Открытие себя (сборник) - Владимир Савченко

Здесь было то же самое. Смысл научного решения в том, чтобы из массы свойств и эффектов в веществе, в природе, в системе, в чем угодно выделить нужное, а прочее подавить. Здесь это не удалось. Машина не научилась понимать мою информацию… Я направился в лабораторию, чтобы выключить напряжение.

И в коридоре мне на глаза попался бак – великолепный сосуд из прозрачного тефлона размерами 2 × 1,5 × 1,2 метра; я его приобрел тогда же, в декабре, с целью употребить тефлон для всяких поделок, да не понадобилось. Этот бак навел меня на последнюю и совершенно уж дикую мысль. Я выставил в коридор все печатающие автоматы, на их место установил бак, свел в него провода от машины, концы труб, отростки шлангов, вылил и высыпал остатки реактивов, залил водой поднявшуюся вонь и обратился к машине с такой речью:

– Хватит чисел! Мир нельзя выразить в двоичных числах, понятно? А даже если и можно, какой от этого толк? Попробуй-ка по-другому: в образах, в чем-то вещественном… черт бы тебя побрал!

Запер лабораторию и ушел с твердым намерением отдохнуть, прийти в себя. Да и то сказать: последнюю неделю я просто не мог спать по ночам.

…Это были хорошие десять дней – спокойные и благоустроенные. Я высыпался, делал зарядку, принимал душ. Мы с Ленкой ездили на мотоцикле за город, ходили в кино, бродили по улицам, целовались. „Ну, как там наши твердые схемы? – спрашивала она. – Не размякли еще?“ Я отвечал что-нибудь ей в тон и переводил разговор на иные предметы. „Мне нет дела ни до каких схем, машин, опытов! – напоминал я себе. – Не хочу, чтобы однажды меня увезли из лаборатории очень веселого и в рубашке не по росту с длинными рукавами!“

Но внутри у меня что-то щемило. Бросил, убежал – а что там сейчас делается? И что же это было? (Я уже думал об эксперименте в прошедшем времени: было…) Похоже, что с помощью произвольной информации я возбудил в комплексе какой-то процесс синтеза. Но что за синтез такой дурной? И синтез чего?»

Глава третья

Официант обернул бутылку полотенцем и откупорил ее. Зал наполнился ревом и дымом, из него под потолком вырисовались небритые щеки и зеленая чалма.

– Что это?!

– Это… это джинн!

– Но ведь я заказывал шампанское! Принесите жалобную книгу.

«…Человек шел навстречу мне по асфальтовой дорожке. За ним зеленели деревья, белели колонны старого институтского корпуса. В парке все было обыкновенно. Я направлялся в бухгалтерию за авансом. Человек шагал чуть враскачку, махал руками и не то чтобы прихрамывал, а просто ставил правую ногу осторожней, чем левую; последнее мне особенно бросилось в глаза. Ветер хлопал полами его плаща, трепал рыжую шевелюру.

Мысль первая: где я видел этого типа? По мере того как мы сближались, я различал покатый лоб с залысинами и крутыми надбровными дугами, плоские щеки в рыжей недельной щетине, толстый нос, высокомерно поджатые губы, скучливо сощуренные веки… Нет, мы определенно виделись, эту заносчивую физиономию невозможно забыть. А челюсть – бог мой! – такую только по праздникам надевать.

Мысль вторая: поздороваться или безразлично пройти мимо? И в этот миг вся окрестность перестала для меня существовать. Я споткнулся на ровном асфальте и стал. Навстречу мне шел я сам.

Мысль третья (обреченная): „Ну вот…“

Человек остановился напротив.

– Привет!

– Ппривет… – Из мгновенно возникшего в голове хаоса выскочила спасительная догадка. – Вы что, из киностудии?

– Из киностудии?! Узнаю свою самонадеянность! – Губы двойника растянулись в улыбке. – Нет, Валек, фильм о нас студии еще не планируют. Хотя теперь… кто знает!

– Послушайте, я вам не Валек, а Валентин Васильевич Кривошеин! Всякий нахал!..

Встречный улыбнулся, явно наслаждаясь моей злостью. Чувствовалось, что он более готов к встрече и упивается выигрышностью своего положения.

– И… извольте объяснить: кто вы, откуда взялись на территории института, на какой предмет загримировались и вырядились под меня?!

– Изволю, – сказал он. – Валентин Васильевич Кривошеин, завлабораторией новых систем. Вот мой пропуск, если угодно. – И он действительно показал мой затасканный пропуск. – А взялся я, понятное дело, из лаборатории.

– Ах, даже так? – В подобной ситуации главное – не утратить чувство юмора. – Очень приятно познакомиться. Валентин, значит, Васильевич? Из лаборатории? Так-так… ага… м-да.

