Один счастливый остров - Ларс Сунд

— Анна! Анна! — кричала Юдит. Анной звали девочку.

Юдит вслушивалась, ожидая ответа, но слышала только крики чаек, гул моря и тяжелые удары прибоя о скалы.

Смертная тоска вонзила красный клюв в грудь Юдит.

Она дико озиралась по сторонам, словно охваченная паникой. Затем заставила себя сделать глубокий вдох и спокойно, серьезно подумать, перебрав все возможности. А их было немного: лодка с подвесным мотором была в гавани, да девочка и не отправилась бы в море одна. Она ловкая, как коза, и все скалы и расщелины Аспшера знает как свои пять пальцев. У берега она осторожна. Значит, просто прячется, решила подшутить — так говорила себе Юдит.

Она взобралась на холм за домом, на самую высокую точку Аспшера; сердце колотилось, страх пронзал грудь раз за разом. Откуда взялась эта острая смертная тоска?

Аспшер — небольшой остров. Юдит нашла девочку довольно быстро.

Она была на мысу в южной части острова, куда обычно не ходила — южная оконечность была сплошь обрывами и осколками скал. Здесь было царство гагарок: словно ворчливые пожилые господа в черных фраках и накрахмаленных рубашках, они стояли на выступах скал и камнях, спокойные, исполненные достоинства. На девочку они не обращали ни малейшего внимания, будто понимая, что она не опасна.

Девочка сидела на плоском камне почти у самой воды и держала в руках что-то обмотанное шалью — русской шалью с печатным рисунком из роз и длинной бахромой. Эта шаль была у девочки, когда Юдит взяла ее к себе. Шаль принадлежала матери девочки.

Гагарки забеспокоились, заметив Юдит: их хрюкающие, словно обиженные голоса стали громче. Девочка даже не взглянула на Юдит, она сидела, склонив голову над свертком, который прижала к груди, и чуть покачиваясь. Она чуть слышно напевала.

«Наверное, нашла на берегу куклу, — подумала Юдит. — Прибитую к берегу куклу с белой фарфоровой головой. Играет, хоть и великовата для игр. Впрочем, она ведь как дитя. Нельзя на нее сердиться».

Так думала Юдит. Но, не успев домыслить, она увидела, что ошибается.

К груди девочка прижимала вовсе не куклу.

Наверное, Юдит закричала.

Гагарки взметнулись в воздух, будто черные ракеты, и понеслись прочь над морем, со свистом рассекая воздух крыльями. Девочка подняла голову и почти сердито произнесла:

— Ты спугнула птиц.

Юдит перевела дыхание, в горле саднило. Она оперлась о скалу. Ей с трудом удалось стать обычной Юдит.

— Ты где нашла — это? — наконец спросила она, почувствовав, что голос уже не сорвется.

— Она лежала в воде. Вы уехали, а я слышу — чайки кричат, дай, думаю, пойду посмотрю.

Юдит присела на корточки рядом с девочкой, облизнула губы. Девочка мягко покачивала тельце, завернутое в шаль, и ее глаза, необычайно большие, непривычно сверкали. В складках шали виднелась маленькая ручка — маленькие пальчики, крошечные ноготки.

— Анна, ты понимаешь… ты понимаешь, что это такое?

— Чего ж тут не понять? — огрызнулась девочка, поразив Юдит тоном, прежде неслыханным. — Ребенок мертвый.

— Тс-с-с! Не говори так. Слова какие ужасные.

— Как думаете, сколько ей? И года, поди, не было.

— Анна, послушай!

— Кто ж с ней это сотворил? Зачем же крошечке такой помирать, зачем ее в море бросили? Вся жизнь была впереди! Скажите, Юдит, зачем?

— Слушай меня, а то по щекам нашлепаю! — завопила Юдит.

Девочка умолкла. Она смотрела на Юдит большими, сверкающими, какими-то новыми глазами, не отводя взгляда. И Юдит стало ясно — девочке больше не страшно.

Уже занесенная над девочкой рука медленно опустилась, как флаг, который приспускают к ночи. Юдит сидела перед девочкой на корточках, а та говорила:

— Я ж только хотела посидеть тут, подержать ее. Она ж одна-одинешенька, маленькая такая. Как ее звать, никто не знает, а мама далеко. Может, и мама умерла. Ничем-то мы помочь ей не можем, только побаюкать напоследок. Кто-то ведь должен позаботиться. Разве нет, а?

— Да, но ведь нельзя же… вдруг это опасно, бактерии… — Юдит умолкла и уставилась на камни, между которыми лежали белые осколки ракушек и черно-синяя нитка высохших водорослей. Юдит сглотнула, пытаясь прогнать свой стыд.

