Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю - Ольга Разумная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Исключено. Я не поленился, сходил в отдел закупок, мы с этой компанией почти пять лет работаем, и никогда никаких нареканий не было.
— Ага, значит, с этой стороны все чисто… — Лысачев продолжал задумчиво крутить в руках очки в тонкой золотой оправе. — А стерилизаторы? — неожиданно предположил он. — Вполне возможно, из строя вышли стерилизаторы…
— Вряд ли, — безрадостно ответил Борис, — как раз два месяца назад все стерилизационное отделение оснастили новыми автоклавами, немецкими, самыми продвинутыми.
— Два месяца назад, говоришь, — оживился Лысачев, — какое любопытное совпадение… Слушай, а кто поставлял новые автоклавы?
— Понятия не имею, — пожал плечами Нейман, — этими делами у нас Дергач занимается, это его вотчина.
— Кто бы сомневался, — тихо, почти себе под нос пробурчал Анатолий Григорьевич, — где деньги, там и наш многоуважаемый Олег Дмитриевич, он еще со студенческих лет умел устроиться на хлебное место, лучше всех на курсе комсомольские взносы собирал. Эх, была бы моя воля — устроил бы я у вас грандиозную проверку, взял бы смывы с рук, с операционных инструментов…
— Вот и я о том же думаю, — честно признался Нейман. — Вчера уже набрал было номер старой знакомой из районной санэпидстанции, да в последний момент струсил, решил сначала с вами поговорить. Ведь если Дергач пронюхает, что это я на больницу проверку навел, он мне жизни не даст, уволит в тот же день. А вы ведь знаете, что значит для меня работа, особенно теперь…
— Знаю, Боренька, знаю, — профессор встал и дружески положил руку на плечо Бориса, — поэтому мы не будем торопиться с проверкой, а сначала все как следует выясним.
— Значит, я могу на вас рассчитывать, Анатолий Григорьевич?
— Ничего пока не обещаю, но помочь попробую, тем более что у меня уже появилась одна идейка. Но сначала я должен кое с кем поговорить. Ты сейчас куда, домой?
— Нет, хотел еще к Томочке заскочить. Я уже недели три с женой не виделся, то у нее процедуры, то тихий час, то просто нет настроения со мной разговаривать. Так что пойду, попытаю счастья, вдруг повезет.
— К Томочке… — Лысачев как-то странно замялся и, отведя в сторону глаза, проговорил: — Знаешь, Борь, давай лучше в следующий раз. Мы сегодня с тобой и так слишком долго проболтали.
— Да ничего страшного, — Борис поднялся с кресла и направился к выходу, — мне торопиться некуда, дома-то никто не ждет.
— Тебе, может, и некуда, — Анатолий Григорьевич решительно преградил ему дорогу, — а у нас тут строгий распорядок дня. Вот сейчас, — он поднес к глазам свой золотой «Ролекс», — у Тамары начинается занятие с психотерапевтом, и продлится оно не меньше полутора часов. Ты готов все это время сидеть под дверью кабинета?
— Почему бы и нет, — пожал плечами Нейман, — что-что, а кресла у вас очень удобные.
— И потом видеть расстроенное, подавленное лицо Томочки, ее слезы, ее пустой, отсутствующий взгляд? — использовал запретный прием профессор. — Или ты забыл, как тяжело ей даются эти занятия?
— Ничего я не забыл, — угрюмо мотнул головой Нейман, — все помню.
— Раз так, послушайся моего совета — поезжай домой и выспись хорошенько, а то на тебя скоро будет страшно смотреть. — И словно боясь, что Борис передумает, профессор цепко ухватил его под руку.
Попрощавшись с учителем, Нейман вышел за ворота «Дома опеки» и неспешно отправился в обратный путь, но, сделав всего несколько шагов, вдруг остановился и обернулся. В дальнем конце аллеи мелькнул и тут же скрылся в листве ярко-бирюзовый шарф, точь-в-точь такой, какой он привез Тамаре из Парижа. «Странно, — подумал Борис, — неужели Анатолий Григорьевич придумал про Томины занятия у психотерапевта? Нет, быть такого не может, врать не в привычке у Лысачева, да и какой ему смысл мешать моим встречам с женой? Видимо, померещилось, да, наверняка померещилось, две бессонные ночи подряд кого хочешь подкосят». Убеждая себя подобным образом, Нейман еще какое-то время потоптался у закрытых ворот, а потом несолоно хлебавши отправился к машине. Всю дорогу домой Бориса не покидало неприятное ощущение тревоги и беспокойства; бирюзовый шарф, мелькнувший в конце аллеи, совершенно выбил его из колеи, и только звонок Ульяны Караваевой смог отвлечь его от грустных мыслей об оставшейся за воротами санатория жене.
