Без названия - Григорий Глазов

- Почему вы так категоричны?

- Да потому, что муж Непомнящей не был в этот день в командировке! Я проверил, не поленился, я был в "Энергосетьнадзоре" у начальника его отдела. И тот сообщил мне, что господин Непомнящий всю ту неделю проболел радикулитом, мне даже показали бюллетень... А вы так хотели найти пальцы Чаусова на бутылке "Десны", - насмешливо закончил Джума.

- Не я, а Щерба. Что, пойдем к Щербе? - спросила она.

- Вы идите, я не могу, мне надо вернуться в управление справку писать...

Он вышел. Она сидела какое-то время раздумывая: надо вызывать Чаусова на допрос, но сперва его любовницу прижать, расколоть, а когда она признается, Чаусову деваться будет некуда, не станет же он придумывать третье алиби, не идиот же в конце концов. Впрочем, всякое бывает...

От раздумий ее оторвал телефонный звонок, она сняла трубку, мужской голос попросил:

- Мне нужно следователя Паскалову.

- Я Паскалова.

- Это фоторепортер Бирюков. Вы звонили?

- Да. Вы не могли бы зайти ко мне минут на пятнадцать.

- По какому вопросу?

- Это я вам скажу при встрече.

- Ладно. Когда зайти?

- Да хоть сейчас.

- Через полчаса буду. Как вас найти?

- Девятнадцатый кабинет. Я жду вас...

Леней Бирюковым оказался человек лет пятидесяти - высокий, стройный с красивым крупным лицом, с густой сединой, он был со вкусом одет - светлая сорочка с закатанными рукавами и светло-бежевые брюки из плащевой ткани.

- Ваше отчество? - деликатно спросила Кира.

- Леонид Аркадьевич.

- Садитесь, Леонид Аркадьевич. Вы извините, что оторвала вас от работы. Я веду следствие по делу об убийстве Гилевского. Хочу задать вам несколько вопросов. Это ваш снимок? - показала она газету.

- Мой. Там и подпись моя.

- Я видела. Скажите, в тот вечер, когда вы снимали Гилевского, вас ничего не насторожило, не показалось необычным?

- Нет, все было нормально, если не считать, что Гилевский был вроде раздосадован нашим нашествием, он даже не пускал нас в глубь кабинета, отжимал в узкий темный коридорчик, пришлось снимать его оттуда.

- Он не мешал вам фотографировать?

- Он нет. Но у меня за спиной вертелся какое-то время мужик, мешал, то наваливался на меня, то заглядывал через плечо, чуть ли не в объектив лез головой. Испортил мне один кадр. Потом он куда-то исчез. Когда мы уходили, его уже не было.

- Вы не запомнили, как он выглядел?

- Нет, честно говоря, было не до него, да и полутемно было в коридорчике. Я спешил сделать два-три снимка, потому что Гилевский торопил нас.

- А у вас сохранился тот снимок, где этот человек влез в кадр, как вы говорите?

- Сохранился, разумеется. Остался на пленке, я ее потом еще доснимал. Все пленки я храню. У меня архив.

- Вы не могли бы напечатать для меня тот кадр? - чувствуя, как нервно запульсировала жилка на шее, спросила Кира.

- Это не проблема. Сегодня вечером сделаю, завтра занесу.

- В котором часу?

- Я перед работой могу, часов в десять утра, если вам годится.

- Вполне!

- Значит договорились...

"Кто же там у него на снимке? - взволнованно гадала Кира, когда фоторепортер ушел. - Пестерев, Жадан, Чаусов?.."

15

Непомнящую и Чаусова она вызвала повесткой на разные дни. Непомнящая явилась приодетая, с заметным макияжем. Но лицо ее было испуганным, испуг этот стоял в глазах, когда села, не зная, куда девать руки.

- Виктория Петровна, что же это вы меня обманули, - с напором начала Кира.

- Упаси Бог! - воскликнула Непомнящая.

- Не торопитесь, сперва выслушайте меня. В тот день и в то время, о котором мы с вами вели речь, Чаусов у вас не был.

- Он вам сказал?!

