Дочь Лунной богини - Сью Линн Тань

К вечеру мои пальцы покрылись волдырями. Болели руки и спина. Однако я не прикасалась к мечу и не выучила ни одного магического слова, поэтому, несмотря на усталость, с нетерпением ждала момента, когда смогу вернуться к тренировкам.

Оказавшись в комнате Ливея, я принялась выбирать книги для завтрашних уроков. Через некоторое время он вышел из ванной, надев короткий белый халат поверх свободных черных брюк. Его все еще влажные длинные волосы ниспадали на спину. Я думала, принц меня отпустит, но он уселся за стол и выжидающе посмотрел в мою сторону.

— Какую мелодию ты сыграешь?

Его просьба совсем вылетела у меня из головы. Тело сковала усталость, а мои больные конечности мечтали оказаться в постели, но я села рядом с ним и достала свою флейту. Комнату наполнили мелодичные звуки пробуждения весны, когда реки тают и снова наполняются жизнью.

Закончив, я опустила флейту на колени.

— Удивительно, как такой маленький инструмент может создавать настолько прекрасную музыку. — С минуту он обдумывал что-то, а затем добавил: — Эта мелодия звучала радостнее, чем та, что ты исполняла раньше. Она отражает твое настроение?

— Да. Сегодня — один из лучших дней в моей жизни. И за это мне следует благодарить тебя.

Может, я и озвучивала очевидное, но зато говорила искренне. Я все еще скучала по дому, маме и Пин’эр… но больше не чувствовала себя так, словно осталась одна и в этом мире мне нет места.

Ливей прочистил горло, а кончики его ушей покраснели. Поднявшись на ноги, он подошел к своему столу. На стене рядом висел свиток с изображением девушки. Темные глаза сверкали на идеальном овале лица. Она сидела под гроздьями глицинии, держа в руках бамбуковые пяльцы.

— Кто она? — спросила я.

С мгновение он молча смотрел на картину.

— Раньше она жила во дворце, неподалеку от нашего. И в детстве я часто навещал ее. Она терпеливо сносила все мои шалости, даже когда я путал нити, которые она использовала для вышивки.

Я представила юного озорного Ливея.

— Ты сказал «раньше». А где она сейчас?

Его лицо омрачилось.

— Однажды я пришел к ней в сад, но там никого не оказалось. Слуги сказали, что она уехала. Никто не знал, куда.

Мне хотелось облегчить его печаль. А он сел за свой стол, на котором стоял поднос с материалами для рисования: несколькими листами хрустящей рисовой бумаги, большой тушечницей из фиолетового нефрита и подставкой для сушки кистей из сандала, с которой свисало несколько штук с ручками из бамбука и лакированного дерева. Я с любопытством смотрела, как принц выбрал кисть, обмакнул ее в глянцевую тушь и уверенными мазками принялся что-то изображать на бумаге. А через несколько минут протянул рисунок мне.

— Это для тебя, — сказал он, когда я даже не сдвинулась, чтобы взять его.

Я уставилась на бумагу. Вернее, на свой портрет. С поразительным сходством Ливей изобразил, как я смотрю вдаль, играя на флейте. Дрожащими руками я забрала рисунок.

— Ты очень хорошо рисуешь, — тихо сказала я. — Хотя не должен делать это для меня каждый раз, когда стану для тебя играть. Возможно, это и не входит в мои обязанности, но мне не требуется ничего взамен.

— А как же тогда мне компенсировать свои недостатки? — с невозмутимым видом спросил принц. — Ведь у меня их так много.

Я рассмеялась, вспомнив наш разговор днем.

— Тогда мне достаточно одного.

Он улыбнулся.

— Спокойной ночи, Синъинь.

Я поднялась на ноги и пожелала ему добрых снов. Закрывая двери, я заметила, что Ливей вновь взял кисть и склонился над столом. Сердце наполнилось теплом, я отвернулась и посмотрела в небо над головой.

Стояла ясная, абсолютно безоблачная ночь, луна сияла на небе, и ее свету ничто не мешало. И пока я шла к своей комнате через сад, ее сияние освещало мой путь ярче, чем фонари.

Глава 7

Я погрузилась в новую жизнь, и незаметно дни превратились в недели. Каждое утро мы с Ливеем посещали уроки в комнате Размышлений, а во второй половине дня тренировались с небесными солдатами. Мой разум впитывал новые миры и знания, но самый большой восторг у меня вызывали тренировки на поле. Я научилась прекрасно владеть мечом: рубить и колоть, блокировать и парировать, — хотя мое мастерство все равно уступало способностям Ливея. Стремясь наверстать этот разрыв, я изучала боевые приемы до поздней ночи, повторяя движения в своей комнате, пока они не стали такими же естественными, как использование палочек для еды или исполнение мелодий на флейте.

Иногда я задавалась вопросом: почему испытываю такое возбуждение, когда стрела пронзает цель? Или когда сбиваю противника с ног хорошо исполненным ударом? Так происходило потому, что раньше я была слабой и просто радовалась новообретенной силе? Или это стремление — желание победить — всегда жило в моей крови?

Возможность развивать свои магические силы порождала у меня волнение и страх одновременно. В детстве я представляла, как вызываю молнии и летаю по небу. Но катастрофические последствия, вызванные моим первым знакомством с магией, отбили всякое желание прикасаться к ней. Ливей мог бы освободить меня от занятий, но бессмертный без магии подобен тигру без когтей и, даже обладая физическими силами, мало чем отличался бы от смертных. Так что если я хотела в будущем помочь матери, то должна была научиться использовать свой дар.

Наша наставница, учительница Даомин, занимала должность хранителя Императорской сокровищницы и находящихся в ней зачарованных артефактов. Всегда приходила в тускло-серых нарядах, а черные волосы собирала в тугой пучок, который скрепляла длинными шпильками так, что они напоминали веер. Ее широко раскрытые глаза были цвета миндаля, а на бледной коже не отпечаталось ни единой морщинки от хмурого взгляда или улыбки.

Я никогда не занималась магией, а Ливей уже вполне управлялся со сложными чарами, поэтому первые несколько недель учитель Даомин позволяла мне лишь медитировать, изредка напоминая держать глаза закрытыми, разум — пустым, а дух — «спокойным, как безветренный рассвет». Первое время я с энтузиазмом бралась за упражнения, предвкушая, что обнаружу в себе какие-нибудь скрытые способности или достигну духовного просветления. Но вскоре мне надоело часами сидеть на полу скрестив ноги. Всякий раз, когда учительница Даомин замечала малейшую морщинку на моем лбу или покачивание ноги, тут же хлопала меня по руке веером и бросала туманное наставление: «Очисти свой разум от всего, что отвлекает внимание!», или «Сосредоточься на познании собственной энергии!» или «Ищи свет во тьме!»

Мне приходилось стискивать зубы от