Девочка медленно покачала головой:

— Чего вы боитесь, Юдит? Вы все так смерти боитесь, что вслух ее не называете даже, не смеете… Я ж знаю, что вы там с островка труп убирали, когда в море ходили… не надо было.

Юдит упрямо смотрела на камни, осколки ракушек, сухую нитку водорослей.

— А теперь помогите мне, — сказала девочка.

Девочка собрала цветы: лютики, морской лук, дикую герань, поповник с клумбы у дома; из цветов она сплела венок, который осторожно надела на белую обнаженную головку младенца. Девочка, которая была у Юдит, пела мертвому ребенку тонким светлым голоском:

Ah, look at all the lonely peopleAh, look at all the lonely peopleEleanor Rigby, died in the churchAnd was buried along with her nameNobody cameFather MacKenzie, wiping the dirtFrom his hands as he walks from the graveNo one was savedAll the lonely peopleWhere do they all come from?All the lonely peopleWhere do they all belong? [7]

Так пела девочка. Мелодия была верна. Английские слова она произносила как следует. Юдит слушала в изумлении. Она, конечно, узнала песню «Битлз» «Элеанор Ригби», хотя вообще музыкой не особо интересовалась. Где Анна выучилась петь «Элеанор Ригби», Юдит не понимала и не надеялась понять.

Девочка отнесла мертвого младенца в лодку, Юдит сняла ее с прикола и завела мотор, они отправились в Тунхамн. Девочка сидела на кормовой банке, прижав к груди ребенка и бережно, нежно укутывая маленькую головку шалью, словно стараясь защитить от ветра.

— Может быть, найдем твою маму, — успокаивающе шептала девочка.

В Тунхамне девочка понесла младенца на участок, огороженный строительной пленкой. У входа ее встретила диакониса Хильдегорд Лёкстрём, возглавлявшая группу добровольцев из прихожан и членов Красного Креста, которые взяли на себя заботу о телах после окончания полицейского досмотра. Диакониса была одета в защитный пластиковый комбинезон, резиновые перчатки и маску. Она протянула руки, чтобы принять ребенка.

— Нет, — возразила девочка.

Не выпуская младенца из рук, девочка, которая жила у Юдит, ступила за ограждение из белой пленки.

ПОВОРОТНЫЕ ТОЧКИ

И Земля летит вокруг Солнца по чуть сплюснутой орбите на среднем расстоянии 149 670 000 километров, совершая полный оборот за 365 суток с небольшим. Четыре раза в течение этих 365 дней Земля достигает крайних точек. Теперь она приближается к той точке, что называется летним солнцестоянием.

И рассказ наш достиг одной из поворотных точек.

Передвижения небесных тел можно легко рассчитать и предсказать благодаря ньютоновскому закону всемирного тяготения. Рассказы же бывают куда более непредсказуемы. Силы, действующие в рассказе, далеко не всегда уравновешивают друг друга: повествование то замыкается на самом себе, то вдруг самовольно покидает заранее намеченный путь.

Морской радиопрогноз сообщает, что антициклон последних дней ослабляет действие и с запада приближается циклон. К вечеру ожидается южный ветер 3–6 метров в секунду, видимость хорошая или очень хорошая. К ночи восточный ветер с завихрениями, 9—12 метров в секунду, увеличится облачность. Позже возрастет вероятность проливных дождей.

— Всегда так — ко дню солнцестояния погода портится! — вздыхает Бедда Густавсон, откладывая в сторону книгу, заглавие которой гласит: «Завещание Нобеля». Рисунок на мягкой обложке представляет нашему взору блондинку в очках с розовыми линзами.

— Люблю детективы, — признается фрекен Густавсон, вытягиваясь всем своим небольшим округлым телом на шезлонге. — Говорят, что современные детективы — это «реалистичное изображение общества». Ну, это, конечно, чепуха на постном масле. Детективы — это сказки для взрослых. Писатели, несомненно, стараются сделать сюжет правдоподобным, чтобы читатели могли узнать себя. И это им, как правило, удается, если хватает мастерства. Но в глубине души все мы знаем, что происходящее в детективах имеет мало общего с реальностью…

На Бедде Густавсон широкополая соломенная шляпа, украшенная искусственным цветком, какого не найдешь ни в одной книжке по ботанике из собрания фрекен Густавсон. В вырезе белого купальника виднеется ложбинка между грудей, где кожа чуть высохшая, испещренная мелкими морщинками; светло-коричневые пигментные пятна разбросаны, словно островки на морской карте. Плечи чуть покраснели, несмотря на солнцезащитный крем.

— Так же и с Фагерё. Фагерё тоже… как бы это выразить… не взаправду. Все ведь знают, что в этой стране давно уже нет полицмейстеров. И кечи давно не ходят в этих водах. Но главное, что мы продолжаем верить в то, что и полицмейстеры, и кечи могли бы быть взаправду.