И тут я поймал себя на том, что верю ему. Не из-за пропуска, конечно, у нас на пропуске и вахтера не проведешь. То ли я некстати сообразил, что рубец над бровью и коричневая родинка на щеке, которые я в зеркале вижу слева, на самом деле должны быть именно на правой стороне лица. То ли в самой повадке собеседника было нечто исключавшее мысль о розыгрыше… Мне стало страшно: неужели я свихнулся на опытах и столкнулся со своей раздвоившейся личностью? „Хоть бы никто не увидел… Интересно, если смотреть со стороны – я один или нас двое?“

– Значит, из лаборатории? – Я попытался подловить его. – А почему же вы идете от старого корпуса?

– Заходил в бухгалтерию, ведь сегодня двадцать второе. – Он вытащил из кармана пачку пятирублевок, отсчитал часть. – Получи свою долю.

Я машинально взял деньги, пересчитал. Спохватился:

– А почему только половина?

– О господи! – Двойник выразительно вздохнул. – Нас же теперь двое!

(Этот подчеркнутый выразительный вздох… никогда не стану так вздыхать. Оказывается, вздохом можно унизить. А его дикция – если можно так сказать о всяком отсутствии дикции! – неужели я тоже так сплевываю слова с губ?)

„Я взял у него деньги – значит он существует, – соображал я. – Или и это обман чувств? Черт побери, я исследователь, и чихать я хотел на чувства, пока не пойму, в чем дело!“

– Значит, вы настаиваете, что… взялись из запертой и опечатанной лаборатории?

– Угу, – кивнул он. – Именно из лаборатории. Из бака.

– Даже из бака, скажите пожал… Как из бака?!

– Так, из бака. Ты бы хоть скобы предусмотрел, еле вылез…

– Слушай, ты это брось! Не думаешь же ты всерьез убедить меня, что тебя… то есть меня… нет, все-таки тебя сделала машина?

Двойник опять вздохнул самым унижающим образом.

– Я чувствую, тебе еще долго предстоит привыкать к тому, что это случилось. А мог бы догадаться. Ты же видел, как в колбах возникла живая материя?

– Мало ли что! Плесень я тоже видел, как она возникает в сырых местах. Но это еще не значило, что я присутствовал при зарождении жизни… Хорошо, допустим, в колбах и сотворилось что-то живое – не знаю, я не биолог. Но при чем здесь ты?

– То есть как это при чем?! – Теперь пришла его очередь взъяриться. – А что же, по-твоему, она должна создать: червя? лошадь? осьминога?! Машина накапливала и перерабатывала информацию о тебе: видела тебя, слышала, обоняла и осязала тебя, считывала биотоки твоего мозга! Ты ей глаза намозолил! Вот и пожалуйста. Из деталей мотоцикла можно собрать лишь мотоцикл, а отнюдь не пылесос.

– Хм… ну, допустим. А откуда ботинки, костюм, пропуск, плащ?

– О черт! Если она произвела человека, то что ей стоит вырастить плащ?!

(Победный блеск глаз, непреложные жесты, высокомерные интонации… Неужели и я так постыдно нетерпим, когда чувствую превосходство хоть в чем-то?)

– Вырастить? – Я пощупал ткань его плаща. Меня пробрал озноб: плащ был не такой.

Огромное вмещается в голове не сразу, во всяком случае в моей. Помню, студентом меня прикрепили к делегату молодежного фестиваля, юноше-охотнику из таймырской тундры; я водил его по Москве. Юноша невозмутимо и равнодушно смотрел на бронзовые скульптуры ВДНХ, на эскалаторы метро, на потоки машин, а по поводу высотного здания МГУ высказался так: „Из жердей и шкур можно построить маленький чум, из камня – большой…“ Но вот в вестибюле ресторана „Норд“, куда мы зашли перекусить, он носом к носу столкнулся с чучелом белого медведя с подносом в лапах – и замер, пораженный!

Подобное произошло со мной. Плащ двойника очень походил на мой, даже чернильное пятно красовалось именно там, куда я посадил его, стряхивая однажды авторучку. Но ткань была более эластичная и будто жирная, пуговицы держались не на нитках, а на гибких отростках. Швов в ткани не было.

– Скажи, а он к тебе не прирос? Ты можешь его снять?

Двойник окончательно взбеленился:

– Ну хватит! Не обязательно раздевать меня на таком ветру, чтобы удостовериться, что я – это ты! Могу и так все объяснить. Рубец над бровью – это с коня слетел, когда батя учил верховой езде! На правой ноге порвана коленная связка – футбол на первенство школы! Что тебе еще напомнить? Как в детстве втихую верил в бога? Или как на первом курсе хвастал ребятам по комнате, что познал не одну женщину, хотя на самом деле потерял невинность на преддипломной практике в Таганроге?