот довольно махнул нам рукой — Валите уже!

Утром на завтраке Сема подсел ко мне и прошептал — Вчера я ненароком подслушал разговор моего тренера и начальника нашей кафедры. Прикинь, сэнсэй не просто проломил голову Хруща ледорубом, но оставил какую-то записку с угрозами нашим небожителям и все это заснял на фото! Каким-то путем он смог опубликовать эти фотки в зарубежных СМИ и теперь голоса захлебываются слюнями, пытаясь прорваться сквозь наши глушилки, чтобы донести до жителей нашей страны пикантные подробности смерти бывшего первого секретаря, по уверениям нашей прессы якобы погибшего от кровоизлияния в мозг. Конечно же кровоизлияние после удара случилось, да вот только причина этого совсем другая, пытаясь сдержать смех, продолжал просвещать меня Сема, а же, охренев, не забывал при этом поглощать свой завтрак.

— Это же скандал на весь мир! — ухмыльнулся я и друг кивнул.

— Все, как ты и предлагал! Учитель проделал все строго по твоему плану, я его еще больше зауважал — как он смог все это проделать на охраняемой гэбистами даче Хруща? Интересно бы посмотреть на него в деле. Я-то считал нас самыми крутыми в этом мире, я теперь я уже и сомневаюсь в этом. Скоро эти новости все же просочатся до людей и я даже не знаю, как власти на это отреагируют. И еще — виновники новочеркасской бойни Кириленко и Полянский вышли из состава Политбюро, как потребовал сэнсэй, остались только двое. Может быть нам удастся их отработать следующим летом?

— Не знаю, я хочу вот на чем заострить внимание — как удалось учителю получить инфу для выполнения своего приговора?

Сема задумался и помотал головой — Ох…еть, значит он смог кого-то привлечь из комитета!

— Все, времени мало, нам еще вещи захватить, скоро автобус подъедет. Вперед, будущий душитель советской интеллигенции!

— Вот еще! Я буду ловить и выводить на чистую воду предателей в наших рядах! Блин, мои уже мне машут! — Сема схватил поднос с грязной посудой и поспешил к окну приема таких же грязных подносов. Я рванул за ним следом, спеша переодеться в парадку.

Толпой спортсмены и их сопровождение, летевшие самолетом в Москву, собрались на заасфальтированной площадке перед въездом в базу, автобусов еще не было, а вот рядом с нами остановились подъехавшие только что две бежевые волги, из которых споро выбрались десяток грузинов, которые вытолкнули вперед того урку, что попер на нас с кастетом. Как и ожидалось, кисть этого урода был в гипсе, второго собрата по гипсу не было, зато рядом с «инвалидом» стоял третий, который первым наехал на нас в ресторане. А последним неспеша выбрался тот самый Чай-Чай, по словам урок бывший вором в законе.

Спортсмены удивленно разглядывали гостей с наколками на руках, почти каждый из них дымил папиросой. Загипсованный указал на нас здоровой рукой и его дружок тоже кивнул в нашу сторону и подошел к молодому законнику, которому на вид было около тридцати. Я и Сема были в парадках милицейской и гэбэшной формы с курсантскими погонами, рядом наши тренера и начальник кафедры гэбэшной школы тоже были одеты в мундиры, были в армейской форме еще несколько спортсменов-армейцев.

Вор внимательно посмотрел на нас с другом и что-то недовольно прокаркал на своем языке. Урки погрузились и уехали в город, оставив после себя окурки на асфальте.

Наше руководство тут же на нас наехало, пытаясь прояснить непонятки с десантом «синих», но мы как оловянные солдатики ни в чем не признавались и стойко отбивались от гнусных инсинуаций. Выручили на подъехавшие автобусы, в которые мы скоро и загрузились.

Мы не знали, что только недавно коронованный Джемал дал совет своим блатным — Один мент, другой и вовсе из комитета, пусть они и курсанты, но их конторы стоят за их спиной. Тем более они чемпионы Союза. Глупо из-за двух сломанных рук, отбитых ливра и яиц получить беспредельный шухер в Тбилиси, в котором помимо ментов примут участие и КаГэБэшники. Земной шарик круглый, еще встретимся с ними где нибудь за углом! А пока забудьте про их существование!

По возращению в Москву я помимо борьбы стал усиленно готовиться к соревнованиям по боксу

Эйтингон вышел из дверей издательства «Международная книга» на Кузнецком мосту в хорошем настроении: по телефону удалось пообщаться с сыном Владимиром, работавшим заведующим лабораторией в Воронежском Государственном Университете. Все у него было хорошо и отсутствие проблем у семьи сына придавало сил бывшему чекисту, впрочем, четыре дочери, из которых Зоя была приемной, так же радовали нынешнего старшего редактора, скучающего впрочем по его старой работе на Лубянке.

Рожденный под Могилёвом в черте оседлости в еврейской семье конторщика бумажной фабрики, Наум закончил коммерческое училище, в семнадцатом году вступил в партию социалистов-революционеров, а затем стал членом партии левых эсеров. Через два года, будучи на курсах кооперации, вступил в ряды РКП(б). С мая двадцатого года стал сотрудником Гомельской ЧК, быстро делая карьеру: меньше чем через год стал помощником заведующего секретно-оперативным отделом с одновременным исполнением обязанностей заведующего.

Примерно тогда же губком РКП(б) утвердил Эйтингона членом коллегии губчека. Во время операции против савинковских бандгрупп Эйтингон был ранен командиром одного из отрядов. В октябре двадцать первого года на заседании Гомельской губернской комиссии по проверке личного состава партии Эйтингон был временно оставлен вне рядов РКП(б) для «дополнительного испытания» со следующими мотивирующими формулировками: буржуазное происхождение, чересчур быстрая чекистская карьера, комиссарские замашки, отсутствие скромности, недостаточно проникся пролетарской психологией и дисциплинированностью. В ноябре губпроверком по чистке партии возвращался к вопросу об Эйтингоне и пересматривал его дело, решив «восстановить в правах члена РКП, принимая во внимание факт ранения при участии в борьбе с бандитизмом, а также предстоящий отъезд в Башкирию».

По окончании в двадцать четвертом году восточного отделения Военной академии РККА, работал в иностранном отделе ОГПУ: на работе в Китае, затем в Турции, был вице-консулом Генерального консульства СССР в Харбине. В тридцатом-тридцать тридцать втором уже помощник Серебрянского в Управлении специальных операций, затем руководитель секции нелегальных операций ИНО ОГПУ. В тридцать шестом-тридцать восьмом — заместитель резидента в Испании Орлова и был известен как «генерал Леонид Александрович Котов», Грозовский, Леонов, Наумов, товарищ Пабло.

Лучше всего Эйтингону удавалась разработка и организация шпионских и диверсионных операций за рубежом, среди которых выделяются: