Пылкий романтик - Мэдлин Хантер

Джулиан рассмеялся над самим собой. Взрослый человек, с положением в обществе, а одержим желанием подсматривать за голыми женщинами, словно тринадцатилетний подросток!

К окну Джулиан, разумеется, подходить не стал, но воображение рисовало ему все подробности столь же живо, как если бы он сейчас находился в кухне.

Пен нежилась в ванне, скрытая водой лишь наполовину. Игравшее в камине пламя бросало причудливые отсветы на влажные черные волосы, нежную кожу плеч, тугую грудь... От воды и прохлады кожа Пен покрылась мурашками, соски затвердели...

Джулиан попытался подавить в себе то, что сделали с ним подобные фантазии. На протяжении многих лет эти фантазии регулярно приходили к нему, но всякий раз оставалось лишь одно – подавлять их. Джулиан знал, что нужно делать в подобных случаях, как победить страсть. Победы эти, разумеется, были полумерой, но на какое-то время приносили ему успокоение.

В последнее время, однако, Джулиан начал замечать, что подобное случается с ним все реже. Ему уже начинало казаться, что вскоре это и вовсе должно пройти. Но сейчас «аппетит» Джулиана снова разыгрался. Должно быть, от опасности, грозившей Пен, оттого, что он спас ее, он испытывал простые, примитивные, но сильные эмоции.

Прислонившись к стене, Джулиан закрыл глаза. Бессильная ярость поднималась в его душе всесокрушающей волной. Желание овладеть Пен, хотя бы и против ее воли, казалось, заполняло собой все его существо.

Но Джулиан знал, что все-таки этого не сделает. Он понимал и другое: пока Пен в его доме, все дни его целиком будут наполнены изнуряющей борьбой с этой всепоглощающей страстью.

Пен открыла глаза. Джулиан сидел у камина, читая какую-то книгу. Он уже успел переодеться. Джулиан выглядел отдохнувшим, умиротворенным и, нельзя не признать, чертовски привлекательным. От причудливых отсветов, бросаемых огнем из камина, волосы Джулиана казались еще темнее, черты лица более рельефными, а глаза – бездонными, словно хранившими какую-то тайну.

Джулиан... Нет, все-таки хорошо, что он предложил ей отбросить формальности и называть его по имени! Пен и сама не смогла бы, пожалуй, сказать, когда и при каких обстоятельствах Джулиан вдруг почему-то стал для нее мистером Хэмптоном.

Заметив, что Пен проснулась, Джулиан отложил книгу.

– Надеюсь, вы чувствуете себя уже лучше? – поинтересовался он.

Отбросив одеяло, Пен села на кровати. Она вдруг заметила; что в этой большой комнате не было больше огня, кроме камина.

– Да, спасибо, – проговорила она. – Разве что, кажется, немного переспала... Сейчас, как я понимаю, дело уже к вечеру? Если вы собираетесь вернуться в Лондон, то, может быть, вам стоит поторопиться, чтобы успеть дотемна?

– Сегодня я никуда не поеду. Эту ночь я проведу здесь.

Джулиан произнес эти слова так, словно речь шла о чем-то самом обыденном, словно в них и не содержалось никакого намека. Возможно, и впрямь не содержалось. Пен просто поняла все «в меру своей испорченности»...

– Я хочу остаться, пока мы не решим, что же вам теперь делать. А то еще, если меня не будет, ночью вам померещится, что ваши преследователи вернулись. И вы, чего доброго, опять будете всю ночь скрываться от них где-нибудь в скалах...

–Я не настолько глупа, Джулиан! – немного обиделась она.

– Я не хочу сказать, что вы глупы, Пен. Но вы изрядно напуганы. Так что лучше мне эту ночь остаться с вами.

«Пожалуй, он прав, – подумала она. – Во всяком случае, с ним я действительно буду гораздо меньше бояться».

– Я лягу спать в той комнате, которая прямо над конюшней, – сказал он.

Пен понимала, что на самом деле хочет сказать Джулиан: что выбрал именно эту комнату, чтобы спать как можно дальше от нее. «Впрочем, – подумала она, – это глупо. Если о том, что я была с ним наедине в его доме, никто не узнает, то, спрашивается, для кого весь этот спектакль? Сам же предлагал отбросить все формальности!.. А если кто-нибудь узнает, что я была у него, все равно никто не поверит, что спали мы порознь...»

– Меня вы можете не стесняться, Джулиан, – проговорила она. – Мне все-таки не пятнадцать лет, чтобы краснеть перед мужчинами. Спите где хотите! А насчет моей безопасности, конечно, надо подумать. Что мне теперь делать? Уверяю вас, я думала об этом все время. Сидела в этой чертовой расщелине, все время думала, но так ничего и не придумала.

– Что ж, – заявил он, – я готов подождать, пока вы придумаете. У меня остались кое-какие дела в Лондоне, но с ними вполне справится мой помощник. Я дал ему соответствующие распоряжения. К тому же я попросил одного знакомого адвоката быть на подхвате, если вдруг окажутся какие-нибудь не терпящие отлагательства дела.

Поднявшись, Джулиан поставил книгу на полку. Когда он возвращался на свое место, взгляд его вдруг упал на бумаги, лежащие на столе.

– Что это? – спросил он.

– Памфлет, который я пишу. Пока вас не было, я немножко над ним поработала.

Джулиан пробежал глазами первую страницу.

– Вы собираетесь опубликовать памфлет в защиту прав замужних женщин? – удивился он.

– Не кажется ли вам, – немного с вызовом проговорила она, – что давно пора поднять этот вопрос?

Взяв памфлет со стола, Джулиан прочитал его целиком.

– А у вас неплохой слог, Пен! – похвалил он.

– Вообще-то, – засмущалась она, – здесь не все мое... Я пишу этот памфлет в соавторстве с миссис Ливэнхэм и другими дамами, разделяющими те же взгляды.

– Тем не менее ваша рука чувствуется, Пен: тот же слог, что и в ваших письмах ко мне, та же музыкальность звучания. Вы собираетесь издать этот памфлет под своим именем?

– Если памфлет будет подписан именем графини, это придаст ему весомости в глазах публики.

– А Глазбери знает о том, что вы собираетесь его издать?

– Не думаю. Каким образом он мог бы узнать?

– Если об этом проекте, как вы сами сказали, известно не только вам, то вполне могло стать известно и ему. Кто-нибудь из ваших дам мог случайно проболтаться.

– Вы хотите сказать, – прищурилась Пен, – что одна из причин, почему так взбесился Глазбери в последнее время, – подготовка к изданию этого памфлета?

– Вполне возможно, учитывая слог статьи. Вот, например, одна фраза. Где же она.

Он пробежал глазами текст.

– А, вот, нашел: «Наши законы, призванные защищать права женщин наравне с мужскими, на деле оборачиваются полным рабством для замужних женщин. Выйдя замуж, женщина в нашей стране, по сути дела, становится бесправной рабой своего мужа и вынуждена терпеть любые его выходки, даже если тот окажется чудовищем в человеческом облике». Очень сильное место, Пен!

– Я же не пишу здесь, что-де граф Энтони Глазбери – чудовище в человеческом облике! Я говорю обобщенно.