Херувим - Полина Дашкова

За спиной у него стоял доктор Аванесов и улыбался:

– Здравствуй, дорогой. Отлично стреляешь. Ну давай рассказывай, как дела?

– Спасибо, все нормально, – улыбнулся в ответ Сергей.

– Вижу, вижу, какой ты молодец. Поправился, окреп. Знаю, что бегаешь уже, и аппетит хороший. Кстати, ты завтракал?

– Нет еще.

– Совсем ничего не ел с утра?

– Ничего. Вот как раз собираюсь. Вы мне компанию не составите, Гамлет Рубенович?

– Обязательно, дорогой, – энергично кивнул доктор, – и позавтракаем, и поужинаем. Но только не сейчас. Позже.

– Гамлет Рубенович, что-то случилось? – небрежно спросил Сергей, пытаясь заглянуть в круглые вишнево-черные глаза доктора.

– Что случилось? Абсолютно ничего! Почему должно случиться? Очень ты мнительный человек, Сережа. Мы сейчас с тобой на осмотр пойдем, пора рентген сделать и еще кое-какие процедуры, может, не совсем приятные, но куда денешься? – Доктор отвел взгляд, бодренько усмехнулся, взял у Сергея пистолет, ласково похлопал по плечу и слегка подтолкнул к выходу.

В госпитальном корпусе были все такие же пустые коридоры и такая же мертвая тишина, которую нарушал только стук их шагов по кафельной плитке. Резиновые подошвы докторских ботинок влажно поскрипывали. Они поднялись на второй этаж, вошли в просторный кабинет. В центре его стояла высокая кровать сложной конструкции. Вдоль стен стеклянные шкафы, какие-то приборы с компьютерными мониторами, дальше, у широкого окна, письменный стол. На нем сидела, болтая ногами, медсестра Катя.

– О, привет, давно не виделись! – сказала она, спрыгивая на пол. – Ты отлично выглядишь.

– Спасибо, ты тоже отлично, – кивнул Сергей.

– Сядь, дорогой, отдохни, – сказал Аванесов, – я сейчас вернусь.

Сергей опустился на клеенчатую банкетку. Катя опять вскочила на стол, достала из кармана халата пакетик с разноцветными леденцами, развернула, кинула в рот конфету.

– Тебе не предлагаю, потому что нельзя, – заявила и скорчила комически-серьезную гримаску.

– Что, осмотр будет под наркозом? – поинтересовался Сергей с дурацкой улыбкой.

– М-м, – Катя помотала головой и прикрыла глаза, – точно не знаю, но, кажется, тебе собираются штыри удалять, – прошептала она так тихо, что он с трудом расслышал.

– Какие штыри?

– Ну какие?! Которые в ногах!

– Зачем?

– Так положено. Кости срастаются, штыри больше не нужны. Нет, сначала, конечно, рентген и все такое.

– Опять резать? – поморщился Сергей.

– Да не волнуйся ты, операция пустяковая, там только небольшое отверстие делается под коленной чашечкой и штырь аккуратненько удаляют. Совершенно не больно. Через пару дней опять бегать будешь.

Послышались голоса, и в кабинете появился Аванесов. Он был в халате, шапочке и маске. Вместе с ним вошла высокая тонкая женщина, тоже в полном медицинском обмундировании, и, кроме того, на лбу у нее было круглое зеркальце с дыркой посередине, какие используют ларингологи.

– Познакомься, Сережа, это Юлия Николаевна, она очень опытный врач, приехала из Москвы, чтобы тебя посмотреть, – представил ее Аванесов.

Сергей увидел только карие глаза, большие, спокойные, ясные, обрамленные подкрашенными длинными ресницами.

– Здравствуйте, – она улыбнулась под маской, подошла и легко прикоснулась пальцами к подбородку Сергея, – пожалуйста, повернитесь.

В лицо ударил ослепительный свет лампы, Сергей болезненно зажмурился.

– Можете закрыть глаза, – разрешила Юлия Николаевна, – и пожалуйста, расслабьтесь, – у нее был довольно низкий, глубокий голос. Пахло от нее легкими дорогими духами. Тонкие холодные пальцы щекотно скользили по лицу Сергея.

– Вы ларинголог? – спросил он.

– Да, да, она ларинголог, кандидат наук, – поспешно ответил за женщину Аванесов, – поскольку, кроме всех прочих радостей, ты перенес ОРЗ, то надо проверить гайморовы пазухи, чтобы ты был у нас как огурчик.

Женщина промолчала, но Сергей почувствовал, что пальцы ее напряглись.

– Ты думаешь, наверное, что насморк – это ерунда какая-то, – подала голос Катя, – но если хочешь знать, там, в носу, все бывает очень серьезно.

– У меня нет никакого насморка, – раздраженно заметил Сергей.

