Без названия - Григорий Глазов

12

Паскалова, Джума Агрба и Войцеховский сидели в кабинете Щербы.

Кира закончила свое сообщение о последних событиях.

- Почему Чаусов так заинтересован в содержимом пакета Диомиди? спросил Щерба.

- Он говорит, что, возможно, кроме переписки, существует дневник, в нем могут быть указания, кому Диомиди когда-либо продал не каталогизированные свои изделия, кому подарил, их названия, что в частных коллекциях. Было бы хорошо, дескать, известить мир, что существуют еще работы Диомиди, которые надо внести в каталог.

- Понятно. Теперь с новым алиби Чаусова и Жадана. С Чаусовым проще. Отправляйтесь к этой даме - Непомнящей. Он, по его словам, провел у нее почти четыре часа. Брал несколько раз в руки бутылку коньяка "Десна", аудиокассету с пением Иглесиаса, видеокассету "Путь Карлито". И все в этот день. Не раньше, не позже. Где-то же он "пальцы" оставил!

- С тех мест, где он точно мог оставить "пальцы", будучи у женщины, мы их снять не сможем, - засмеялся Войцеховский.

- Увы! - хмыкнул Щерба. - Джума, пойди, пожалуйста, к Непомнящей вместе с Кирой Федоровной, подсоби ей.

- Произвести выемку кассет и бутылки? - спросила Кира.

- Непременно. Но с чем мы сравним - вот вопрос.

- У меня есть стакан, из которого Чаусов пил воду, - ответила Кира.

- Умница! Идите, и без "пальцев" Чаусова не возвращайтесь. За Жадана возьметесь потом.

- Вам так хочется подтвердить алиби Чаусова? - усмехнулся Войцеховский.

- Мне хочется знать, кто убил Гилевского... Да, Кира Федоровна, проверьте, был ли в тот день муж Непомнящей в командировке. Ты, Джума, попробуй зацепиться за Пестерева. По сюжету тоже не последняя фигура.

В это время зазвонил телефон. Щерба снял трубку.

- Слушаю. Щерба. Кто, кто? Следователь Паскалова у меня. Передаю ей трубку. - И обращаясь к Кире, сказал: - Директор музея по вашу душу.

Кира поняла, что-то стряслось, не стал бы Ласкин, деликатный человек, обзванивать прокуратуру, чтобы разыскать Киру.

- Это Паскалова, Матвей Данилович, - сказала она.

- Произошло нечто невероятное, - взволнованно произнес Ласкин. - Я очень бы хотел, чтобы вы приехали, если можно.

- Хорошо, минут через сорок. Терпит?

- Да. Жду вас.

- Что-то там стряслось, - сказала Кира Щербе. - Просит приехать.

- Поезжайте. Составь компанию Кире Федоровне, Джума, - попросил Щерба, - на всякий случай.

- Я тоже поеду, - произнес Войцеховский.

- Буду очень рада, - сказала благодарно Кира.

Ласкин ждал их у себя в кабинете. Он, правда, не ожидал, что вместо одной Киры заявятся трое и несколько растерялся.

- Что случилось, Матвей Данилович? - спросила Кира.

- Когда я куда-нибудь уезжаю, моя секретарша сохраняет мне все газеты: "Литературку", "Известия" и нашу местную "Городские новости", начал он несколько торжественно. - Сегодня я выбрал время, чтобы просмотреть всю пачку, что-то оставить для прочтения, остальные выбросить. И вот номер наших "Городских новостей", - воздел он руку с газетой, - где опубликована фотография покойного Модеста Станиславовича и небольшое интервью с ним с связи с его намечавшейся и такой престижной для нас поездкой в США. Когда я увидел фотографию, я пришел в ужас. Полюбуйтесь, протянул он Кире газету.

Она развернула ее во всю полосу. В левом верхнем углу фотоснимок: высокий лысый человек стоит на пороге кабинета.

- Что же вы увидели здесь необычного? Это, что не Гилевский? спросила Кира.

- Нет, это именно он! Но что за ним, вглядитесь?!

- Комната. Слева сейф.

- Какая вы невнимательная, - огорчился Ласкин. - Сейф, сейф-то приоткрыт. Щель почти с ладонь! Каким образом, как, кто?! Ведь второй ключ у меня!

Только теперь Кира поняла, что так взволновало Ласкина: действительно, дверь сейфа была приоткрыта сантиметров на шесть-семь. Кира передала газету Войцеховскому.

- Давайте пройдем в кабинет к Гилевскому, - предложил Войцеховский. Возьмите двух сотрудников. Матвей Данилович, нужны понятые...

- Он был заперт и тогда, когда мы осматривали кабинет в день убийства, я даже подергала ручки - заперт, - сказала Кира.

- Вы знаете, что там должно быть? - спросил Войцеховский у Ласкина.

- Разумеется! На память помню.

- Кира Федоровна, второй ключ у вас? - спросил Войцеховский.

- У меня.

- Тогда давайте откроем сейф.