Глава 15. Субботние хлопоты
Как всегда по субботам в отделении гинекологии царили тишина и спокойствие, больные отсиживались в палатах или смотрели телевизор в центральном холле, а сестрички, пользуясь отсутствием начальства, отсыпались после ночного дежурства или болтали в сестринской. Ульяна быстро преодолела коридор, до восьмой палаты оставалось буквально несколько шагов, как вдруг на пустующем посту оглушительной трелью взорвался телефон. «Странно, что никто не бежит снимать трубку, — подумала Уля, замедляя шаг, — обычно Серафима Леонидовна не покидает рабочего места надолго, еще и девчонок молодых гоняет за лень и нерасторопность. Вот что с людьми выходные делают, и куда только Галка смотрит, сегодня же ее дежурство».
Словно в ответ на немой Ульянин вопрос дверь в ординаторскую распахнулась, и оттуда выплыл Никита Владимирович Изюмов собственной персоной. Рядом с ним, улыбаясь и жеманно хихикая, семенила так «любимая» Ульяной Надежда Ласточкина. В одной руке Никита держал тонкую незажженную сигарету, а другой нежно приобнимал молоденькую сестричку за талию. По всему было видно, что пара просто вышла на перекур, и разрывающийся на столе телефон их совершенно не волнует.
— Ники! — окликнула Изюмова Уля. — А ты что здесь делаешь? Сегодня же Галкино дежурство.
— О, Караваева! — Никита легонько подтолкнул Наденьку в сторону поста, а сам шагнул к Ульяне. — А я тут, между прочим, подругу твою подменяю, работаю, можно сказать, в поте лица в свой законный выходной.
— Вижу я, как ты работаешь, — кивнув на соизволившую взять трубку медсестру, хмыкнула Уля. — Как бы не надорвался на такой работе!
— Не будь ханжой, Караваева, — миролюбиво пробасил Изюмов, — ничто, как говорится, человеческое нам не чуждо. Слушай, а ты-то здесь почему в такое время? Неужели молодой красивой женщине не с кем скоротать субботний вечерок? — При этих словах Никита вдруг приосанился и, широко раскинув руки, словно для объятий, зычно пропел: — Подруга, ты свистни — тебя не заставлю я ждать!
— Трепло ты, Никита, и слух у тебя никудышный. — С трудом сдерживая улыбку, Ульяна оттолкнула от себя коллегу-балагура. — Иди лучше к своей Ласточкиной, вон она как на нас глазами зыркает, ревнует, поди. А я Серафиму Леонидовну поищу, мне с ней поговорить надо.
— Так нет Серафимы, она часа два как сменилась, — уже совершенно другим, серьезным тоном проговорил Изюмов, — у нее что-то с внуком приключилось, вроде упал пацан с качелей и головой ударился. Вот она Надьку вместо себя и вызвала.
— Ясно. — Ульяна, развернувшись на каблуках, направилась к столу, за которым скучала Ласточкина. — Надь, а Серафима Леонидовна ничего на словах не передавала?
— Нет, — подумав пару секунд, замотала головой Надежда, — правда, она так торопилась, так торопилась, что даже ящик с наркотическими средствами в сейф не убрала, а бланки заказа по всему столу рассыпала. Я ее в таком состоянии никогда раньше не видела.
— Немудрено, она своего Женьку больше жизни любит. — Ульяна задумчиво побарабанила пальцами по столу. — А дай-ка мне, Надя, карту Троепольской, поглядим, что Серафима Леонидовна успела отметить.
Получив в руки Лерину медицинскую карту, Караваева открыла лист назначений и удовлетворенно хмыкнула: напротив графы «дексаметазон» стоял жирный крест, да и температурный лист выглядел весьма неплохо, жаль только последнее измерение было сделано в два часа дня.
— Слушай, Уль, а что с твоей Троепольской? — Ульяна и не заметила, как все это время Изюмов стоял у нее за спиной и изучал Лерину карту. — И с какой стати ты прописала ей лошадиную дозу декса? Ты вообще в своем уме?
— Я-то в своем, а вот с какой стати ты суешь нос в чужие карты? Занимайся лучше своими пациентами, а с Троепольской я как-нибудь без тебя разберусь, — и, схватив со стола градусник, Ульяна, не оглядываясь, направилась в восьмую палату.
Лера бледная, но живая и на вид вполне здоровая встретила Улю слабой улыбкой.
— Простите, Ульяна Михайловна, — пролепетала она, — это девочки напрасный шум подняли, а у меня уже все в порядке, честное слово — в порядке! Просто вдруг голова закружилась и в глазах резко потемнело, вот Варя и забила тревогу!
— А что мне оставалась делать, Ульяна Михайловна! — тут же принялась оправдываться Варька. — Она лежит вся белая, не шевелится и даже не дышит! А на тумбочке пустая коробка от печенья! Вот я грешным делом и подумала о самом страшном! Но слава богу, на этот раз все обошлось! Правда… — Варвара подошла к Ульяне почти вплотную и горячо зашептала на ухо: — Вы простите, что испортила вам субботний вечер, Ульяна Михайловна, но мне кажется, время не терпит, у Леры надо срочно взять анализы, а крошки от печенья немедленно отправить на токсикологическую экспертизу. Вы понимаете, к чему я клоню? — и Варька заговорщицки подмигнула лечащему врачу.