Сколково. Хронотуризм – 2 - Татьяна Михайлова

–　Да им бы вообще по домам пора убираться,　– подзадорил штабс-капитана Андрей.

–　В том и дело, только есть им пока чем поживиться на русской земле.

–　Никель и молибден? Пенька и воск?

–　Берите выше,　– невесело усмехнулся штабс-капитан.

–　Хотят прихапать золотой эшелон?　– осенило Андрея.

–　А вы откуда знаете?

–　Я все ж офицер Российского генерального штаба.　– Андрей похлопал себя по соответствующей нашивке.　– Честь имею.

–　Да, эшелон,　– не стал запираться Василий Александрович.

–　А вы не хотите им его отдавать?

–　Если золото и не останется в России, то пусть оно достанется хотя б русским офицерам, может, немного братьям-славянам, на худой конец. Отдавать его лягушатникам, бриттам или янки не хочется ну никак.

–　Так не отдавайте. Союзников-то не так много,　– пожал плечами Андрей.

–　Относительно. Многие наши части ушли на поддержку генерала Каппеля, он прорывался к Иркутску на спасение Колчака. Но не успел. Теперь он поворачивает к нам, поскольку после Колчака золотой запас – его вторая idee fixe. После захвата золотого запаса в Казани генерал считает, что Богом на него возложена священная обязанность заботится о деньгах. А если Каппель чего решил, то его не остановить, только если убить.

–　Так это ж хорошо, золотой запас попадет в надежные руки.

–　Да, если он успеет добраться до Слюдянки, все решится наилучшим образом. По нашим расчетам, это произойдет завтра-послезавтра. Но рассчитываем не только мы. Союзнички,　– штабс-капитан пренебрежительно махнул головой в зал,　– тоже это понимают и, похоже, собираются наложить лапу на золото прежде, чем сюда явится генерал-майор.

–　А как же оставшиеся здесь русские части?　– спросил Андрей.

–　Нас очень мало, на счету буквально каждый ствол. Собственно, потому я к вам и подсел, хочу завербовать в наши ряды.　– Он невесело усмехнулся.　– Но должен предупредить: любого, вставшего на защиту поезда, ждет нешуточная опасность. Возможно, даже ночной бой.

–　Ну, к этому нам не привыкать,　– усмехнулся Андрей, поправив кобуру на поясе.

–　Значит, мы можем на вас рассчитывать?　– воскликнул штабс-капитан.

«Дурацкая бравада,　– подумал Андрей.　– Да и отказываться как-то неудобно. И кто их знает, дедов-прадедов, порешат еще судом офицерской чести за такие отказы, и вообще, какого хрена…»

–　А какого ответа вы от меня ждали? Отказа?

–　Нет, конечно, честь для русского офицера превыше всего!　– чуть пафосно, но совершенно искренне воскликнул Василий Александрович.

–　Давайте за это выпьем,　– произнес Андрей, разливая по стопкам. Своей и еще одной, неизвестно откуда взявшейся. С собой ее принес штабс-капитан что ли?

Эх, знали бы вы, ребята, что через сто лет стало с российским офицерством. Поборы с подчиненных, продажа имущества и пайков, вон, недавно выяснилось, что солдатиков в частях собачьим кормом кормили. Даже оружие врагу не стесняются продавать.

–　За офицерскую честь и традиции, которые русские офицеры с честью проносят через все войны!

–　За честь!　– Василий Александрович выпил залпом. Закусил огурцом.　– А теперь разрешите представить вам единственного нашего здесь друга.　– Не дожидаясь согласия, он взмахнул рукой.　– Господин поручик.

К ним подошел невысокий крепкий чех с ухоженными усами под носом. Бросил два пальца к козырьку фуражки.

–　Поручик Франтишек Шип. Начальник финансового отдела легиона. Большой умница и деловой человек. Он понимает толк в хранении денег.

–　Штабс-капитан Овечкин,　– ляпнул Андрей даже как-то помимо воли. Вспомнил, что оставил шапку в гардеробе и протянул руку.

Мужчины поздоровались. Штабс-капитаны снова присели к столу, поручик же еще раз отдал честь и отбыл.

–　Замечательный человек, как только узнал, что братьям-славянам требуется помощь в таком щекотливом деле, сразу прилетел, пригнал пару рот чешских легионеров, которые свое уже… Ну, даже не повоевали толком, но в наших делах тут особо не заинтересованы. Но пока не подойдут наши войска, чехословацкие караульные отвечают за сохранность пломб на вагонных запорах, а также за соответствие «мест» накладным.

–　Мест?

–　Ящиков, сумок, мешков.

–　А… Понятно. Охраняют не то, что за забором, но сам забор.　– Андрей потер переносицу.

