Жили-были солдаты - Яков Длуголенский

— Кто тебе этот дядька? — с удивлением спрашивали солдаты. — Родственник?

— Дальний, — отвечал Карымшаков. — Иллюзионист из нашего сельского цирка.

— Выходит, и газировка у него не настоящая, и зонты, и ящик для сапог?

— Это всё настоящее. У иллюзионистов всё настоящее, — успокаивал Карымшаков.

Фактов, как видим, скопилось более чем достаточно, и капитан Насибулин решил по душам поговорить с подчинённым.

Однако рядовой Карымшаков опередил его. Он пришёл сам, тихий и взволнованный, и сказал:

— Товарищ капитан, разрешите обратиться по личному вопросу?.. Не могли бы вы устроить мне экзамен по сольфеджио?.. — В руке рядовой Карымшаков держал маленькую тыквочку. — А то без этого он никак не уезжает.

После столь удивительной просьбы капитан Насибулин, естественно, не мог не спросить: кто не уезжает, куда не уезжает и почему?

Пришлось рядовому Карымшакову объяснить всё.

— Как вы знаете, товарищ капитан, родом я с предгорий Копетдага. У нас там есть и горы, и оазисы, и пустыни. Земля древняя, удивительная и во многом ещё загадочная. До сих пор считалось: родина джиннов — Аравия. Однако профессор Семёнов, с которым я до армии вёл археологические раскопки и который обучил меня игре на нескольких музыкальных инструментах, но, к сожалению, не успел обучить нотной грамоте, утверждал, что родина джиннов — Копетдаг. Я этому не верил. Теперь верю.

Месяц назад я получил из дома посылку: урюк там, кишмиш, вяленая дыня и так далее. И ещё маленькая тыквочка. К тыквочке была приложена записка. От мамы. «Дорогой мой и ненаглядный Рахим…» В общем, сами знаете, как они все пишут.

— Знаю, — сказал капитан.

— «Абрикосы и виноград в этом году хорошо уродились, хлопок и того лучше. Кланяются тебе отец, сёстры твои Фатима и Гюльсары и твой младшенький братик Пулат». Тот ещё фрукт, товарищ капитан, я вам доложу. «Будешь есть кишмиш и урюк — обязательно поделись с товарищами…» Просто смешно, товарищ капитан. Как это она себе представляет? Я залезу с головой под одеяло и стану тайком от всех есть кишмиш?.. А дальше в записке вот что: «Ещё посылаю тебе эту маленькую тыквочку. Открой её, когда будешь один». Слово «один» три раза подчёркнуто синим карандашом. Мама у меня бухгалтер. Товарищ капитан! Хотя маму свою я иногда критикую, но всё равно люблю.

— Понимаю, — сказал капитан.

— А если критикую Пулатика… В общем, с него всё и началось.

Сидел он однажды, выдалбливал тыквочку и вдруг говорит:

— Думаю, нашего Рахима уже наградили.

Папа читал газету. Мама пекла лепёшки. Сёстры Фатима и Гюльсары собирались на танцы.

— Чем наградили? — не сразу понял отец.

— Орденом. Сначала ранили, а потом наградили. — Но, увидев, что сказанул что-то не так, поправился: — Ну… может, сначала наградили, потом ранили.

Видно, мысль о ранении прочно засела ему в голову.

Мама, конечно, в слёзы. Сёстры тоже. Папа взялся за ремень:

— Думай, что говоришь!

Однако дело своё Пулатик сделал.

Мама заявила, что вот только допечёт лепёшки и уезжает ко мне. Сёстры заявили, что тоже. Пулатик сказал, что папа всё время дерётся и потому он тоже с ним не останется, и пошёл укладывать свои вещи: бронетранспортёр, тыквочку, резинового ишака, велосипед.

Представляете, товарищ капитан, картину: мама с лепёшками и прочей снедью, сёстры с сухофруктами, братик Пулат с бронетранспортёром, ишаком и велосипедом появляются в расположении нашей части?

Конечно, отец быстро восстановил порядок.

Но не надолго.

Неделю спустя отец работал в саду и откопал под старым абрикосовым деревом кувшин. Отец принёс кувшин в дом и сказал:

— Посмотри, мать, что я нашёл!

Был воскресный день. Мама, как всегда, пекла лепёшки. Фатима и Гюльсары, как всегда, собирались на танцы. Братик Пулат корпел над тыквой. Но, увидев кувшин, не выдержал, подошёл к столу, вытащил из кувшина затычку и…

Сёстры Фатима и Гюльсары сказали:

— Ай!

Мама и папа, взявшись за руки, хором сказали:

— Такого быть не может!

Братик Пулат ничего не сказал, поскольку говорящей своей половиной уже уполз в сервант.

Понимаете, товарищ капитан, получив тыквочку, я, конечно, её открыл, заглянул из любопытства… Историю на почте помните?

— Помню.

— И другие истории?…

— Тоже помню.

— Тоже всё тыквочка. Поэтому я и пытался отправить её обратно. А вместе с ней того, кто там сидит.

С этими словами рядовой Карымшаков поставил тыквочку на стол и вынул из неё затычку.

Много раз говорил капитан Насибулин своим подчинённым, что общефизическая подготовка нужна не только десантникам — музыкантам тоже нужна.

«Ни фуги Баха, ни мазурки Шопена, ни Первый концерт для рояля с оркестром Петра Ильича Чайковского не заменят вам сильные ноги, тренированное дыхание и мощный брюшной пресс. У военного музыканта должна быть крепкая рука».

В молодости капитан Насибулин поднимал пудовые гири. Теперь перешёл на двухпудовые.

Однако при виде того, кто появился из тыквочки, сбилось и тренированное дыхание, и брюшной пресс стал не таким твёрдым, и дрогнула прежде крепкая музыкантская рука.

Не могу сказать, что появившийся был каким-то чудищем. Вид он имел вполне приличный. И хотя ростом явно не вышел, всей, что ли, осанкой своей, благородной, что ли, манерой поведения и весьма почтенным возрастом производил неизгладимое впечатление даже на людей военных — и это несмотря на то что носил заурядную тюбетейку и на случай маскировки надел рыболовные сапоги.

Да, да, из тыквочки, озираясь и потягиваясь, вылез уже знакомый нам гражданин в тюбетейке. С невыразимой грустью посмотрел он на рядового Карымшакова, а затем с надеждой на товарища капитана.

— Знакомьтесь, товарищ капитан, — вздохнул Карымшаков. — Джинн Абдыкасым.

Тут многие могут удивиться и спросить: как же джинн Абдыкасым оказался в тыквочке, если находился до этого в кувшине? Неужели снова не обошлось без Пулата? Отвечу: не обошлось.

Когда затычка была вытащена, все, в том числе джинн, оказались в довольно трудном положении.

С одной стороны, вековые традиции: все джинны должны работать. С другой — никто не знал, чем джинна занять.

От предложения вывести колхоз в число лучших папа, председатель колхоза, наотрез отказался.

— Шефы помогают, пионеры помогают… Теперь ещё джинны помогать будут?.. Сами справимся!

В бухгалтерском учёте Абдыкасым не понимал, домашним хозяйством отродясь не занимался. Поэтому и маме ничем особенно помочь не мог. Ну, если только там принести воды.

Сёстры Фатима и Гюльсары водили мощный хлопкоуборочный комбайн, поэтому доверить столь сложную технику джинну также не могли.

Дело нашёл Пулат. Он подошёл к джинну и сказал:

— Дедушка! Будешь носить за мной в школу портфель. И чтоб без опозданий!

Просто поразительно: баев и князей в роду Карымшаковых не было, откуда же у Пулата появились столь дремучие феодальные замашки?..

Так бы и носил джинн за ним портфель, если б не дознался про то отец и не оттаскал беднягу Пулата за уши.

Во второй раз джинн остался без дела. Но ведь не мог же он жить нахлебником в трудовой семье Карымшаковых! Дал он слово не устраивать никаких джиннских штучек и оформился сторожем на колхозную бахчу. Целые дни сидел теперь с двуствольным ружьём, заряженным солью, и подкарауливал несуществующих лихих разбойников…

И тут снова выручил Пулат.

Завершил он последние отделочные работы на своей тыквочке и говорит:

— Думаю, нашего Рахима опять наградили. Теперь у него уже два ордена.

Папы дома не было. Сестёр тоже. Поэтому плакала одна мама.

Слушал, слушал Абдыкасым (у него был выходной день на бахче) и говорит:

— Пошлите меня к вашему Рахиму. Уж я точно узнаю, наградили его или не наградили. А для экономии места можете отправить прямо в посылке — вместе с урюком и кишмишем. Я тут приглядел одну маленькую и удобную тыквочку…

Отдавая должное Абдыкасыму, не забудем отметить и благородный поступок Пулата: ничего не потребовав взамен, он отдал свою тыквочку.

Так джинн Абдыкасым, взяв на бахче отпуск, прибыл с помощью современных средств связи в парашютно-десантный полк и оказался у Рахима Карымшакова.

Первое время, как мы помним, между Рахимом и джинном Абдыкасымом возникали различные конфликты. Но чем больше джинн присматривался к солдатской службе, чем больше убеждался, что его подопечный не хуже других с этой службой справляется, тем больше менялись его взгляды и на некоторые частные вопросы: он вдруг понял, что добрые дела нельзя дозировать, как газированную воду, — давать одним и обделять других.

Думается, не последнюю роль тут сыграл и личный пример подопечного — рядового Карымшакова.