Рабыня благородных кровей - Лариса Шкатула

— Что ты скрываешь от меня, мил друг? — попеняла она мужу.

— Скрываю, — согласился он, — потому что говорить рано. Я ещё не все продумал. Решил лишь к напасти, которую ты напророчила, загодя приготовиться…

— Боишься, я сглазить могу?

— Что ты, женушка, и в мыслях не держал!

— Немедля признавайся! — нарочито строго прикрикнула на него Прозора. — А то дождешься, нашлю на тебя порчу…

— А что со мной тогда случится?

— А то, что в опочивальне рядом со мной бревном лежать станешь, лукаво ответила Прозора.

— Неужто ты и себя не пожалеешь?

— Охальник! — покачала головой женщина. — Ничем-то тебя не испугаешь.

И добавила уже без улыбки:

— Ты привык жить один. Как и я сама. Но теперь ты решил жить вместе со мной. Как прежде. А прежде мы друг от друга ничего не скрывали. Я не хочу к другому привыкать. Знаешь ведь, и от женщины может быть польза.

Он помедлил и со вздохом потер мочку уха. Так и не избавился от былой привычки в минуту размышлений за ухо хвататься.

— Эх, Софьюшка, как говорится, на небо крыл нет, а в землю путь близок… Но то люди про смерть говорят, а я — про жизнь.

— Живыми в землю? — удивилась Прозора.

— Не в землю, а под землю. Хочу по-своему упредить напасть, под землею соорудить город. И чтобы вход в него был тайный, чужим неведомый. Как опасность углядим, так вместе с селянами в него уйдем.

— И ты думаешь, враг об этом не догадается?

— Не должен. Где это прежде видано, чтобы народ под землею прятался?

— Али ты один умный?

— Умный, не умный, а такого прежде не слыхивал. Тут мы с Головачом прикинули, где сделать два-три тайных лаза, а где дырки для воздуха пробить, чтобы не задохнуться.

— А коли земля обвалится да всех заживо погребет?

Лоза с досадой посмотрел на жену.

— Для чего же мы думу думаем? Чтоб не подобно червякам под землю залезть, а чтоб это неопасно было. Головач рассказывал, люди в горах руду добывают и не то что землю, камень пробивают. Пещеры делают, ходы длинные… Обвалится! Ты бы Головача послушала. Обвалится! Подпорки поставим. Русский мужик — умный. Головач надумал наружу вроде как трубы сделать, для воздуха, и скрыть их под пни старые. А один ход прорыть подалее, чтобы в случае чего из нашего подземного города прямо в лес выйти. Головач…

— Головач! Головач! — вздохнула Прозора. — Был бы он бабой, неладное бы подумала…

Ворчала Прозора по-бабьи вслух, а умом понимала: то, что задумал муж, дело верное. Крепость для обороны им не построить. Да и сколько простоит в осаде такая крепость? Малому люду одна дорога — получше спрятаться. А из такой норы и ворога доставать сподручнее. День за днем. Известно ведь: блоха маленькая, а кусает больно!

Глава двадцать четвертая. Острый привкус опасности

Анастасия с Заирой окончили свое повествование, и над куренем повисла тишина. Тури-хан не мог прийти в себя от изумления и злости: на его степной город напал отряд кипчаков в каких-нибудь пять десятков всадников! Кто же это смог осмелиться? Понятно, от женщин он ничего путного не добьется. Они, небось, от страха и не видели ничего, сидя в куче травы…

Этот кипчак — человек неглупый. А значит, как враг опасный. Надо непременно найти его и уничтожить. Только как его найти? Мало ли кто мог следить за куренем, чтобы подкараулить момент, когда нукеры оставят его…

Хан заскрежетал зубами: осмелились не просто напасть! Увели всех его жен, чтобы продать на базаре, как обычных рабынь! Он чуть было не обрушил свою ярость на ни в чем не повинных женщин, да вовремя опомнился: они-то что могли сделать? Разве что разделить судьбу остальных. Что же тогда царапает его душу? Пропажа Айсылу? Не слишком ли настойчиво эта девчонка уговаривала его возглавить поход на Ходжент? Подумал так и усмехнулся. Чтобы маленькая, глупенькая птичка навела кого-то на курень?!

Он обратил хмурый взгляд на Заиру: ну почему повезло не Айсылу, а этой пронырливой девке? Служанка спасла жизнь своей госпоже. Тури-хан ещё раз взглянул на Анастасию. Как бы она ни опускала глаза, как бы ни куталась в покрывало, а и сквозь него видно: она женщина не простых кровей. Ее и в мешок одень, все равно не скроешь госпожу.

Хан вдруг подумал, что Айсылу не согласилась бы на шестую жену, вздумай он жениться на уруске. Нет, этих двоих одновременно он бы не получил…

Он оглядел молчащих джигитов — как бы долго он ни молчал, никто бы не тронулся с места: покорные, преданные псы. Хорошо, что боги дали ему власть над их душами.

