Валтасар - Михаил Ишков

Смерть Навуходоносора практически никак не отразилась на положении осевших в Вавилонии иври. С приходом к власти нового правителя, наиболее горячие из общины стали настаивать, что скоро пробьет час возвращения в землю обетованную. Даниил тоже был в числе увлеченных. Его настойчивыми усилиями, под влиянием его убеждающих речей недалекий и подверженный влияниям вавилонский царь Амель-Мардук принял решение об амнистии прежним правителям Иудеи и разрешение вернуться на родину, в долину Иордана.

Этот указ казался первой ласточкой. Даниил, всегда щепетильный, умеющий просчитывать возможное развитие событий на много шагов вперед, как-то совсем выпустил из виду — или точнее не придал значения тому обстоятельству, что в плену томилось два последних иудейских царя: Иехония, сын Иоакима, и младший брат Иоакима Седекия. Даниил решил сыграть на страхах Амель-Мардука, который тот испытывал перед великим городом. Править Вавилоном у густобородого, по самые глаза зараставшего щетиной, глуповатого, легко поддающегося гневу Амеля не было ни сил, ни способностей. Он отчаянно нуждался в союзниках, вот почему большинство в его окружении сразу составили чужаки. Именно Даниил убедил Амеля в необходимости создать на западе крепкий тыл из союзных государств, на которые Вавилония смогла бы опереться в войне с Мидией. Верилось, что вслед за царем на родину направится следующая партия иври. Так, караван за караваном, они вернутся на родину, восстановят столицу, возродят Храм.

Теперь же, после извлечения из тьмы застенка взбесившегося, оставленного при дворе Седекии, Даниил впервые задумался, что подгонять Бога — неблагодарное занятие. Листы со словами Иеремии, пусть даже малочисленные, неполные, переписанные, сведенные в книгу, подверстанную к книгам прежних пророков, к истории Израиля, говорили о семидесяти годах плена, а они, дерзкие, возомнившие о себе иври, почему-то решили сократить срок, отмеренный Божьей десницей. Всю весну первого года царствования Амеля-Мардука Даниил терзал себя — неужели прежние грехи: гордыня, неповиновения воле Создателя, нетерпение, вновь овладели их мыслями? Неужели они вновь посмели пойти наперекор небесной силе, и наказание не заставило себя ждать?

Трепет души своей, тревогу за жизни соплеменников, страх перед новоявленным пророком Даниил захватил с собой и на беседу со вставшим из глиняного гроба мертвецом. Он так и спросил, от чьего имени вещает Седекия? Кто навевает ему дерзкие мысли? Не сатана ли?..

— Нет, Даниил, — ответил Седекия.

Бельма слепца были прикрыты черной повязкой. Мелкое круглое личико было густо покрыто морщинами, кожа на удивление темна, Даниил даже поразился — казалось, столько лет без света, а каким был смуглым, таким и остался. Слепец сидел на подушках, скрестив перед собой ноги. На нем был надет роскошный, шитый золотом, сирийский халат, костлявые ноги, прикрытые полой халата, босы. Седекия не выносил любую обувку — повсюду твердил, что должен ступнями чувствовать землю, потому что от нее, от священной почвы Вавилона, сила.

— Господь долго испытывал меня, — продолжил слепец, — долго удерживал в узилище. Его волей я был лишен зрения. Ради чего? Двадцать лет я искал ответ на этот вопрос? Наконец открылся мне божественный свет, узрел я, как могуча мышца Господа. А Господь Бог есть истина. Он есть Бог живой и Владыка вечный. От гнева его дрожит земля, и народы не могут выдержать негодования его.

— Это ты мне рассказываешь? — усмехнулся Даниил. — Я читал письма наби Иеремии. Я спрашиваю, о чем ты, вырвавшийся из тьмы, печешься? О мести, о возмещении ущерба, о насыщении утробы? Тебя обуяла жажда справедливости или ты страдаешь о бедах своего народа? Ради чего ты прославляешь в стане язычников имя Господа нашего? Кто из наших пророков и прародителей призывал нести слово Божье людям чуждых нам племен? Чей умысел ты исполняешь?

— Его, Господа! Он услышал мои молитвы, и по разумению своему наградил меня провидческим даром.

— А как быть с теми, кого смущают твои речи? У кого руки тянутся к мечам? Кто чувствует себя оскорбленным, кто собирается отомстить святотатцам, посягнувшим на их истуканов?

— Их вразумит сила царя, его гнев и повеление.

— Но, Седекия, пытаясь отомстить за разрушение Иерусалима и Храма, не слишком ли много ты берешь на себя? Разве тебе дано воздать злом на зло, кровью за кровь и плотью за плоть? Судьбы язычников во власти Божьей, не тебе судить их. Кроме того, их слишком много, чтобы пытаться образумить их силой.

— На все воля Бога нашего, Создателя и Судии.

