Арктический клуб любителей карри - Дани Редд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как там на заднем сиденье, ничего? – спросил папа.
Он сидел за рулем. И если не считать неприятных десяти минут, когда мы застряли на напряженном перекрестке, справлялся очень даже неплохо.
– Жарковато.
– Пускай Майя завтра посидит дома. Или можно свозить ее в клуб поплавать, – предложила Ума.
– Поплавать – это отличная идея.
Ума вдруг хлопнула себя по лбу.
– Джон, мы забыли забрать у портного твой костюм. Давай завтра тогда?
– Это нам совершенно не по дороге. Завезу вас домой и съезжу.
Ни я, ни Ума возражать не стали.
Когда двери лифта перед квартирой закрылись, я поняла, что мы с Умой впервые остались наедине. Меж нами еще висела легкая поволока преувеличенной вежливости. К счастью, в Уме, похоже, от рождения не было ни капли неловкости.
– Чем хочешь заняться теперь? – спросила она.
– Сперва принять душ. А потом, может, приготовим какое-нибудь мамино блюдо?
– Хорошо, если ты не очень устала после разъездов. Не хочется тебя переутомлять, особенно учитывая, что ты еще после смены часовых поясов в себя не пришла.
– Выпью чашечку чая – буду как новенькая.
– Тогда договорились.
Я чувствовала, что она от этой идеи не в восторге, но притворилась, что ничего не заметила.
– Давай что-нибудь такое, что я потом могу приготовить на работе? Сытное и не очень острое.
– Алу парати? Роти с картофельной начинкой.
– Звучит заманчиво.
Отмыв с кожи город, я отправилась на поиски Умы. Она готовила чай на кухне – маленькой аккуратной комнатке с белыми шкафчиками и мраморными столешницами. Я нетерпеливо ждала, пока Ума добавляет сахар и молоко, помешивает и процеживает чай. Наконец она протянула мне чашку и начала медленно прихлебывать из своей. И лишь потом вытащила из шкафчика и протянула мне записную книжку в черном кожаном переплете.
Я с бешено бьющимся сердцем открыла ее. На титульном листе было написано: «Рецепты Рену». А снизу накорябаны три паука. Приглядевшись получше, я поняла, что это детский рисунок: три человечка с палочками рук и ног, без туловищ, зато с огромными головами. Мои каляки. Кто-то – скорее всего, я же сама – яростно исчеркал голову среднего паучка. Я за что-то на нее рассердилась? Я перевернула страницу. Бумага под пальцами казалась мягкой, как шелк, так часто эти страницы листали и перечитывали. Рецепт был написан четким угловатым почерком, но, судя по всему, на панджаби. Я вдруг ощутила, как на плечи мне ложится весь груз традиций, которых я толком даже не понимала, точно самозванец, завладевший рукописью на чужом языке. От одного вида этого почерка у меня заныло в груди.
– Я не понимаю, – сказала я, протягивая записную книжку обратно Уме.
– Большинство более поздних рецептов записаны на английском. До знакомства с твоей мамой я никаких пенджабских блюд даже не пробовала. Зато взамен научила ее готовить кое-что из каннадигской кухни. Она и мои рецепты тоже записывала в эту же книжку.
– А кухни разных штатов и правда так сильно отличаются друг от друга?
Ума выразительно закивала:
– Да! В каждой области свои основные излюбленные продукты, ну и разные колонизаторы были разными. Гоа с Карнатакой, например, соседи, но в Гоа много сотен лет правили португальцы, так что там кухня совсем другая. В наши-то дни, благодаря Интернету, можно готовить блюда любой части мира.
– Так здорово, что у тебя есть ее поваренная книжка на память, – почти с завистью протянула я.
Лучше бы мама ее сохранила! Разве такие семейные реликвии не должны переходить от матери к дочери?
– Моему мужу предложили работу в Мадрасе – а я, узнав об этом, так расстроилась, что она отдала мне свою книжку с рецептами на прощание. С тех пор я на них не нарадуюсь.
Я начала невольно смягчаться.
– Должно быть, ты была ей очень дорога.
– Да, думаю, да.
Ума быстро пролистала книжечку и снова протянула ее мне.
– Вот рецепт алу парати.
Он был записан карандашом. Я поднесла книжечку поближе к глазам.
Первая строчка гласила: «Приготовить атта (2:1 или больше, при необх.)».
– Что такое атта?
– Тесто. Из цельнозерновой муки, – пояснила Ума. – Для начала возьми две чашки муки и чашку теплой воды. Скорее всего, для правильной консистенции воды понадобится добавить чуть больше.
– А это как?
– Чтобы липковатое. Но тянущееся.
Вмешивая воду в муку, я представляла себе маму – как она стоит на кухне, совсем как эта, с белыми от муки пальцами. О чем она думала, пока месила тесто? Ускользали ли ее мысли сами собой ко мне и папе? Мечтала ли она о поездках и домах, которые были ей не по карману? Или, что вероятнее всего, в голове у нее воцарялась пустота, а вся она сосредотачивалась лишь на консистенции теста, обретавшего форму под ее руками.
– Кажется, надо чуть больше воды. Подлить? – спросила Ума.
– Да, пожалуйста.
К тому времени, как я закончила с тестом, она уже чистила и резала картошку.
– Варить до второго свистка, – прочитала я. – В скороварке, да?
– Да. Ты умеешь?
Я кивнула:
– На старой работе у нас была.
– Если собираешься у себя там готовить индийские блюда, тебе и там понадобится. Мы ими постоянно пользуемся для всего на свете.
Ума закинула картошку в скороварку, крепко закрыла и включила огонь.
– Ну вот. Пять минут.
У нее зазвонил телефон. Она посмотрела на экран, и все лицо у нее вдруг преобразилось.
– Привет, Джон. Нет, у нас все отлично. Готовим парати… Хорошо, увидимся через двадцать минут, пока.
Она отложила телефон, все еще улыбаясь.
– Наверное, тебе очень странно, что твой папа так внезапно женится.
– Ну, да. Но он уже так давно один. Я правда страшно рада за вас обоих.
– А ты знала, что это он научил меня писать по-английски?
– Нет, не знала. Как мило.
– Да, твой папа очень милый. И смешной. Еще до того, как мы с ним и твоей мамой познакомились, я через стенку слышала, сколько они смеются.
Скороварка выпустила в кухню струю горячего, шипящего пара.
– Теперь надо нарезать лук, – сказала Ума, когда шипение стихло.
Она положила на стол передо мной лук
