Солдат удачи - Михаил Ахманов

Жуткий спазм прокатился по телу левиафана от носа до кормы – видимо, черви, что вгрызались в днище, добрались до нервных узлов. Дарт упал от толчка на колени, взмахнул шпагой, ударил кинжалом, и пара белесых обрубков поплыла по течению. Но все же монстров было много, слишком много… пожалуй, еще и прибавилось с начала атаки… Не обойтись без дисперсора, подумал он, бросив кинжал и нашаривая ребристую рукоять.

Нерис вдруг испустила торжествующий вопль. Дарт, не прекращая сечь и рубить, мельком взглянул на женщину – в ее руках подрагивало что-то продолговатое, тонкое, отливающее желтым костяным блеском. В следующий миг его сознание словно раздвоилось: он по-прежнему пытался устоять на сгустке трепетавшей под ногами плоти, дотянуться острием до безглазых голов и вытащить дисперсор, но в то же время видел, как Нерис склоняется к воде, подносит тонкую кость к губам, проводит по ней пальцами, как бы что-то нащупывая. Внезапно резкий пронзительный звук раскатился над рекой, заставив вздрогнуть; подстегнутый им, он надавил спусковую пластину дисперсора и приподнял ствол, стараясь, чтобы луч не коснулся воды. Несколько тварей, разрезанных напополам, исчезли, но под их тушами копошились другие легионы монстров, уже не десятки, а сотни. Возможно – тысячи…

– Мон дьен!.. – прошептал Дарт, направляя оружие в воду.

Однако он не успел нажать на спуск – протяжные звуки повторились снова, и через мгновение рядом замелькали гибкие тела с вытянутыми головами, увенчанными грозным бивнем-рогом. «Старая добрая черная магия», – мелькнула в его мозгу мысль, когда дельфины окружили их плотным кольцом. Действовали они с поразительной быстротой, кромсая, перекусывая и заглатывая еще шевелящиеся обрубки; было их дюжин пять или шесть, но мнилось, что речные воды кипят под ударами мощных хвостов и плавников, и каждая волна щерится зубастой пастью. Стремительные силуэты скользили у поверхности и в глубине, переворачивались, изгибались – неуязвимые, хищные и прилежные, будто иразы-чистильщики, каких Дарт встречал на Анхабе, и столь же, на удивление, эффективные. Заметив, что левиафан уже не корчится, а лишь чуть-чуть подрагивает, он свесился над бортом и выяснил, что червей у днища больше нет, а двигательная мембрана хоть и не изодрана в клочья, но сильно повреждена. Это было неприятным открытием. Способен ли их живой корабль плыть? И что означает эта дрожь? Трепет облегчения или предсмертные конвульсии?

Но дрожь вскоре прекратилась, а разрывы прямо на глазах стали затягиваться свежей плотью – видимо, их судно обладало потрясающей способностью к регенерации. Брокат перестал метаться в воздухе, опустился Нерис на плечо, и она, выронив костяную свирель, пригладила его взъерошенную шерстку; потом села, закрыла глаза и в изнеможении откинулась на борт. Губы ее шевелились, и Дарт, напрягая слух, понял, что женщина творит молитву одновременно на нескольких языках. Знакомые слова фунги складывались в благодарность речным братьям, что вовремя пришли на зов; само собой, не был забыт и Предвечный Элейхо.

Тем временем стайка дельфинов рассеялась, и только трое-четверо крутились у самого дна, над обломками Марианны, будто любопытствуя, что за невиданная вещь вдруг очутилась в их реке. Дождавшись, когда они исчезнут, Дарт вскинул дисперсор, выставил на полную мощность и полоснул лучом по прибрежному откосу. Пласт земли, песка и глины медленно пополз вниз, заваливая воронку, но он продолжал стрелять, пока над водой не поднялся овальный холмик. Потом взглянул на свое оружие: полоска указателя энергии мерцала у самого нуля.

Шепот смолк, глаза Нерис распахнулись.

– Зачем ты это сделал?

– Так нужно, моя госпожа. Нельзя, чтобы в моем бхо устроили логова гнусные твари. Я этого не хочу.

Она пожала плечами и посмотрела на свой джелфейр, уже наливавшийся зеленым цветом.

– Бхо есть бхо… Пока в них бродит жизненная сила, они способны исцелиться от самых тяжких ран и послужить нам сотню циклов, а иногда и больше. Но мертвый бхо… Кому он нужен? Это ведь не разумное существо!

– Мой был почти разумным, – ответил Дарт, глядя на удалявшийся холмик. Левиафан не проявлял никакой активности, их медленно сносило по течению, и вскоре насыпь над могилой Марианны исчезла за излучиной реки.

Женщина занялась его боком, откуда был выдран изрядный кусок: велела лечь, пристроила к кровоточившей ранке Броката, а когда тот насосался, приложила ладошку, что-то пошептала, и ручеек крови иссяк. Затем ожоги и онемевшие места были растерты мазью, и хоть ее воздействие оказалось быстрым и целительным, Дарт все же дотянулся до скафандра, вытащил прилипалу и шлепнул на плечо. Он ел пищу рами и спал с женщиной рами; их метаболизм был, вероятно, близким – но вот насколько близким? Рисковать ему не хотелось.

