Иностранка. Филиал. Демарш энтузиастов. Записные книжки - Сергей Донатович Довлатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Муся все кричит:
— Будь проклята Россия, эмиграция, Америка!..
— Откуда ты звонишь?
— Из дома.
— Заходи.
— Мне надо Левушку кормить. И Рафа должен появиться... Что я им скажу?! О господи, ну что я им скажу?!.
И Муся снова зарыдала.
А дальнейший ход событий был таков. К шести явился Рафа. Он спросил:
— В чем дело?
Муся еле слышно выговорила:
— Лоло!
И Рафа сразу вышел, обронив единственное слово:
— Жди!
В шесть тридцать он был на Джамайке. Там, где брат его Рауль владел кар-сервисом «Зигзаг удачи». Молодой диспетчер сообщил, что брата нет. Что он поехал к своему дантисту. Будет завтра утром.
Рафаэль сказал:
— Как жаль.
Затем добавил:
— Встань-ка.
Молодой диспетчер с удивлением приподнял брови.
— Встань, — повысил голос Рафаэль.
И, оттолкнув диспетчера, склонился над мигающими лампочками пульта.
Микрофон в его руке напоминал фужер. Причем фужер с каким-то дьявольским, целительным напитком.
Медленно, отчетливо и внятно Рафа произнес:
— Внимание! Внимание! Внимание!
Затем он выждал паузу и начал:
— Братья!..
И через секунду:
— Слушайте меня! У микрофона Рафаэль Хосе Белинда Чикориллио Гонзалес!..
В голосе его теперь звучали межпланетные космические ноты:
— Все, кто на трассе! Все, кто на трассе! Все, кто на трассе, с пассажиром или без. С хорошей выручкой или пустым карманом. С печалью в сердце или радостной улыбкой на лице... К вам обращаюсь я, друзья мои!..
Все шире разносился его голос над холмами. Разрывными пулями неслись в эфир слова:
— Исчез зеленый попугай! Ловите попугая! Отзывается на клички: Стари Джопа, Пос, Мьюдилло и Засранэс...
Рафаэль упорно и настойчиво твердил:
— Исчез зеленый попугай! Ловите попугая!..
Что-то странное происходило в нашем замечательном районе. Вдоль по улицам неслись десятка три автомашин с зажженными мерцающими фарами. Сирены выли не переставая.
Рафаэль, склонившийся над пультом, черпал информацию.
— Алло! Я — тридцать восемь, два, одиннадцать. Сворачиваю на Континентал. Вижу под углом три четверти — зеленый неопознанный объект... Простите, босс, но это светофор!..
— Хай! Я — Лу Рамирес. Следую по Шестьдесят четвертой к «Александерсу». В квадрате «ноль-один» — зеленая стремительная птица. Вышел на преследование... Догоняю... О, каррамба! Это «Боинг Ал Италиа»...
— Эй, босс! Я — Фреди Аламо, двенадцать, сорок шесть. Иду по Елоустоун к Джуэл авеню. Преследую двух чудных филиппинок. Жду вас, босс!.. Что?.. Попугай? Тогда меняю курс на запад...
Час спустя все магистрали Форест-Хиллса были полностью охвачены дозорами. Отчеты поступали беспрерывно:
— Босс! Оно зеленое и лает! Думаю, что это крашеная такса!..
— Босс! Я задержал его и посадил в багажник. Крупный говорящий попугай. Конкретно, говорит, что он — Моргулис...
— Босс! Как насчет павлина?.. Что? Откуда я звоню? Из зоо-секшн в Медоу-парке...
Слухи у нас распространяются быстро. К девяти часам на трассу выехали Баранов, Еселевский и Перцович. Следом поспешил Евсей Рубинчик в «Олдсмобиле». Пивоваров на своем рефрижератор-траке. Аркаша Лернер на зеленой «волве». Лемкус на разбитом мотоцикле «Харлей Дэвидсон», который выдала ему баптистская община.
Караваев и Зарецкий выставили пешие дозоры. Публицист Зарецкий нес огромный транспарант:
«Ловите попугая и Ефима Друкера!»
