Счастливая ностальгия. Петронилла (сборник) - Амели Нотомб

– Ты смеешься! Я правду говорю.

– Нашу беседу можно продолжить в кафе, если хочешь.

Петронилла обычно вела лишь легкомысленные разговоры, за исключением тех случаев, когда речь шла о политике. Тогда рано или поздно в ней просыпалась дочь воинствующих коммунистов; касалось ли это зарплат, безработицы или чего-то другого, наступал момент, когда она восклицала: «Это просто упадство, представляешь!»

Меня всегда поражало это слово, которое она использует и по сей день. Кроме как от Петрониллы Фанто, я ни от кого его не слышала, даже от Арлетт Лагийе или Оливье Безансено.[28] Для меня это изобретение Петрониллы. Так она именует вещи и явления, которые, по моему мнению, не имеют ничего общего с упадничеством.

Тем вечером, когда она заявила мне, что ей предстоят встречи с читателями в нескольких весьма престижных парижских книжных магазинах, а я ее с этим поздравила, она вдруг разозлилась. Я попыталась понять, что ее так возмутило. Тут-то она и выдала:

– Эти буржуи-книгопродавцы должны платить писателям, которые теряют два часа своего времени, когда приходят к ним раздавать автографы!

– Петронилла, да что ты такое говоришь? Книжные магазины и так с трудом сводят концы с концами. Если владелец магазина приглашает автора подписать книги, это риск для него и подарок для писателя!

– А, вот как! Какая же ты наивная! А я говорю, что всякая работа должна быть оплачена. А за то, что я надписываю книги, мне никто не платит. Это упадство!

Я даже не знала, что ответить.

– Ладно, у меня обмелело, – пожаловалась она, протягивая пустой бокал.

– Мы выпили всю бутылку.

– Так открой другую.

– Нет. Думаю, нам хватит.

Я заметила, что чем больше она пила, тем больше «левели» ее высказывания.

– Как, только одна бутылка? И это ты, Амели Нотомб, у которой вся квартира набита шампанским! Это просто неприлично! Это отвратительно. Это…

– Упадство? – подсказала я.

– Вот именно.

Компаньонке по выпивке Петрониллы нельзя расслабиться ни на минуту. Некоторое время спустя, когда мы с ней наливались шампанским «Моэт» на очередной литературной тусовке, она вдруг заявила, что нужно срочно отправиться кататься на лыжах. Не помню, почему вдруг она заговорила на эту тему. Призвав на помощь все свое воображение, могу восстановить лишь с некоторой долей вероятности.

– Посмотри на этих павианов! – воскликнула Петронилла. – Стоит попасть в их общество, как сразу хочется вдохнуть свежего горного воздуха.

– Обожаю горы. – Я тотчас угодила в ловушку.

– Договорились. Сейчас у нас декабрь. До конца года нам нужно поехать кататься на лыжах. Чего-нибудь придумаем.

Даже не помню, к кому мы обратились, но уже на следующее утро выяснилось, что нам забронированы два места на лыжной станции в Альпах (назовем ее «Акариаз»).

Я позвонила Петронилле, чтобы спросить, что теперь делать. Оказалось, что опьянение вызывает у нее такой же склероз, как и у меня.

– Слушай, я вообще ничего не помню. Но это круто, поехали. Займешься билетами на поезд?

В сущности, она была права. Судьбу надо подстегивать. Если бы первый шаг всегда зависел от меня, в моей жизни вообще ничего не происходило бы.

26 декабря, сойдя с поезда и пересев на такси, мы прибыли в «Акариаз», который находится на высоте 1200 метров. Вещи мы побросали в арендованном нами шале. Петронилла дрожала от нетерпения, ей хотелось как можно скорее переодеться и подняться на склон.

В очереди за билетами на подъемник она спросила:

– Ты давно каталась на лыжах?

– Еще в Японии.

– Со своим знаменитым женихом?

– Нет. Я тогда была маленькой.

Молчание.

– Тебе сколько было?

– Четыре года.

– То есть ты уверяешь, что последний раз вставала на лыжи в четырехлетнем возрасте?

– Ну да.

– А теперь тебе сколько?

– Тридцать пять.

Петронилла огорченно вздохнула:

– Только не рассчитывай, что я буду давать тебе уроки. Я сюда приехала развлекаться.

– Мне не нужны твои уроки.

– Но, Амели, ты не вставала на лыжи тридцать лет!

– В четыре года я каталась очень даже прилично.

– Ну да. А в детском саду тебе вручили почетную снежинку. Это впечатляет.

– Это как на велосипеде, если научишься, то разучиться нельзя.

– Еще как можно.

– Я доверяю детским способностям.

Петронилла обхватила лицо ладонями и сказала:

– Грядет катастрофа.

