Таежная богиня - Николай Гарин

С огромным наслаждением Анатолий продолжал ласкать девушку взглядом. От прежнего пренебрежения к женщине не осталось и следа. Теперь Анатолию казалось, что он наконец-то нащупывает смысл жизни. И этот смысл, похоже, заключается в... служении женщине, в защите ее от любых неприятностей... Думая об этом, он чувствовал, как по его телу прокатываются горячие волны, а в груди томительно и сладко щемит. Да, для этой женщины Анатолий был готов на все. Скажи: отдай руку — протянет молча, без раздумий — режь. И на что ему жизнь без этого сладостного служения, без любования и томления?!.. Сколько можно быть все время одному и в жизни, и в мыслях?! Эх, если б случился пожар или обрушилась вдруг крыша, начался потоп, — тогда бы он ее спас, вынес на безопасное место, а сам бы умер счастливым...

Когда-то он загадывал, что выйдет на свободу и встретит приятную, добрую женщину. Создаст семью, детей заведет, ну и так далее. Чтобы все как у людей. А вот поди ж ты, вот она лежит, совсем рядом, протяни руку и коснешься. Но если коснешься, пропадет чудо! Разве можно взять в руки радугу, солнечный зайчик или снежинку?!..

“Интересно, с кем она?! — ножом полоснула ревнивая мысль. — Не с этим ли фраерком?!” — тяжелый взгляд Анатолия уперся в спину Никиты.

...Никита проснулся рано. Быстро вспомнив, где находится, он открыл глаза. Прямо перед ним в слабом освещении стояли самодельные, не совсем аккуратно сколоченные стеллажи, на которых громоздились книги. Книг было много: по философии, истории, всевозможные словари, справочники, энциклопедии. Художественной литературы тоже хватало, но Никиту поразили именно книги по философии. Здесь были и Ницше, и Кант, и Соловьев, и Шопенгауэр, и Гессе...

За спиной Никиты сухо стрельнули дрова в печке, скрипнул стул, и он повернулся. За столом, глядя на него в упор, сидел угрюмый парень, который вез их сюда, насколько он понял — хозяин этого жилища. “Кажется, Анатолий”, — вспомнил его имя Никита. Взгляд Анатолия был тяжелый и недружелюбный. “Вот это волчара!” — мелькнуло в голове Никиты. Он поднялся. Хотелось курить. Накинув куртку, он взялся за ручку двери.

— Постарайся остаться в поле зрения часового, — неожиданно проговорил Анатолий. Голос у него был хриплый, в нем слышалось пренебрежение.

— Постараюсь, — так же холодно ответил гость и вышел на улицу.

Едва Никита закурил, как его накрыла высокая и широченная тень с автоматом. Солдат был в шубе до самой земли.

— Угости, студент, — проговорила шуба. Никита молча протянул пачку. — Я три возьму, не возражаешь?

— Не возражаю, — ответил Никита и пошел за угол, расстегивая на ходу ширинку...

— Чифирнешь? — предложил Анатолий, когда Никита вернулся в пристрой. Он с полминуты раздумывал, потом кивнул и взялся за стакан, наполненный на одну треть черной жидкостью. Никита на самом деле хотел попробовать эту гадость. Столько слышал, а теперь вот появилась возможность с самим зэком почифирить.

Едва он отхлебнул, рот словно в узел завязало. А когда проглотил терпкий и горький напиток, то почувствовал, как внутри что-то переключилось. Голова прояснилась и тут же слегка закружилась, как от алкоголя. Вообще-то это было приятное чувство, отметил про себя Никита и сделал второй глоток. Стало еще лучше.

Анатолий сидел и невозмутимо поглядывал на своего гостя. Его не удивила и не разочаровала реакция парня на его предложение. Ну, выпил и выпил, не побрезговал, не отказался.

Никита расслаблялся. В голове было легкое кружение. Неприязненное отношение к хозяину жилья постепенно исчезало. Никита даже мысленно стал делать набросок его лица. Он отметил жесткость скул, подбородка, высоту лба. Чуть впалые щеки, приплюснутый нос были точно вырублены, грубо, скупыми движениями инструмента, и слегка закруглены на стыках. От этого лицо казалось граненым. Интересными были глаза, в них таилась некая гипнотическая сила, они не бегали и почти не моргали, были неподвижны, как у изваяния. Кроме того, за угрюмостью и суровостью угадывался ум. А в осанке этого человека, раскованных жестах, манере говорить чувствовался аристократизм, благородство, козырная масть.

— С тобой? — Анатолий неожиданно кивнул в сторону Валерии. Ему хотелось убедиться, что этот парень просто сопровождает Валерию в столь странном и опасном путешествии. Никита проследил за кивком и вдруг сразил собеседника ответом:

— Моя.