А на вопрос — при чем здесь Друкер, разъяснял:
— Он должен был издать мою работу «Секс при тоталитаризме». Вот уже три года я пытаюсь изловить его...
Занятно, что Ефим Г. Друкер тоже патрулировал одну из магистралей. Но — вдали от Караваева с Зарецким...
Рев стоял над Форест-Хиллсом:
— Ловите попугая! Ловите попугая! Ловите попугая!..
Тем временем Маруся накормила Левушку. Включила телевизор. Разодетый и похожий на хорошенькую барышню Майкл Джаксон тонким голосом выкрикивал:
Я лечу сквозь тучи,
Я мчусь сквозь годы...
Что может быть лучше
Дурной погоды?![3]
С улицы долетали крики латиноамериканских мальчишек. Левушка стоял перед зеркалом в Марусиных пляжных очках. На кухне потрескивал тостер. Из уборной доносился запах водорослей.
Муся вынула из холодильника бутылку рома и подумала: «Напьюсь и буду плакать до утра. Потом засну в чулках...»
— Напьюсь, — сказала вслух Маруся, — жизнь кончена...
Вдруг чей-то голос повелительно и строго молвил:
— Жить!
Маруся огляделась — никого.
Все тот же голос еще строже и решительней добавил:
— Факт!
Маруся поднялась из-за стола.
И снова:
— Жить!
А через две секунды:
— Факт!
И наконец скороговоркой:
— Шит, шит, шит, фак, фак, фак, фак... Шит, шит, шит, шит, фак, фак, фак...
— Лоло! — воскликнула Маруся, бросившись к окну.
Откинула портьеру.
Он стоял на подоконнике. Зеленый, с рыжим хохолком, оранжевыми бакенбардами и черным ястребиным клювом. Боевой семитский профиль выражал раскаяние и нежность. Хвост был наполовину выдран.
Прозвенел звонок. Маруся подбежала к телефону. Рафа подозрительно спросил:
— Ты не одна?
— Я не одна, — воскликнула Маруся, — приезжай. Но только приезжай скорей!..
Хэппи энд
К дому Муси Татарович подъезжали вереницы легковых автомашин. Приятно щелкали замки вместительных багажников. Оттуда извлекались свертки, ящики, корзины в разноцветной упаковке, перевязанные лентами.
Баранов, Еселевский и Перцович, не снимая ярких галстуков, орудовали дружно молотками. Собирали на широком тротуаре привезенную частями белую двуспальную кровать.
Евсей Рубинчик нес, шатаясь, клетку из сварного чугуна. Она предназначалась для Лоло, хотя в ней мог бы уместиться Рафаэль.
Аркаша Лернер шел к Марусе налегке. Он ей принес билет нью-йоркской лотереи, купленный за доллар. А разыгрывалось в этот день четыре миллиона с небольшим.
Владелец магазина «Днепр» фантазией не обладал. Он снова прикатил Марусе целую телегу всяческих деликатесов. Но сама телега в этот раз была из мельхиора.
Друкер ограничился ста восемнадцатью томами «Мировой библиотеки приключений и фантастики».
Григорий Лемкус вынул из багажника квадратный полированный футляр. В нем помещалась кипарисовая лютня с инкрустациями. Лемкус пояснил, вручая Мусе инструмент:
— Облагораживает душу!
Чек он сохранил, загадочно при этом высказавшись:
— Таксдидактибл...
Всех удивил правозащитник Караваев. Он явился неопохмелившийся и мрачный. Захотел устроить в честь Маруси Татарович небольшое личное самосожжение. Буквально возле Мусиного лифта. Караваева успели потушить французским бренди «Люамель». Зеленый синтетический пиджак его, как выяснилось, был огнеупорным.
Караваев понемногу успокоился и вежливо спросил:
— Нельзя ли потушить меня внутри?
Ему был выдан дополнительный стакан того же «Люамеля»...
Всех растрогал публицист Натан Зарецкий. Подарил Марусе ценный, уникальный сувенир. А именно — конспиративную записку диссидента Шафаревича,