– Уверяю тебя, мои ноги помнят, как нужно действовать.

В 14.40 мы поднялись на склон. Светило солнце, снежный покров был идеальным. Мой энтузиазм рос.

Петронилла стрелой унеслась вперед. Очень быстро – быстрее, чем я написала эти строки, – она спустилась по крутому склону, невероятно изящная и стремительная.

На пике эйфории я попыталась ей подражать, но через пару метров рухнула в снег. Я быстро вскочила на ноги и устремилась вперед, но через секунду вновь оказалась на земле. И это повторилось раз пятнадцать подряд. Петронилла успела к тому времени вновь воспользоваться подъемником и теперь стояла рядом со мной.

– Да, похоже, детские способности дали сбой. Может, тебя поучить?

– Оставь меня в покое!

За десять последующих минут она успела опять скатиться вниз, подняться и снова стояла рядом со мной, а я валилась на землю приблизительно раз в пять секунд.

– У нас проблема, – сказала Петронилла. – Тебе понадобится очень терпеливый инструктор.

Я разрыдалась.

– И психиатр, – добавила она.

– Отстань от меня! Я уверена, что могу. Ты мешаешь мне сосредоточиться. Не могла бы ты пойти на какой-нибудь другой склон, подальше от меня.

– Ладно.

Она исчезла.

Итак, я осталась одна, к ногам были прицеплены два странных предмета, которые делали вид, будто являются продолжением моего тела, но на самом деле, по крайней мере в данный момент, мне казалось, что вместо обуви на мне османские сабли. Я закрыла глаза и погрузилась в себя, чтобы вспомнить себя же, четырехлетнюю.

В начале семидесятых годов Тироль был недостижимой японской мечтой. На горнолыжной станции в Японских Альпах[29] мои родители сняли на неделю шале размером со скворечник. Лыжные инструкторы расхаживали в кожаных штанах, а горничные – в платьях с корсажем, расшитым эдельвейсами. Было Рождество. Когда мы шли пить горячий шоколад, в ресторанчике японский хор всегда пел немецкие песенки про елку. Этот мир казался божественно-прекрасным.

На лыжной трассе мама дала мне первые уроки, которые вскоре принесли плоды. К концу недели я носилась как молния на своих крошечных лыжах. Я даже освоила поворот.

Если не открывать глаза, то у меня все получится, решила я. Итак, действуем. Я устремилась в темноту, и в самом деле детские ощущения вернулись. Вертясь во все стороны, я достигла подножия холма, ни разу не упав. Внизу я издала торжествующий крик.

У подъемника путь мне преградил какой-то верзила.

– Вы что творите? Я учил детей кататься на лыжах, вы нас чуть не сшибли!

– Простите. Это потому, что я закрыла глаза.

– Вы больная или что?

Следовало поменять методику. К счастью, к тому времени, когда я вновь поднялась на гору, я уже успела убедить себя, что даже с открытыми глазами катаюсь очень неплохо. Как приятно было нестись зигзагами, вздымая колючий снег, подскакивая на кочках, как на трамплине. Какой замечательный спорт! Я попробовала другие трассы, у меня все получалось. Ко мне подъехала изумленная Петронилла:

– Что случилось?

– Я поверила в детские способности, – повторила я.

Мы вместе катались до самого вечера. С тех пор я столько раз слышала, как Петронилла рассказывает эту историю: «Я поехала на лыжный курорт с одной неумехой, ну просто полный ноль, она сразу расхныкалась, а через час уже спускалась как профи! Нет, честное слово, она ненормальная».

На следующее утро Петронилла сообщила мне, что очень плохо спала.

– Здесь полно постельных клещей! А у меня аллергия.

– И что будем делать?

– Надо открыть окна.

Мы тщетно попытались открыть окно в нашем номере. Очевидно, это не было предусмотрено. У нас ничего не получилось.

– Вот идиотизм! – возмущалась Петронилла. – Камера с ковровым покрытием – и даже не проветрить!

– Может, с клещами можно еще как-нибудь бороться?

– Пылесосом.

В стенном шкафу нашлось что-то вроде пылесоса для холостяка-неряхи, на который Петронилла взглянула с презрением. Я прошлась пылесосом повсюду, куда достала. Она пожала плечами.

– Еще можно было бы вытрясти одеяла, но ведь окно наглухо закрыто…

– Это не проблема. Пойду вытрясу на улицу.

Схватив одеяла в охапку, я вытрясла у входа сначала одно, потом другое, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. Каждый раз, когда я возвращалась, Петронилла вручала мне очередной предмет, который нужно вытрясти: подушки, простыни, покрывала. Я вытряхивала и невозмутимо извинялась.

После моего энного возвращения она заявила, что с матрасом мне поможет.