Но заботы Нерис и тревога на ее лице были приятными. Наблюдая, как просветленная шира то роется в груде свертков, шкатулок и сосудов с целебными снадобьями, то хлопочет над ним, Дарт блаженно усмехался и норовил, поймав ее руки, прикоснуться к ним губами. Когда Нерис, согнав Броката, остановила кровотечение, он полюбопытствовал:

– Тебе привиделось в вещем сне, что моя кровь прольется… Вот и пролилась! Ты знала, что именно произойдет?

Она нахмурилась и покачала головой.

– Элейхо не посылал предупреждения о водяных червях, и значит, это небольшая опасность. Видела же я другое… совсем другое, Дважды Рожденный… Видела битву, большую битву, однако не знаю, кто дрался на нашей стороне – это осталось секретом Предвечного. Но видела, как ты сражаешься с тьяни, как падаешь под их ударами, как тело твое заливает кровь из сотни ран…

«Пожалуй, количество ран – поэтическая гипербола», – решил Дарт, а вслух произнес:

– Выходит, ма белле пети, все главные удовольствия впереди. Битвы, раны и потоки крови… Ты уж постарайся, держи под руками целебный бальзам. И проверь, моя прелесть, не позабыла ли ты его в Трехградье?

Отпрянув, она зашипела рассерженной кошкой.

– Молчи! Шира ничего не забывает! И не тебе, пустоголовый маргар, ее попрекать! Вспомни, кому захотелось полюбоваться ямой, кишащей червями? А в том, что нужное снадобье исчезло, воля Предвечного!

– Амен! – воскликнул Дарт и попытался обнять ее, но она вывернулась с гордым видом и занялась своим мешком. Упаковав добро, Нерис устроилась на носу, кинула гневный взор на обидчика и ткнула пальцем в нервный узел их живого корабля. Левиафан покорно двинулся вверх по течению.

Глядя на ее спину, Дарт думал, что женщины не переносят насмешек, не прощают напоминаний о промахах и не любят, когда копаются в их тайнах. И здесь, и на Анхабе, и на Земле… Особенно на Земле… Сквозь наплывающую дремоту (это трудилась прилипала, впрыснувшая вместе с другими лекарствами успокоительное) виделась ему комната, озаренная свечами, ложе под пышным балдахином и женщина в пеньюаре из полупрозрачного батиста: черты искажены яростью, в руке – кинжал, и лезвие тянется прямо к его шее. Почему? Когда это было и где? Кажется, в Париже… В Париже, столице Бургундии? Нет, Бургундия – герцогство, а королевство звалось иначе… большая и прекрасная страна, в которой множество краев, уделов, местностей… в одной из них он родился – но только не в Бургундии и не в Париже…

Где?

Он закрыл глаза, стиснул кулаки, но вспомнить имя родины не удавалось.

Глава 8

Прошло несколько суточных циклов. Дарт не считал их; на этой гигантской реке пространство и время, слитые вместе, измерялись не днями и пройденным расстоянием, а событиями. Танец мотыльков меж ладоней Нерис; яма с останками корабля и нападение червей; лодка тири, плывущая к низовьям; птероиды, дельфины, декаподы и прочие создания, парившие в небесах или таившиеся в лесу и водах; Глотающий Рот – бездонная лужа, на которую они наткнулись в поисках места для ночлега; деревья смерти, заваленные черепами и костями, – к ним, кажется, приходили умирать животные со всей округи… Эти деревья Брокату решительно не понравились; он раздувал усы, верещал и шипел, пока они не выбрали место для привала в четверти лье от смертоносной рощи. Ее аромат был сладким, усыпляющим, точно в анхабских храмах эвтаназии, и, вероятно, служил таким же целям.

Дважды они видели скользивший над берегом туман, который Нерис называла то очистительным, то божественным. Дарт так и не понял, что это такое – животное, растение либо колония насекомых, спор или каких-то микроорганизмов. Мгла выглядела оранжевой, почти непроницаемой для глаз, воздушной и невесомой, но двигалась против ветра, захватывая территорию в несколько сотен шагов в окружности и поднимаясь до вершин самых высоких деревьев. Движения этой тучи были неторопливыми и как будто осмысленными: оранжевый поток струился вдоль реки, повторяя все береговые очертания и словно облизывая деревья и травы. По словам Нерис, это существо – или облако мелких существ? – не представляло никакой опасности, пожирая лишь мертвую плоть, сухие листья, ветви и гниющие плоды. Видимо, это был санитар или ассенизатор, очищавший лес, удобрявший почву и неспособный повредить живому. Дарт убедился в этом, глядя, как стайка птиц в пестром ярком оперении промчалась сквозь мглу и вынырнула где-то далеко, над лесной чащей, переливавшейся узорчатым малахитом.