Записки военного дознавателя - Марк Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На территории было все в порядке. Делая обход, я попутно отметил, что вся эта дневная лакокрасочная вакханалия исчезла бесследно, все банки и прочий мусор были убраны, техника, в основном, была в ангарах, а та, что стояла снаружи имела соответствующее предписание бригадира. В общем, Заяц ушел спать, а я достал книгу и погрузился в чтение. Два бойца моего наряда ушли на ужин. Плавно и тихо на бригаду опустилась ночь, и накатила обычная "караульная тоска". Вдруг снаружи послышались не очень отчетливые, почти щекочущие слух шаги. Спустя пару минут они перешли в разнобойный топот, и совсем уж скоро на моем крыльце забряцали оружием и подкованными победитом сапогами. Это было одним из элементов солдатского "шика": приварить к сапожным подковам твердосплавные вставки от фрезы из этого самого победита, с тем, чтобы при каждом шаге высекать искры и оставлять на асфальте глубокие белые борозды.
Это явилась смена караула. Сразу за разводящим шел Сайфуддин Ульджабаев, неплохой парнишка узбек, из довольно традиционной, по-видимому, семьи. По-русски он говорил с огромным трудом, но уставным командам кое-как все-таки обучился. Бойцы, чтоб не ломать язык, звали его Сеней, и тот вполне откликался.
Я завалился на топчан под батареей отопления и стал читать. Прошло еще с полчаса, и разводящий, уже со старой сменой протопал обратно в сторону караулки. Затем, отужинав, вернулся один из моих бойцов – рядовой Пупин, другой же с отбоем должен был уйти лечь спать в казарму и вернуться к двум часам ночи. Говорить с Пупиным было не о чем, делать по службе, в сущности, тоже. Мыть и натирать они будут утром, а теперь-то что? Я читал, Пупин прохаживался взад и вперед, и часто выходил на улицу покурить. Было довольно тихо. Снаружи начал накрапывать мелкий дождик, и я стал понемногу дремать над книгой. Часы пикнули одиннадцать. Дождь то прекращался, то вдруг снова начиналтихо шуршать за окном. Время, казалось, вот-вот остановится, и эта дождливая ночь так и останется тут навсегда. Я задремал.
Вдруг снаружи донеслись какие-то странные и совершенно неуместные вопли, и спустя несколько минут на проходную с шумом и матерными угрозами вломился в стельку пьяный генерал-лейтенант, очевидно, из проверяющих или же тех, кто готовит показуху. Был он красный как свекла, и с совершенно оловянными глазами. Надо понимать, что бригадир устроил для него баню, где и накачал в хлам, не предусмотрев, однако, что такая солидная особа способна совершить столь дерзкий побег из его гостеприимных объятий. Генерал был шумный, как лось в сухой кукурузе, наглый и пьяный, как биндюжник, и что с ним делать было абсолютно неясно. Как ни странно, случаев с пьяными генералами уставы не предусматривают.Он рвался изо всех сил проверять караулы, а Пупин как мог, заслонял ему дорогу. Я же срочно звонил дежурному по части. Дежурным был командир батареи второго дивизиона капитан Трофимов. Я насколько возможно быстро доложил о происходящем. Трофимов приуныл, и лишь выдавил что-то вроде:
– Ну, попридержите его…– Воевать с пьяным генералом ему почему-то совсем не хотелось, а что делать он тоже не знал.
Но, мое дело – доложить, и я повесил трубку. Тем временем, генерал отшвырнул Пупина к стене и словами, «Я им, б.., покажу службу!», вырвался в ночь. Я снова позвонил дежурному:
– Он вырвался на техтерриторию, сообщите караулу, товарищ капитан, а то еще пристрелят ненароком…
– Вот, б….! – только и сказал капитан и, громыхнув чем-то, бросил трубку.
Минут десять было тихо, а затем я услышал далекие неразборчивые окрики и сразу же за ними, одну за другой две автоматные очереди. Одна была, пожалуй, выстрелов пять, а вторая всего два. «Ну, ни фига себе,– только и подумал я, – если убил, сидеть нам с Пупиным по полной!» Хотя, конечно, мне, в основном. Прошло еще минуты три, и на проходную влетел начальник караула, разводящий и дежурный по части. У всех были глаза как у собак из сказки «Огниво». На меня никто и не взглянул. Снова раздались крики, потом еще и еще. После все вроде затихло. Через какое-то время, Трофимов и начальник караула внесли на проходную тело генерала. Он был весь от носков сапог и до самой фуражки в сплошной коричневой грязи, словно спаниель Снуппи после пробежки по Гринпинской трясине. Грязь отваливалась с него комьями по мере продвижения в пространстве, а с серой шинели весьма дорогого сукна, все еще стекали струйки коричневой воды. Он лепетал что-то бессвязное и пытался двигать ногами, но как ни старался, передвигаться сам уже не мог. Разводящий, видимо, остался на посту, а Ульджабаев шел сзади и словно мантру твердил:
– Мы не виновата! Нападений на пост бил! Не попал я, виноват, мой оружий плохой стал! – и затем подытожил, весьма популярной солдатской «печатью», уже на гораздо более чистом языке: «А, еб..т меня что ли?!»
«Мама родная, – пронеслось у меня в голове, – да он же на поражение стрелял! Автомат у него просто заклинило! Ну и повезло же генералу! Да и мне тоже! Надо же, как повезло!»
Вся компания медленно удалялась в ночь, волоча свой скорбный груз, пока окончательно не скрылась в темноте. Мы с Пупиным переглянулись, тотчас поняв друг друга без слов. Нужна была связная версия произошедшего. Хотя, в общем, придумывать особо ничего и не надо было. Пока я докладывал, генерал, ударив бойца, прорвался на охраняемую территорию, куда нам ночью было заходить запрещено. А дальше – дело караула, пусть они и парятся.
До утра нас никто не трогал. Ночью Пупина сменил Кашуба, и я его, уже когда совсем рассвело, отправил на разведку, дабы понять, что к чему и чего нам ждать от дня сего. Кашуба вернулся довольно скоро.
– В общем, так, – начал он сходу докладывать, – Генерал приперся на пост к Ульджабаеву. И прямиком двинулся на него. Тот и дал сходу очередь в воздух…
– Ну, все правильно, по уставу. Благодарность получит.
– А когда генерал остановился, этот козел заорал: «Ложись там! Ми, в тебя стрэлять будем!»
– Ну да!
– Точно, сам объяснительную читал! – похвастался Кашуба. – Он хотел
