Без единого свидетеля - Элизабет Джордж

Боксерские мешки, пневматические груши, два ринга. Гантели и штанги. Беговая дорожка. Скакалки. Две видеокамеры. Инвентарь повсюду. И повсюду мужчины, использующие этот инвентарь. В основном чернокожие, но были среди них и несколько белых парней. И мужчина, выкрикивающий команды, тоже белый, при этом лысый как младенец и с серым полотенцем, накинутым на плечи. Он тренировал двух боксеров на ринге. Они были чернокожими, потными и пыхтели, как загнанные собаки.

Фу взглядом отыскал мальчика. Тот уже успел переодеться в спортивный костюм и колотил в углу боксерский мешок. На спине выступили пятна пота.

Фу наблюдал за тем, как подросток молотит по мешку — без стиля и техники. Он просто бросался на цель и яростно осыпал ее ударами, не замечая ничего вокруг себя.

Ага, думал Фу. Путешествие через весь Лондон все-таки оправдало сопряженный с этим риск. То, чему Он сейчас был свидетелем, стоило даже унизительной интерлюдии с громилой в коридоре. Потому что впервые за все время слежки за избранником тот обнажил свою суть. Только сейчас.

В нем жил гнев, равный гневу самого Фу. Он действительно нуждается в искуплении.

Уинстон Нката снова не поехал домой сразу же после работы. Вместо этого он проследовал вдоль реки до моста Воксхолл, где перебрался на другой берег и вновь обогнул площадь Овал. Он ехал не думая, лишь сказав себе, что настало время. Пресс-конференция многое упростила. К этому времени Ясмин Эдвардс уже слышала или читала про убийства, а значит, цель его визита — сделать акцент на тех деталях, значение которых, возможно, ускользнуло от Ясмин.

Только припарковавшись напротив Доддингтон-гроув, Нката более или менее пришел в себя. И встреча с реальностью оказалась не самой приятной, потому что помимо способности рассуждать к нему вернулась и способность чувствовать, а чувствовал он, барабаня пальцами по кожаному рулю, не что иное, как трусость. Все ту же трусость.

С одной стороны, у него есть повод, который ему так нужен, повод зайти. Более того, у него есть долг, который он поклялся исполнять. Не такое уж это и сложное дело — передать ей необходимую информацию. Это его работа. Но отчего же он так взвинчен? Эту загадку ему ни за что решить.

И все же Нката знал, что лжет себе, и даже специально отвел на это дело тридцать секунд. У него было полдюжины оснований испытывать тревогу перед тем, как подняться на лифте в квартиру на четвертом этаже, и не последним из них было то, что он когда-то сделал намеренно по отношению к женщине, которая жила в этой квартире.

Он еще не совсем разобрался с тем, что побудило его взять на себя ответственность и поведать Ясмин Эдвардс о том, что ее любовница ей неверна. Одно дело — честно вести охоту за убийцей, и совсем другое — желать, чтобы убийцей оказался тот, кто стоит на пути Нкаты к… к чему? Он не хотел задумываться над ответом.

Он сказал себе: «Смелее, чувак» — и распахнул дверцу машины. Может, Ясмин Эдвардс и зарезала мужа, в результате чего отсидела срок за решеткой, но уж если дело меж ними дойдет до ножей, то Нката (и он был уверен в этом как ни в чем другом) имеет куда больше опыта в обращении с оружием, чем она.

В другое время он, чтобы проникнуть в лифт здания, позвонил бы в любую другую квартиру и состряпал бы для ответившего жильца историю — зачем полиции требуется попасть в подъезд. Тогда он поднялся бы на лифте и постучал в дверь Ясмин Эдвардс, которая и не догадалась бы, кто же стоит на пороге ее жилища. Но сейчас Нката не разрешил себе так поступить. Он набрал на домофоне номер ее квартиры и услышал ее голос, спрашивающий, кто там.

— Полиция, миссис Эдвардс. Мне нужно поговорить с вами, — сказал он.

Возникшая пауза заставила предположить, что хозяйка квартиры не узнала его голос. Однако секундой позже она открыла замок. Дверцы кабины разъехались в стороны, и Нката шагнул в лифт.

Он думал, что Ясмин встретит его в крытом переходе, у входа в квартиру, но дверь была плотно закрыта, как всегда, и окно гостиной задернуто, как положено на ночь, занавесками. Когда же он постучал, дверь сразу распахнулась. Это означает, заключил Нката, что она стояла в прихожей и ждала его прихода.

Она без выражения смотрела на него, и ей не приходилось поднимать голову. Потому что Ясмин Эдвардс была ростом в шесть элегантных футов, и выглядела она столь же впечатляюще, как и в первый раз, когда Нката увидел ее. Она уже сменила рабочую одежду, и сейчас на ней была только полосатая пижама. Больше на ней ничего не было, и он знал ее достаточно хорошо, чтобы догадаться: она сознательно не набросила халат, узнав, кто звонит в дверь. Так она показывала полиции, что ее уже ничем не напугаешь; она уже испытала в их руках самое плохое, что только возможно.