Лерка действительно пока еще была его, хотя особой близости между ними не было с ее прошлогоднего приезда. Все равно он отвечал за нее головой. Поэтому и ответил не раздумывая.

Анатолий не сводил пристального взгляда с Никиты. Он рассматривал своего гостя и не понимал, зачем этот парень ему врет. Нет и не может быть эта девушка его. И вообще кого-то. Это нетронутое, непорочное создание, это королевна!..

Никита поглядывал на своего собеседника в те моменты, когда тот время от времени косился на безмятежно спящую Лерку. Невозможно было не догадаться, что Анатолий сильно запал на Валерию.

— Че ж ты ее с собой таскаешь? — хрипло, с укоризной и печалью в голосе проговорил хозяин пристроя. — Такую птаху надо на левой ладони носить, а правой прикрывать. А ты ее в такое дерьмо затащил.

— Она птаха вольная, — в тон Анатолию проговорил Никита. — Не все птахи хотят в клетках сидеть да золотые зерна клевать. Лерка — барышня самостоятельная, отчаянная.

— У этой вольной барышни в лучшем случае гастрит, а в худшем язва желудка, — устало проговорил Анатолий и встал, чтобы подбросить еще дров.

— Как язва? Какой гастрит? — Никита тоже встал со своего места.

Анатолий резко повернулся в сторону Никиты:

— Только не говори, что не знал.

Ауспия. Холат-Сяхл

С огромным трудом переставляя лыжи с прилипшими к ним комьями тающего снега, ребята второй день продвигались вверх по небольшой речке Ауспия. Красивое название реки, увы, не отвечало мрачному переводу с мансийского — “река мертвых”. Замыкал шествие “черепах” Никита, а впереди него плелась Валерия. Девушка давно выбилась из сил, но не хотела сдаваться. Никите казалось: он слышит, как у нее скрипят зубы, как она вопит, проклинает все и всех и как ей отчаянно хочется взглянуть на таинственных истуканов из камня и написать картину.

Перед выходом из Ушмы Никита строго и откровенно поговорил с Валерией. Девушка ни в какую не соглашалась повернуть назад. Ее уверения в том, что она запаслась совершенно классными лекарствами, все же подействовали на Никиту, и он отступил, взяв, однако, с нее обещание при первых же болях вернуться назад. С тем и пошли.

Месяц май в этих краях самый что ни на есть лыжный. Ночью морозы до двадцати, днем — пять-семь холода. В этот же раз творилось что-то невероятное. Плюсовая температура, яркое, жаркое солнце — хоть раздевайся, ложись на спальник и загорай. Сверху солнце, снизу снег. Ребята давно шли в футболках и тонком трико. Лица розовели от загара. Никита хоть и хрипел вместе со всеми от усталости, тем не менее успевал смотреть по сторонам.

Когда ребята ночевали в Ушме, в горах прошел снег, а в низинах дождь. Приближаясь к Ауспии, ребята обратили внимание на деревья, покрытые тонким льдом. Чем ниже они спускались, тем толще становился лед. А прибрежные кусты, деревья, скалы — все, все вокруг было словно из хрусталя! Каждую веточку, иголочку будто искусно вырезали, отполировали, пустили через них свет, который сиял теперь тысячами малюсеньких солнц. Это была поистине ледяная сказка. Деревья стояли не шелохнувшись. Солнце, набирая силу, все ярче и ярче зажигало эту сказку. Скальные выступы блестели фантастическими самородками невиданных самоцветов.

Не сговариваясь, Никита с Валерией сбросили рюкзаки и схватились за этюдники. Студенты защелкали фотоаппаратами. Но настоящее чудо произошло несколько позже, когда по замерзшему руслу Ауспии прошелся легкий ветерок. Словно волшебник-невидимка пробежал и тронул рукой тысячи веточек-струн, которые отозвались едва уловимым ледяным звоном. Все замерли. Никита даже кисть отложил. Это был фантастический звук фантастического леса. Никита закрыл глаза и, слушая эту мелодию, легко представил себе рай...

Набирал силу ветерок, усиливался звон. Солнечные блики слегка качнулись, потом робко затрепетали и вдруг заиграли всеми цветами радуги.

— Однако пора идти, — бесстрастным голосом сказал Женя, и хрустальная сказка кончилась. Надо было выходить из нее в прямом смысле — подниматься вверх по склону в лесную зону.

Теперь продолжалась другая сказка. Вчерашняя ледяная растаяла, а явилась таежная, с мохнатыми остроконечными елями, которые взметнулись к небу. Многие деревья все еще держали на себе сугробы снега. Прибрежные скалы и огромные камни теперь плакали тонкими ручейками, которые сбегали по ним, образовывая к вечеру стеклянные наросты, а на отвесных местах сосульки, похожие на игольчатые зубы чудовищ.