С помощью двух ключей отперли дверь, открыли ее, тяжелую, массивную. Ласкин заглянул. Начал перечислять:

- Это скифские ушные подвески из золота с камнями. Ценность их в камнях. Нигде, никому, никогда они не попадались больше, словно природа один раз продемонстрировала их мастеру полторы тысячи лет назад и затем упрятала навсегда. Дальше. Это - декоративная булава - серебро, золото, драгоценные камни, подарок Сигизмунда одному из гетьманов. Пояс, IX век, выполнен из золотых пластин, покрывающих кожу, на бирюзовых камнях золотом арабские письмена. Два серебряных женских браслета, XI век, с черным жемчугом. И, наконец, константинопольская панагия VIII век, уникальная эмаль, по периметру бриллианты, по три карата каждый. Все на месте, закончил Ласкин.

- Вы уверены? - спросила Кира.

- Все, что в описи, а эту опись я знаю на память.

- Вы часто заглядывали в сейф? - спросила Кира.

- Почти никогда. Раз-два в год. В этом не было нужды. Часто лезть в него значило бы выразить недоверие Гилевскому, обидеть его.

- А сюда, в кабинет, часто заходили?

- При необходимости. Два-три раза в месяц... Что же преступник искал здесь? Странно, ничего не похищено!

- Этого мы еще не знаем, - ответила Кира.

Между тем Войцеховский думал: "Когда Паскалова осматривала тогда кабинет, с нею не было никого, кто бы часто имел возможность входить к Гилевскому и помнить, что, где лежит". Войцеховский обратился к Ласкину:

- Матвей Данилович, внимательнейшим образом осмотрите все вокруг, что сдвинуто, перемещено, переставлено местами, чего не хватает на письменном столе, на этажерке, где пишущая машинка, в общем все.

Ласкин осматривал кабинет, двигаясь от предмета к предмету. Постоял у письменного стола, словно обшаривал его глазами: перекидной календарь, стопка чистой бумаги, высокий пластмассовый стакан с карандашами и шариковыми ручками, настольные часы в махоневой оправе, телефон, рядом телефонный справочник.

- Не хватает пустяка, топора, - вдруг сказал он.

- Какого топора? - удивленно спросила Кира.

- Сейчас, одну минуточку, - он быстро вышел из кабинета, они слышали его шаги, торопливо удалявшиеся вниз по лестнице. Вскоре он вернулся, разжал кулак. На ладони лежал клинообразный четырехгранный плохошлифованный камень. - Это топор далеких наших предков, - сказал Ласкин. - Каменный век. Он привязывался к палке-рукоятке и им орудовали. Нам после раскопок на Селикатовском городище досталось шесть штук таких. Пять пошло в экспозицию. Один взял себе Гилевский. Видите зарешеченное окно? Летом из-за духоты Гилевский держал окно распахнутым, а чтоб ветер не сдувал бумаги, клал сверху такой топор. Вот его-то и нет на столе.

Кира и Войцеховский поочередно разглядывали древнее орудие быта и охоты.

- Я могу взять это, не оформляя выемку? - спросила Кира у Ласкина. Как вещественное доказательство именно этот топор мне не нужен, я не буду приобщать его к делу, а через какое-то время я вам его возвращу.

- Пожалуйста, конечно, - кивнул Ласкин...

Пока Кира, Войцеховский и Ласкин беседовали, Джума из кабинета углубился в полумрак хранилища фондов. Стеллажи, стеллажи с тысячами папок до самого потолка, наклонные столы, где под стеклом какие-то предметы. В одном месте, между стеллажами было расстояние метра в полтора, прикрытое старым зеленым бархатом, свисавшим с карниза, висевшего под потолком. Джума отодвинул бархатное полотнище и увидел... дверь, обитую белой жестью. К ней почти вплотную, но под углом стоял один из стеллажей. На дверном косяке висел снятый со скобы в двери огромный крюк шириной в три пальца, сделанный из пятимиллиметровой стальной полосы. Джума примерил крюк, он точно заходил в скобу на двери. Расстояние между стеллажами, стоявшими по обе стороны двери под углом, было сантиметров тридцать пять, как прикинул Джума. Открывалась дверь внутрь, и приоткрыть ее можно было не более, чем на те же тридцать пять сантиметров - мешал стеллаж, сплошь забитый папками. О том, чтобы сдвинуть стеллаж с места не могло быть и речи еще и потому, что он был привинчен к полу для устойчивости скобами. Дверь была заперта на английский замок. Человек комплекции Джумы протиснуться между стеллажами и дверным косяком, если приоткрыть дверь, не смог бы.

- Кира Федоровна, Адам! - позвал Джума. - Загляните-ка сюда.

Они подошли.

- Поглядите, - Джума указал на дверь. - Вы сможете протиснуться, чтобы выйти через эту дверь туда, куда она ведет?

- Я, пожалуй, смогу, - сказала Кира, примериваясь. - Но только боком.

- А мы с Адамом не пролезем, - сказал Джума, - хотя Адам считает, что он немного изящней меня.