– Нет, так будет, – ухмыльнулся Аванесов, – видишь ли, пока ты у нас тут лежал, мы тебя всего насквозь проверили, в том числе и снимочек черепа сделали. На всякий случай. Так вот, дорогой, у тебя недостаточное дренирование лобной пазухи, обусловленное гипертрофией средней раковины и искривлением носовой перегородки. А это, Сережа, способствует переходу острого фронтита в хроническую форму, – доктор принужденно откашлялся, после чего повисла тишина.

Сергей видел перед собой, совсем близко, большие карие глаза необычной, очень красивой формы. Наружные уголки были слегка опущены вниз и оттенены длинными ресницами.

– Гамлет Рубенович, можно вас на минуту? – Голос женщины прозвучал вполне спокойно, но немного глухо.

– Да, конечно, Юлия Николаевна, конечно, дорогая, – Аванесов галантно подхватил ее под руку.

Дверь за ними закрылась, но Сергей успел услышать, как женщина громко, возмущенно произнесла:

– Что за балаган? Вы же врач!

– Тише, тише, дорогая, – проурчал в ответ голос Аванесова.

И действительно, стало тихо. Гамлет Рубенович увел ее подальше от двери.

– Катя, что происходит? – спросил Сергей.

– Слушай, отстань, пожалуйста, – прошептала она в ответ и отвернулась. Он успел заметить, что лицо ее пылает.

Аванесов вернулся один, очень быстро. От искусственной бодрости не осталось и следа. Он спустил маску на подбородок, был хмур и красен, как вареная свекла.

– Раздевайся! – рявкнул он Сергею. – Давай на койку, быстро!

– Гамлет Рубенович, – зло улыбнулся Сергей, – вы можете объяснить наконец, в чем дело?

– Не могу! – заорал Аванесов. – Не имею права! Я военный человек, черт бы нас всех подрал! Я врач, но военный, понимаешь? У меня приказ! И у тебя тоже!

– Интересно, какой же приказ у меня? Кто мне его отдал? – прищурился Сергей.

– Вопросов не задавать! Вот какой у тебя приказ! А отдала тебе его сама жизнь, понял? Чеченская война тебе его отдала! Все, снимай штаны, буду ноги твои смотреть!

– А эта женщина с зеркальцем тоже военный врач? – спросил Сергей, вставая.

– Юлия? Нет. Она нет.

– И не ларинголог?

Аванесов застыл. Глаза его налились кровью, ободок шапочки потемнел от пота. Он открыл рот, чтобы крикнуть, но не крикнул, произнес хрипло, еле слышно:

– Не мучай меня, Сережа, клянусь, ничего плохого с тобой здесь делать не собираются. Ты мне веришь?

– А вы самому себе верите?

– Не смей так со мной разговаривать! Мальчишка! Я тебе ноги сделал? Ну, отвечай!

– Сделали, – кивнул Сергей, – огромное вам спасибо.

– Это плохо? Я плохое тебе сделал, да?

Больше Сергей не сказал ни слова. Разделся до трусов, улегся на койку. Аванесов, продолжая возмущенно сопеть, сначала стал тыкать стетоскопом ему в грудь, слушал сердце, потом принялся за ноги, щупал их, мял, просил согнуть и разогнуть колени, пошевелить пальцами. Сергей искоса наблюдал за его лицом. Постепенно от мрачности не осталось и следа, под пышными, с проседью, усами подрагивала довольная улыбка. Доктору Аванесову, конечно, было приятно видеть блестящие результаты своей работы.

– Я закончил. Все отлично. Давай, Катюша. Ты готова?

– Да, Гамлет Рубенович.

Катя подошла со шприцем в руках, стрельнула вверх тонкой струйкой прозрачной жидкости, выпуская пузырьки воздуха.

– Что это? – спросил Сергей, не ожидая услышать ответа, однако услышал:

– Триомбраст. Специальный контрастный препарат для рентгена. – Прохладная ватка со спиртом тронула локтевой сгиб, затем игла плавно, не больно вошла в вену. Катя была мастерица делать уколы.

– Голова может немного закружиться, но это скоро пройдет, – услышал Сергей ее ангельский голос.

– Все, поехали, – уже издалека долетел до него мягкий баритон другого ангела, гениального хирурга Гамлета Рубеновича Аванесова.

Последнее, что он увидел, были огненные длинные тире, которые плыли над ним, словно где-то поблизости, в негустой, просвеченной скудным ноябрьским солнцем «зеленке», притаился сумасшедший снайпер и бесшумно палил в одну точку.

Глава десятая

Оказавшись дома, Стас Герасимов первым делом разделся догола прямо в коридоре, босиком прошлепал в ванную, встал под душ и долго, тщательно мылся, докрасна растирал кожу жесткой щеткой, пропитанной ароматным гелем, стоял, подставив лицо под горячие упругие струи. Потом, распаренный, розовый, аккуратно побрился и даже стал напевать при этом песню «Гуд бай, Америка!».

В квартире было тихо и чисто, однако его не покидало чувство, будто кто-то наблюдает за ним, и именно для этих невидимых глаз он устраивал маленький концерт под скромным названием «Мне все по фигу».