–　О чем вы так задумались, господин Овечкин?

–　Имя вашего поручика показалось мне очень знакомым, где-то я его уже слышал.

–　Не знаю, не знаю, может, в донесениях о пленении Колчака.

–　Возможно. В Иркутске именно легионеры сдали большевикам один эшелон с 320 тоннами колчаковского золота, а в придачу и самого Верховного правителя России, ехавшего в последнем вагоне. Еще один состав они уступили казачьему атаману Григорию Семенову за беспрепятственный проход. Но это ничего, так как золото все равно осталось в России,　– не удержался от шпильки Андрей.

–　Именно. Хотя, думаю, они своего куска тоже мимо рта не пронесли,　– пробормотал Василий Александрович. Рука его зашарила по поясу, но так и не смогла найти кобуры револьвера, передвинутой за спину.

«А штабс-капитан-то пьян в дюбель,　– удивился про себя Андрей.　– Но как держится!»

–　Хорошо, так что же делать нам, кроме того, как дожидаться прибытия каппелевцев?

–　Ничего, сидеть и ждать, смотреть, чтоб союзнички не выкинули какую-нибудь подлость.

–　Все? Или только лягушатники с бриттами?

Андрей, кажется, начал припоминать, где слышал фамилию чешского поручика. Вернее, читал.

–　Что вы имеете в виду?

–　Можно ли доверять этим чехам полностью?

Андрей вспомнил. Эту фамилию он видел в списке основателей Легионбанка. Как раз в двадцатых годах он неожиданно открылся в Праге, на неизвестно какие деньги, в роскошном, вновь отстроенном особняке. Но до того его отделения полулегально работали в Сибири.

Уже в восемнадцатом-девятнадцатом годах у Легионбанка были филиалы во Владивостоке, Харбине, Токио, Шанхае, Маниле, Сингапуре, Триесте.

У созданной Легионбанком в России организации, Центрокомиссии, было еще больше филиалов за рубежом. Она скупала товары, производившиеся вдоль Транссибирской магистрали (в принципе за бесценок, потому что русские фирмы опасались реквизиций), и торговала ими по всему миру. Чехословацкому войску на Руси были подчинены и многие заводы и предприятия вдоль магистрали, включая рудники и шахты. Их продукцию банк и Комиссия далее перепродавали. Только во Владивостоке у Центрокомиссии было больше трехсот сотрудников. Товар вывозился оттуда зафрахтованными кораблями.

После войны Франтишек Шип утверждал, что Чехия получила четыре тонны серебра и восемь тонн золота, и считал это платой за перенесенные лишения, сколько же на самом деле «прилипло» к рукам легионеров?..

–　Конечно… Хотя… Не знаю,　– понурился штабс-капитан.　– Но нам больше некому доверять, да и вооруженного сопротивления оказать мы им не сможем в случае чего. А у вас есть какие-то сведения?

–　Именно с этим меня к вам и прислали,　– Андрей снова стал сочинять, вплетая известные в двадцать первом веке факты в кружево местной специфики.　– До нашего командования дошли сведенья, что чешское тыловое подразделение, называемое ТЕХОД,　– коммерческая структура, владеет и управляет сибирскими рудниками и заводами, торгует сырьем, скупает драгоценные металлы и все прочее, что можно обратить в деньги за пределами России. Душа этого предприятия – шеф финансового отдела политического руководства легиона Франтишек Шип. Теперь же они настроились завладеть и нашим золотом.

–　Ну это… Знаете… Такие обвинения нужно подкреплять доказательствами,　– пробормотал штабс-капитан.

–　Прямые доказательства мне поручили раздобыть на месте, а свои полномочия могу подтвердить вот этим.　– Он протянул изготовленную Просперо бумагу.　– Ну и, кроме того.　– Он похлопал по нашивке офицера генерального штаба.　– Вы ж понимаете? Просто так нас не посылают.

Офицер кивнул, взял из рук Андрея бумагу и внимательно прочитал, близоруко поднеся к глазам. Отстранил. Перевел на Андрея внимательный прищур взгляда.

–　Вот, значит, как?　– негромко, но с угрозой произнес он.　– Братья-славяне?

–　Погодите, штабс-капитан.　– Андрей испугался лютого огонька, зажегшегося в глазах этого невысокого человека.　– Надо ж разобраться, провести ревизию, проверить пломбы…

–　Вот мы ее сейчас и проведем,　– ответил тот.

Поднялся, опрокинув стул и, прежде чем Андрей успел сказать хоть слово, выхватил наган и два раза выстрелил в потолок. Сверху на его плечи перхотью посыпалась известка. Люстра закачалась, жалобно звеня подвесками.