— Вызывая гнев на головы тех, кто обидел тебя, ты вызовешь гнев и на головы своих соплеменников, прижившихся в Вавилоне, наладивших хозяйство, обросших имуществом. Вспомни, о чем предупреждал Иеремия: «Стройте дома и живите в них, и разводите сады и ешьте плоды их. Берите жен и рожайте сыновей и дочерей; и сыновьям своим берите жен и дочерей своих отдавайте в замужество, чтобы они рождали сыновей и дочерей, и размножайтесь там, а не умаляйтесь. И заботьтесь о благосостоянии города, в который Я переселил вас, и молитесь за него Господу; ибо при его благосостоянии и вам будет мир. Ибо так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: да не обольщают вас пророки ваши, которые среди вас, и гадатели ваши; не слушайте снов ваших, которые вам снятся. Ложно пророчествуют они вам именем Моим; я не посылал их, говорит Господь».[43] Что скажешь на это, Седекия?

— Что скажу, Даниил? А то и скажу, — Седекия сладостно улыбнулся, что не ошибся в тебе. Ты истинный ученик этого бесноватого Иеремии, пусть Господь даст ему смерть легкую и быструю. Ты глуп и простодушен. Запомни, Даниил, я никогда не желал ему зла, хотя он сам напрашивался на истребление. Я сохранил его, хотя он напророчил мне жизнь хуже смерти, в которой последним зрячим воспоминанием оказалась гибель моих сыновей. Все равно я простил его. Я и тебе не желаю зла, хотя ты дерзок и строптив, если перечишь своему царю. Где бы я ни томился духом, где бы ни страдал, все равно я — царь Иудейский и, значит, твой повелитель.

— Мой повелитель — царь царей Амель-Мардук! — громко ответил Даниил.

— Да? — усмехнулся Седекия. — Об этом ты расскажешь Господу нашему, Яхве, когда он в ангельском окружении явится в долину Иософата вершить страшный суд, а ты встанешь из праха и предстанешь перед ним. Объяснишь, как осмелился перечить потомку Давидову. Нет, Даниил, тебе придется умерить свой пыл и послужить не народу Израиля, но мне, царю Иудейскому. Ты понял? Никто не избавлял тебя от клятвы на верность потомка Давида, так что слушай меня. Бог наградил меня мудростью и пронзительным зрением, а также памятью. Она кровоточит, но я не слушаю ее. Вопить я мог в темнице, а здесь, в роскоши и сытости, я должен быть кроток, осмотрителен и прозорлив. Прорезался ли в моей глотке дар пророческий дар или нет, не мне судить. В этом ты прав. На все воля Божья. Одно я знаю наверняка — я больше не хочу в сырую, холодную щель, в которой провел более двух десятков лет. Там все из глины: ложе, стол, сидение, ложки, миски, кувшин. Все ледяное, источающее мерзость. Заруби себе на носу, я вовсе не желаю сменить эти одежды, слепец с несказанным удовольствием ощупал добротный, подбитый ватой, расшитый халат, — на рубища узника. Я хочу дожить свой век в достатке и тепле. Здесь, в Вавилоне, как жил все эти годы Иехония, будь он проклят! Я понимаю его, изгнанного из вавилонского рая в опустошенную, нищую Палестину, где по горам и долинам бродят дикие пастухи, где разрушен Храм и властвуют наглые. Что ему там делать с толпой домочадцев, чем жить, кто поклонится ему? Кто там теперь наместником?

— Надсмотрщиком над Иудеей был оставлен наш соотечественник Годолия, сын Ахикама, проживавший в Массифе. Его убили наши буйные, а наби Иеремия отправился в Египет, понес слово Божие. Ты прав, Седекия, страна разорена, города разрушены, восстановлен только Ашкелон и Лахиш, где стоят гарнизоны халдеев. Иерусалим лежит в развалинах, только сотая часть населения живет там. И то скорее прячется, чем плодится и размножается.

— Говоришь, буйные убили Годолию? Узнаю соплеменников. Для них нет большего наслаждения, чем пустить родную кровь. Я, Даниил, не хочу в палестины. Я хочу жить здесь, служить и наставлять Амеля-Мардука, и ты мне в этом поможешь. Как ты посмотришь на то, чтобы занять место Набонида и возглавить царскую канцелярию?

Даниил похолодел — вот оно, наказание Божие! Вот чем грозит гордыня и высокомерие! Он оцепенел, на сердце стало пусто. Седекия вырвался на волю и теперь желает стать царским наставником и прожить остаток дней царской жизнью. Он не пожалеет сил, чтобы сохранить свое положение при царе и сохранить сытую, роскошную жизнь.

— Именно! — засмеялся слепец. — Ты умный парень, Даниил, тебя не зря приблизили к царской особе. Поэтому у тебя нет выбора. Ты или будешь помогать мне или я вызову ненависть царя на весь наш многострадальный народ, прижившийся, как ты сказал, в славном и щедром Вавилоне. Иври не привыкать!.. Был плен египетский, был ассирийский, глядишь, все закончится пленом вавилонским. Ты меня понял?