Дорогой папочка! Ф. И. Шаляпин и его дети - Юрий А. Пономаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руководил школой учитель Степанов Григорий Николаевич, которому отец подарил портрет. Его мне показала дочь Степанова, когда я посетила Александровку в 1952 году.
Надпись гласила:
«Милый Григорий Николаевич, будем счастливы надеждой, что наша дорогая Родина будет радостно петь гимн солнышку и дорогой свободе.
Ф. И. Шаляпин
11/IV 1917 года».
Одно время Степанов за «вольнодумство» был арестован, а затем отстранен от работы. Умер он в Александровке. Крестьяне, очень уважавшие учителя, поставили ему памятник-обелиск напротив здания школы имени Шаляпина.
Эта школа существует и по сей день.
Портрет Шаляпина, подаренный им школьникам с надписью: «Милым ребятишкам Шаляпинской школы. Да здравствует солнце. Да скроется тьма» в настоящее время находится в Краеведческом музее города Горького.
Вероятно, мало кто знает, что Народный Дом в Нижнем Новгороде (ныне оперный театр имени Пушкина) достраивался на средства Фёдора Ивановича. Давал он через А. М. Горького и деньги на революционные цели.
Очень многим людям Шаляпин помогал. Некоторые же его старые товарищи, с которыми отец работал в свои первые сезоны в Уфе и Баку, – Пеняев и Грибков – часто жили в нашем доме. Будучи уже стариком, Пеняев жил у нас и ведал библиотекой отца.
Отец всегда боялся бедности – слишком много видел он нищеты и горя в свои детские и юношеские годы. Он часто с горечью говорил: «У меня мать умерла от голода…»
Грозной тенью перед ним всегда стояло прошлое, полное лишений, унижения и страданий. Он постоянно ощущал тревогу за будущее, за старость, за судьбу своих детей – сколько он видел тягостных примеров печальной участи многих людей в старой России, умиравших забытыми и заброшенными. Мысль, что и он может оказаться в таком положении, преследовала его.
– Вот состарюсь, потеряю голос и никому не буду нужен, и опять, как в юности, придется унижаться… – говорил он мне.
Зная гордую и независимую натуру отца, я понимаю, что он этого не пережил бы. Вот почему он стремился «ковать железо, пока горячо». А многие принимали это за алчность, за стремление к наживе, создавая легенды о шаляпинских богатствах.
Да, у отца, конечно, были деньги, заработанные великим трудом. Но он и умел их тратить – широко, на помощь людям, на общественные нужды.
Характерно, что после смерти Фёдора Ивановича никаких пресловутых «шаляпинских миллионов» не оказалось…
Демон
Партия Демона написана для баритона, и Шаляпину пришлось долго работать над ней. Влюбленный в образ Демона, Фёдор Иванович решил воплотить его на сцене, и, как всегда, когда он создавал новую роль, он обратился к своим друзьям-художникам. Фёдор Иванович просил А. Я. Головина сделать ему подходящий эскиз костюма. Здесь Фёдор Иванович проявил и свою инициативу: «падший ангел» – вот что легло в основу его образа, его костюма.
Золотой панцирь, перевитые ремнями ноги в сандалиях напоминали иконописного архангела. Поверх костюма на плечи был накинут весь изодранный в лохмотья черный шифоновый флёр, из-под которого почти по земле волочились куски белого и красного газа; издали они казались разорванными крыльями в огненных языках пламени.
Когда Демон двигался, легкое черное облако окружало его и становилось фоном для его статного тела и мужественного лица, обрамленного иссиня-черными кудрями. Гордый профиль, глубоко запавшие горящие глаза выражали страстную любовь и бесконечную муку…
В прологе, пригвожденный к скале, он казался вросшим в нее, окаменевшим.
Если внешний облик Демона подсказал Шаляпину Врубель, то внутреннюю силу и мощь он взял у Лермонтова.
Лучшим моментом в спектакле была сцена у врат обители. Исполнение Шаляпиным этой сцены вызывало такой бурный восторг у зрителей, что на «бис» она повторялась полностью.
Глубоко, властно и сильно произносил Демон: «Здесь я владею…» – и вдруг неожиданно мягко, с глубокой тоской и болью: «…Я люблю».
С какой сокрушающей силой звучали слова: «И я войду!!» И с каким стоном радости и торжества, как вихрь, исчезал он в дверях обители: «Она моя!»
Врываясь в келью Тамары, Демон останавливался, как изваяние. Горели его глаза на бледном от страсти лице, и Тамара в смятении отступала:
«Кто ты??!»
И вдруг тихо, таинственно, умоляюще начинал он петь:
«Я тот, которому внимала ты в полуночной тишине…»
И вот, наконец, клятва. Стихийной мощью звучала она:
«Клянусь… клянусь…»
Незабываемое впечатление производила фраза:
«Земное первое мученье и слезы первые мои…»
Да, это были впервые пролитые жгучие «человеческие» слезы…
Можно смело сказать, что «Демон» – одно из гениальнейших творений Шаляпина.
Борис Годунов
Самыми трудными днями для нашей семьи были дни концертов и спектаклей отца. В такие дни он очень нервничал, тут уже надо было стараться не попадаться ему на глаза. Нам, ребятам, в эти минуты иной раз доставалось ни за что ни про что. Но мы не обижались, зная, что причиной этого – сильное нервное возбуждение отца перед спектаклем.
Так было и в тот день, о котором я пишу. С самого утра он, «попробовав» голос, решил, что он не звучит; дальше пошли жалобы на «судьбу», на то, что никто его не понимает, не сочувствует, что публика ни за что не поверит его недомоганию: «Даже если бы я умер, все равно не поверили, сказали бы – кривляется».
Своему секретарю и другу Исаю Дворищину отец заявил, что петь не может – болен, и просил его немедленно позвонить в Большой театр и отменить спектакль «Борис Годунов». Исай в ужасе вышел из его спальни.
Увидев его в коридоре расстроенного, я спросила:
– Что случилось?
– Отказывается петь Бориса. Что же это будет?
– Исай Григорьевич, умоляю вас, воздействуйте на папу, вам это иногда удается лучше, чем кому-либо.
– Нет, сегодня ничего не помогает, никакие мои «номера» не проходят, сердится, нервничает… Удеру-ка я в Большой театр, но отменять ничего не буду, подождем до вечера.
И Исай – удрал!
Мрачно побродив по комнатам, подразнив Бульку и сыграв несколько партий на бильярде, отец успокоился и часа за два до спектакля подошел