Яс, Яс, думал он. Он хотел остановить несказанные ею слова. Между нами все должно быть совсем не так. Но вслух он произнес лишь: «Миссис Эдвардс» — и потянулся за своим удостоверением, словно поверил, что она не узнала его.

— Чего тебе, парень? — спросила она. — Пришел высматривать еще одного убийцу? В этом доме только я одна способна на убийство, так на какой день мне нужно алиби?

Нката сунул удостоверение обратно в карман. Он не вздохнул, хотя очень хотелось.

— Можно поговорить с вами, миссис Эдвардс? — спросил он. — Если честно, это касается Дэна.

Невзирая на все усилия Ясмин, тревога отразилась на ее лице. Но она подозревала, что слова Нкаты могут быть какой-то уловкой, поэтому осталась стоять где стояла, загораживая проход в квартиру.

— Моего Дэна? — переспросила она. — Сначала выкладывай все мне, констебль.

— Теперь уже сержант, — заметил Нката. — Или это только портит дело?

Ясмин склонила голову набок. Нката вдруг понял, что ему недостает перезвона бусинок в сотне ее косичек, хотя и короткая стрижка была ей очень к лицу.

— Значит, сержант? Так ты об этом хотел рассказать Дэниелу?

— Я пришел поговорить не с ним, — терпеливо пояснил Нката, — а с вами. О Дэниеле. Могу сделать это в коридоре, если вам так удобнее, миссис Эдвардс, но вы замерзнете, если останетесь здесь.

И тут же лицо Нкаты вспыхнуло жаром: в этих словах отозвалась только что замеченная им подробность: кончики ее грудей затвердели под тонкой тканью пижамы, а кожа цвета грецкого ореха в глубоком вырезе пошла мурашками. Изо всех сил Нката старался не смотреть на незащищенное от зимнего холода тело Ясмин, но все равно в поле его зрения оставался нежный и гордый изгиб шеи, а под правым ухом была родинка, которой он раньше не замечал.

Ясмин бросила на него полный презрения взгляд и протянула руку за дверь, где, как было известно Нкате, находилась вешалка для верхней одежды. Она достала тяжелый кардиган и надела его, затем тщательно, не торопясь, застегнулась. Только когда все пуговицы были застегнуты, а воротник расправлен, она вновь обратила внимание на Нкату.

— Так лучше? — спросила она.

— Вам судить, не мне.

— Мам? — Это раздался голос ее сына, доносящийся из-за двери спальни, которая, как помнил Нката, располагалась слева от прихожей. — Ты уходишь куда-то? Кто…

За спиной Ясмин возникла фигурка Дэниела Эдвардса. Он взмахнул ресницами, когда увидел, кто к ним пришел, и расплылся в заразительной улыбке, обнажая идеальные белые зубы, такие крупные на лице двенадцатилетнего мальчика.

— Привет, Дэн, — сказал Нката. — Как дела?

— Привет! — ответил Дэниел. — Ты запомнил, как меня зовут.

— У них все записано, — сказала сыну Ясмин Эдвардс — У копов такая работа. Ты уже готов пить какао? Если хочешь, пей, я все приготовила. Уроки сделал?

— Ты зайдешь к нам? — спросил Дэниел у Нкаты. — У нас есть какао. Мама сама варит. Я поделюсь с тобой.

— Дэн! У тебя с ушами все в порядке?

— Извини, мама, — торопливо пробормотал Дэн и снова блеснул улыбкой.

Дэниел исчез в кухне. Сразу же застучали открываемые и закрываемые дверцы шкафчиков.

— Можно? — спросил Нката у матери мальчика, кивая головой в сторону гостиной. — На это уйдет не больше пяти минут. Обещаю вам, мне и самому пора домой.

— Я не хочу, чтобы ты пытался подобраться к Дэну…

Нката поднял руки в знак покорности.

— Миссис Эдвардс, я хоть раз беспокоил вас после того, что случилось? Нет, верно? Думаю, вы можете доверять мне.

Она как будто углубилась в размышления над тем, что сказал чернокожий полицейский, а тем временем из кухни продолжал доноситься веселый стук и звон посуды. Наконец она отошла от дверного проема, широко раскрыв дверь. Нката тут же шагнул в квартиру и закрыл за собой дверь, не давая ей возможности передумать.

Он быстро огляделся. Еще загодя он решил проявлять безразличие ко всему, что бы он ни нашел в квартире Ясмин; но любопытство взяло верх. Когда он впервые встретил Ясмин Эдвардс, она жила с любовницей-немкой — тоже бывшей заключенной, как и она сама, тоже отсидевшей срок за убийство, как и она. Теперь Нката не мог не задаться вопросом: кто пришел на смену немке?