Лавандовые тайны (СИ) - Хаан Ашира

Он опускает руки, поворачивается, и Тимира видит улыбку на его лице. Широкую радостную улыбку. Что-то глубоко внутри нее обрывается от облегчения так резко, что она чуть не падает в обморок. Приходится облокотиться на стену и только смотреть, как со скрипом открываются ворота, из которых выбегают люди, спешащие встретить своего командира. И как украдкой Иржи вытирает пот со лба. И как он пошатывается, наступая на левую ногу — сердце екает.

И как за спиной его начинает дрожать воздух.

У Тимиры перехватывает горло, так что она не может издать ни звука. Только смотреть, как дрожь воздуха сворачивается в воронку и начинает наливаться белым светом.

Откуда?!

Откуда у этой твари опять сила?

Иржи не видит, что происходит за его спиной, а когда неладное замечают люди в крепости — уже слишком поздно. Крик взвивается в алые закатные небеса над пустыней одновременно с тем, как из вихря появляется пасть песчаного монстра.

Земляные маги вскидывают руки, начиная заклинание, что-то кричит командир расчета баллисты, визжит Петра — так, что закладывает уши… Но никто не успевает ничего сделать.

Иржи поворачивается к пасти, лицо его искажает ужас.

А Тимира чувствует, как стекшее свинцом в ноги холодное облегчение вдруг выстреливает вверх по позвоночнику плотной ледяной волной. И забирая с собой, выдирая из ее тела все внутренности, эта волна мчится вперед и обрушивается гигантским цунами на дракона.

Последнее, что Тимира видит перед тем, как пустота и темнота утягивают ее в себя — как захлебывается песчаный монстр зеленоватой, цвета бутылочного стекла водой.

А вот Иржи она уже не видит.

Только темноту.

Глава 20

Тимира открывает глаза в темноту.

В густую, пахнущую свежевыстиранным бельем и лавандой темноту.

А не песком и кровью.

В тишину, уютную и спокойную — а не звенящую предсмертным напряжением.

Она лежит на мягкой постели, укрытая почти невесомым одеялом, но в комнате нет ни единого проблеска света. Поэтому приходится привстать, ощупывая кровать, деревянное изголовье, прикроватный столик и наконец — свечу на нем.

Привычное усилие, простое, но эффективное заклинание, которому когда-то научил ее Иржи — и свеча загорается, освещая маленькую незнакомую комнату. Это не их с Тойво покои, это совсем крошечная каморка, вмещающая лишь узкую койку, застеленную хрустящим бельем, стол со свечой и кувшином для воды и ставни из темного дерева, закрывающие окно.

Иржи!

Ужас накатывает так стремительно, что Тимира подскакивает с кровати и бросается к двери, забыв о свече. Только распахнув ее в такую же непроглядную темноту, что окутывала ее минуту назад, она приходит в себя и останавливается на пороге, тяжело дыша. Огонек свечи колеблется от слабого сквозняка и вокруг по-прежнему царит густая тяжелая тишина, свойственная самым темным ночным часам.

— Эй! Кто-нибудь… — зовет Тимира осипшим голосом. Темные коридоры пусты и темны — никого нет, никто не приходит.

Она осторожно трогает босой ступней холодный камень пола и отскакивает.

Чем закончился бой?

Выжил ли Иржи?

А песчаный монстр?

Что происходит? Где она? Кто переодел ее в длинную ночную рубашку и уложил в чужую постель?

Тимира делает шаг назад, берет в ладони тяжелый медный подсвечник и, поколебавшись несколько очень коротких мгновений, выходит в коридор.

Свеча потрескивает, пламя мечется по стенам, рождая тени чудовищ, но слабый ток воздуха ведет за собой.

Тимира не узнает коридоры — она сюда не забредала во время своей импровизированной экскурсии, но это определенно коридоры крепости. Холодные, темные, почти лишенные каких-либо украшений. Должно быть, это хозяйственная, а не парадная часть.