— Всем отдыхать! — махнул рукой Тури-хан. — Завтра я решу, куда мы отправимся за новыми рабами. А ты, Аслан, займи юрту моей третьей жены. Пусть Заира за тобой поухаживает. Твоя жена, Аваджи, обойдется пока без служанки!

Тот склонил голову в знак согласия. Как обычно лицо его осталось бесстрастным. Он поднялся и, проходя мимо Анастасии, коротко бросил:

— Идем!

Она удивилась его суровости, но покорно пошла следом. Что случилось? Неужели что-то плохое, о чем она пока не догадывается?

До их юрты Анастасия почти бежала за Аваджи, так быстро, не оглядываясь, он шел. Но стоило им оказаться внутри своего жилища, как он обернулся и судорожно схватил её за плечи.

— Беда у нас, моя газель, большая беда…

Анастасия испуганно глядела на него своими огромными зелеными глазами.

— Господи, что же это за беда?!

— Тури-хан устремил свой жадный взор на тебя, голубка моя!

Анастасия вздрогнула. Не от испуга, от глубокой тоски, прозвучавшей в голосе любимого. С некоторых пор её первоначальный трепет перед ханом куда-то пропал, и она почему-то была уверена в том, что ничего плохого он ей не сможет сделать. К сожалению, эта её уверенность вряд ли успокоила бы Аваджи. Потому она лишь спросила:

— И что ты хочешь делать?

— Для начала поблагодарить тебя за сына.

Он нежно поцеловал жену и протянул ей маленькую, тонко выписанную иконку на золотой цепочке. Заметив, что Анастасия медлит, Аваджи проговорил:

— Не бойся, Ана, я её не украл и никого не ограбил. Ведь для тебя такая вещь священна и не может принести удачу, если добыта неправедным путем. А за неё я на базаре отдал старику десять дирхемов. Нравится она тебе?

— Очень, — прошептала Анастасия, тщетно пытаясь удержать подступившие к глазам слезы.

Есть ли ещё на свете такой благородный человек, как её Аваджи? Он дарит ей дорогой подарок за то, что она родила ему ребенка от другого мужчины!

— Как ты его назвала?

— Владимир. Я не знала, как ты отнесешься к этому имени.

— Хорошо. По-нашему он будет зваться Ульдемир.

Он говорил нарочито весело, но выражение тайной муки никак не уходило из его глаз.

— Ты не будешь против, если второй родится девочка? — Анастасия решила пошутить, но он в ответ на её слова светло улыбнулся и словно засмотрелся куда-то, в невидимую для других даль.

— Не буду.

Они разговаривали о чем-то неважном, пока Анастасия пеленала и кормила сына; как они с Заирой готовили себе обед, как степные шакалы-разбойники увели их единственного верблюда… Но теперь в их юрте, которую, казалось, с первых дней их любви осенил крылами добрый дух очага, поселилась тревога.

Анастасия первая не выдержала их показного спокойствия. Кинулась к Аваджи, прижалась к его груди, так что, кажется, и не оторвать.

— Не бойся, моя нежная лилия, — сказал он, — я не дам тебя в обиду.

— Неужели Тури-хан посмеет…

— Если посмеет, я его убью, — сказал он просто.

Теперь нукер Аваджи не просто прислуживал хану, он стерег его каждое движение, старался быть доверенным не только его дел, но и мыслей. Хотя и понимал, что тот вряд ли посвятит юз-баши в планы насчет его жены.

Особую услужливость нукера Тури-хан истолковал лишь как особое проявление к нему любви и уважения со стороны своих джигитов. Поход в края аланов (Аланы — по-русски ясы — предки осетин.) хан решил возглавить лично, на этот раз оставив в курене Аваджи. Оставил он и Аслана, ещё не оправившегося от своей раны. Так получилось, что обе пары поневоле сблизились ещё больше.

Поначалу правду о случившемся Анастасия с Заирой решили никому не рассказывать, но первой же взбунтовалась Анастасия. Кто такая Айсылу? Разве она ближе ей, чем Аваджи? Почему нужно иметь тайны от собственного мужа?

— Я тоже расскажу все Аслану, — согласилась Заира. — Может, ему это как-нибудь понадобится.

Как всегда супруги разговаривали, лежа в своей юрте, ночью, когда курень уже спал. Конечно, кроме дозорных. Аваджи рассказу жены удивился.

— Айсылу? Сбежала с другим мужчиной?! — он даже приподнялся на локте, чтобы получше вглядеться в лицо жены: не шутит ли? — И её возлюбленный ради неё напал на людей Тури-хана, который, если узнает, может истребить его род до седьмого колена? Увел на невольничий рынок всех его жен и рабов. Он смелый мужчина.