Ужасное сияние (СИ) - Платт Мэй

— Отдохни уже.

База наполнялась огнями. Всегда пестрел «досуговый центр», кто-то оставался в тире. В противоположном углу полигона Кейт Саммерс тренировала медлительного флегматичного Марека Фишера, который совершенно не оправдывал своё интактское происхождение из «вотчины гениев». Саммерс жаловалась недавно, что её рекрут может завалить все экзамены, а она окажется виноватой, но дело вовсе не в ней. Короче, Дрейку повезло, что он выбрал Рыжего.

Этим прозвищем так и хотелось припечатать Нейта, очень уж оно подходило. В полумраке его волосы казались тёмно-медными.

«Рыжий». Так ведь и останется, как Дрейк — Альбиносом.

Почему-то это вызвало улыбку.

Будить его не пришлось. Дрейк ещё только вышел из мужской офицерской казармы, которая, как и женская, была разделена на вполне удобные комнаты по пять-десять человек в каждой плюс длинный коридор с вечными мотивирующими голо, как увидел Нейта. Парень застегнул комбинезон под горло, нацепил нож, флягу, комплект инструментов.

— Рекрут Уиллс докладывает: к охоте готов.

Он даже вытянулся по струнке.

— Вольно, — сказал Дрейк. — Помнишь инструкции?

— Так точно. Следовать за вами, най-рисалдар Норт. Не отставать, не уходить влево или вправо, не опережать.

— Если почуешь алада первым…

— Докладывать вам, сэр.

Дрейк хлопнул парня по всё ещё тощему, но теперь скорее жилистому, чем костлявому плечу. Можешь, мол, когда захочешь.

Их выпустил робот-«привратник» и часовой, который украдкой зевал в кулак. Дрейк показал пропуск: обучение. Раптор Нейта жался к механизму наставника, пару раз едва не ткнулся «мордой» кабины в «хвост», затем дистанция выровнялась. Предутренняя прохлада оседала дымкой конденсата на стекле, олеофобное и влагоотталкивающее покрытие растворяло непрошеную влагу. Внутри раптора поддерживалась стандартная комфортная температура, но снаружи, Дрейк знал, холодно до зубного стука. Шаги механизмов глухо тарабанили о песок, ряски стало меньше, а аладовой травы — больше, желтоватые пятна словно выжигали более тёмную поросль.

— Видишь? — спросил Дрейк.

— Угу, — Нейт откликнулся сразу. — Прошлый раз аладовой травы было меньше.

— Ну, она не совсем бесполезная. Животные могут её есть. По сути, это скорее вроде мутации. Учёные в Интакте изучают эту траву и то, как она влияет на живность.

— И как?

— Понятия не имею, — честно сознался Дрейк.

Периметр он определил заранее. Это была относительно спокойная зона, если они и встретят алада — «кузнечика», не более того. Мерное движение убаюкивало, судя по тому, что раптор Нейта сбивался с шага, тот и впрямь клевал носом. Дрейк привык: он мог спать и вести механизм одновременно, но этому учатся далеко не на первом году службы.

Его подкинуло, привыкнуть к этому было нельзя. Когда-то Дрейк сравнил это ощущение с нехваткой воздуха в шахте, Леони — с ожогом от крапивы, только не на коже, а где-то в кишках. Некоторые рапторы кричали от боли. Другие жаловались на тошноту, головную боль, зуд в костях.

Общее одно: каждый знал это. Нейт тоже понял: остановил механизм. На прозрачном экране всплыло встревоженное лицо:

— Дрейк!

— Да. Ну, я обещал.

Нейт моргнул.

— Типа, я не боюсь. Я их видел. А они меня нет, гы, — видимо, у Рыжего побочным действием «предчувствия» были нервные шуточки. — А теперь чего?

— Ты же знаешь. Ориентируйся по приборам, но вот это, — он тронул горло, с усилием втянул воздух, — главное. Я прикрою.

«Единичка. Но лучше поторопиться, разрыв не очень свежий, будет скоро «двойка».

Он не стал уточнять: Нейт пропал с видеосвязи, а его механизм решительно двинулся вперёд. Вспышек зелёного ещё не было видно, «предчувствие» командовало рапторами далеко за пределами зрения или слуха. Впрочем, алады бесшумны, хотя и сияют ярче любого огня. «Ужасное сияние», именно.

Раптор Нейта был массивной серебристой фигурой, громко топающей по песку и клочьям травы. Успело рассвести достаточно, чтобы корпус блестел, отражая солнце. Дрейк выкрутил настройки приборов на максимум, перевёл на полное ручное управление: в рекруте он не сомневался — просто на всякий случай, подстраховка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Тише. Не подходи слишком близко. Они нас не замечают до определённого момента, но важно не перейти черту».