Время от времени по левую руку встречаются темные двери — но все они заперты, а Тимира не решается постучать. Она лишь следует за сквозняком, который становится все сильнее, пока наконец не задувает свечу у нее в руках. Можно остановиться и зажечь ее снова, но впереди уже видно распахнутую дверь и мертвенно-голубоватый свет за ней. Поэтому Тимира ускоряет шаг — и выскакивает на улицу, прямо под звездное небо и царящую над двором крепости луну.

Полночный ветер сразу пользуется случаем, чтобы растрепать ее волосы, собранные в нетугую косу, и унести куда-то ввысь короткую шелковую ленту, которой они были подвязаны.

Тимира следит за ней взглядом — и замечает головы двух дозорных, стоящих на стене.

Всего двух. Больше никого во всем дворе нет.

И, насколько видно в свете луны, все в порядке — стена не разрушена, двор не сожжен, а совершенно целые ворота заперты на громадный засов, как всегда по ночам.

Спазм, стиснувший ее сердце, чуть ослабляет хватку, но горло все еще саднит от невыпущенного на волю крика.

«Иржи!»

Подхватив край ночной рубашки, Тимира взбегает по узкой лестнице на стену. Дозорные поворачиваются, гремя оружием, но убеждаются, что это всего лишь взбалмошная жена советника — и больше не обращают на нее внимания.

На краю стены ветер, дующий из пустыни, становится сильнее, он рвет волосы, швыряет их в глаза, и Тимира отводит их, вглядываясь в равнину перед воротами крепости.

Холодная луна расплескивает свой свет над вылизанными ветром барханами, один из которых венчает остов песчаного дракона с натянутой на торчащие кости шкурой. Как ни всматривайся — непонятно, что с ним случилось. Но он мертв, безнадежно мертв.

Страх и облегчение мешаются в сердце Тимиры так неразделимо, что она даже не понимает, от чего выступают слезы на глазах — от горя или от облегчения.

Дракон мертв.

Но что с Иржи?

Последнее, что она видела — неотвратимую атаку дракона, неизбежную, страшную, после которой невозможно выжить. Разве что чудом.

Ей хочется молиться о чудесах.

Просить у этой безжалостной пустыни перед ней, у небес, глядящих вниз тысячью холодных глаз, у судьбы, у рока — только бы Иржи был жив.

Она отдала бы за это все, что имеет. Вообще все.

— Пожалуйста… — шепчет она влажными от слез губами. — Пожалуйста…

Ветер срывает слова и уносит их в пески, и остается только надеяться, что их услышит та сила, что способна изменить реальность.

Ветер возвращается — с пустыми руками и холоднее прежнего, так что становится зябко даже в извечной духоте юга. Тимира ежится, но не решается спустится со стены, найти людей и — узнать.

Ее плеч касается что-то мягкое и восхитительно теплое.

На мгновение Тимира даже прикрывает глаза — настолько становится хорошо, но тут же распахивает их, разворачиваясь к тому, кто укутывает ее в теплый плащ.

Острый луч лунного света иглой вонзается в глаза, отражаясь от переливчатого камня в серьге. Россыпь звезд хохочет, играя отблесками на серебре и стали амулетов.

Темные глаза вынимают душу, встряхивают ее и вкладывают обратно — обновленной.

— Иржи… — шепчет Тимира. — Иржи…

И хорошо, что голос ее срывается, и она не может сказать то, что сказать хочется. Очень хорошо. Потому что вот-вот — и минутное затмение, когда ей хочется броситься ему на шею и разрыдаться — пройдет. Но пока не прошло, Тимира жадно разглядывает его лицо с темными кругами под глазами, заметными даже ночью, с заострившимися скулами. Он жив и — она обводит его взглядом целиком — на вид не ранен.

Если только он не призрак…

Но руки, которые поправляют плащ на ее плечах — крепкие и горячие, таких у призраков не бывает.

— Что вы тут делаете, госпожа советница? — тихим, очень спокойным голосом спрашивает Иржи. — Вы должны смирно спать под воздействием снотворных отваров в госпитале и дожидаться вердикта генерала Тотха на тему ваших магических сил.

— Я проснулась… — одними губами произносит Тимира. Так тихо, что он не должен услышать, но почему-то слышит. — Никого не нашла и…