Сто раз он говорил это Нейту. Вспомнит ли теперь? Сумеет ли рассчитать грань?

«Я здесь», — хотелось включить хотя бы аудиосвязь и произнести вслух. Дрейк сдержался. Ещё шаг, два. Пять. Рассвет за горизонтом словно бы померк, полинял. Голубое небо, рыже-бурый песок, блестящий корпус раптора — всё как будто завесили полупрозрачным серым плексигласом. Остался только один свет — зелёный в желтизну. Непередаваемо-яркий.

Дрейку почудилось, что он на дне «шкуродёра»: пещеру завалило, остался маленький просвет, в который он не протиснется. А потом Нейт ударил дизруптером на «хвосте» раптора.

Алад полыхнул ярче. Маленький кузнечик с зародившимися уже копиями-тенями, знаменитыми фракталами света — двойка всё-таки, вырос гадёныш, отметил Дрейк, — затанцевал на месте, кинулся к механизму. Добежит — прожжёт и сожрёт. Алады плевать хотели, насколько прочна материя, хоть из цельного графена сделай раптора. Добежит — будет воронка.

«Рыжий, мать твою!»

Первый залп Нейта задержал рост, но единичка снова выросла до двойки. Тот выжидал — почему, зачем? Расстояние — меньше пяти метров. Алады прыгучие. Кузнечики, мать их.

Дрейк ударил по сенсору и задержал собственную руку. Четыре метра. Три.

Раптор Нейта чуть наклонился. Клацнул «зубами» фронтального дизруптора. Вспышка вытянулась, будто насадили на зелёную иглу небо с землёй, и погасла.

— Ну как? — Нейт широко лыбился со своего экрана. Волосы растрепались, несколько прядей прилипли к уголкам рта.

Дрейк успел спрятать салфетку, которой вытер пот со лба.

— Отлично. На будущее всё же не позволяй им настолько сокращать дистанцию.

— Я боялся промазать!

— Да, но…

«Я за тебя испугался».

Это звучало бы непрофессионально. Дрейк сказал:

— Ты молодец. Думаю, сможешь сдать экзамены и стать сипаем досрочно.

Глава 9

Регенерационный гель был приятно холодным, а вот повязка отчаянно сползала на глаза, это бесило сильнее головной боли. Сорен остановился перед зеркалом, сорвал в пятый раз повязку и налил ещё полтюбика геля поверх огромного кровоизлияния на теменной доле головы. Под волосами гематома казалось кровавой в черноту дырой.

Ему чертовски повезло: удар вышел смазанным, нервным, хотя и вырубил минут на сорок. Сорен очнулся от жужжания медицинского дроида в пустой квартире Вереша среди обугленных стен и брошенных игрушек Хезер, сквозь боль дрожащими пальцами переключил дроида в режим поиска, но ничего не обнаружил. Потом, кажется, вырубился. Это позволило медботу спокойно доделать своё дело, зашить рассечённую голову и вколоть регенерант. Теперь оставалось только мазать гелем и ждать, пока сотрясение мозга пройдёт. Ну и радоваться: бей Вереш точнее, угодил бы в висок — и не помог бы тогда никакой дроид.

Который всё-таки прибыл удивительно вовремя. Сорен вспомнил выражение из старых книг и фильмов: как ангел-хранитель, вот.

«Проклятье».

Понятие проклятия тоже было устаревшим, но некоторые слова просто использовались и потеряли смысл, другие — нет. Хранитель — точно.

«Он присматривает за мной».

Как и за всеми в городе.

Сорен бросил пережатый на «талии» тюбик в раковину. Отражение не радовало — синяки под глазами, больной вид.

«Что я скажу?»

Он застегнул молнию униформы. Нейтральный и очень холодный цвет: голубоватый до неонового свечения. Сорену он нравился и сейчас тоже успокаивал, почти как гель. Его ванная комната тоже была строгой, как и вся квартира — минимализм и пустые выстуженные пространства. И розовая подушка с улыбающейся рожицей на кровати, как единственная диссонирующая нотка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сорен Рац был лучшим в медицинской академии Санави. Интакт принял его с распростёртыми объятиями. Он поднялся выше всех — включая этого жалкого дёрганого Таннера, которого словно не двадцать лет назад достали из помойки, а нынче утром, ещё даже помыть не успели. Он мог назвать Энси-Хозяина даже не «мистером Мальмором», а просто «Энди», — тот как будто ничего не имел против.