- Пока нет. Сказали другие вещи: например, отсутствие отпечатков его пальцев на бутылке коньяка, а ведь он, по вашим словам, откупоривал ее, держал в руках несколько раз, брал в руки кассеты, тоже не менее двух-трех раз. Вам это, может быть, ни о чем не говорит, а для нас весьма красноречиво. Ну и кроме того - главное: в тот день ваш муж лежал с радикулитом, мы даже видели его бюллетень.

- Что же теперь будет? - растерянно спросила Непомнящая, глаза ее наполнились слезами.

- Расскажите мне, как было на самом деле.

- Он попросил, - всхлипывая, начала Непомнящая. - Он придумал, заставил меня выучить, сказал, что так нужно, кто бы меня ни спрашивал.

- А вы поинтересовались, зачем ему это?

- Да. Но он ответил: "Делай, как я говорю, если не хочешь, чтоб у меня были большие неприятности".

- Объяснил, какие и в связи с чем?

- Нет, хотя я пыталась, умоляла его рассказать, но он ни в какую, "делай, как я говорю" - и все.

- Напишите подробно, - Кира протянула ей бумагу и ручку. - Сядьте за тот свободный стол.

В дверь постучали.

- Входите! - крикнула Кира.

Вошел фоторепортер Бирюков. Кира нетерпеливо смотрела на него, ей казалось, что он слишком медленно преодолевал расстояние от двери до ее стола. Бирюков достал из большой темно-коричневой сумки, висевшей через плечо, черный конверт и извлек оттуда снимок.

- Вот, пожалуйста, протянул он ей фотографию. Не очень удачно, не в фокусе, он неожиданно влез в кадр.

Много позже, вспоминая эти мгновения, Кире казалось, что она не просто протянула руку за снимком, а почти вырвала его из рук Бирюкова.

На фото на заднем плане стоял Гилевский, за ним - сейф, а в левом углу крупно, размыто, плечо и профиль человека. Чаусов! - узнала Кира. Чаусов! Вот, где он был в тот день и в то время, о которых сейчас писала Непомнящая, не ведая, какое подтверждение ее словам только что принес Кире фоторепортер Бирюков Леонид Аркадьевич.

- Огромное вам спасибо! - воскликнула Кира. - Вы даже не представляете себе, какова цена этого снимка!

- Да ради Бога. Снимок-то некачественный.

- Он высочайшего качества!

- Ну, раз вы так считаете, вам видней. От меня больше ничего не требуется? Автограф не нужен? - улыбнулся он.

- Нет, все в порядке, - он показался ей сейчас, когда улыбнулся, еще красивее, чем в первый раз, и она готова была расцеловать его. Бирюков вышел.

Радости ее не было предела, она нетерпеливо спросила Непомнящую:

- Как у вас там?

- Заканчиваю...

Кире не терпелось, чтоб эта смазливая безвкусная бабенка поскорее ушла. Хотелось побыть одной, обдумать свою радость, затем понести ее Щербе. Она еще несколько раз разглядывала снимок, словно боялась, что из его левого угла исчезнет лицо Чаусова. Не очень любезно проводив Непомнящую, Кира пошла к Щербе.

- Что-то вы сияете. Не иначе, как кто-то явился с повинной, - сказал Щерба, подняв лицо от бумаг на столе.

- Ничья повинная мне не нужна, - весело ответила Кира. - Вот, - она положила перед Щербой показания Непомнящей.

- Ну и что? - дочитав спросил Щерба. - Но тут ничего не сказано, где был Чаусов.

- Был он вот где, - и Кира победно сунула ему под нос фото.

Он внимательно всматривался в снимок, затем, хмыкнув, сказал:

- Это уже предмет для разговора с Чаусовым. Вызывайте его.

- Уже вызвала. Как будем с мерой пресечения?

- Поговорю с шефом, дам вам знать. Скорика не видели?

- Он опять в суде, там сегодня распорядительное заседание [судебная процедура, предшествующая судебному заседанию; на распорядительном заседании суд решает, имеются ли достаточные основания для предания обвиняемого суду, соблюдены ли законы в стадии следствия], рассматривают дело авиамеханика Лаптева.

И тут вошел Скорик. Он улыбался.

- Ну? - повернул к нему голову Щерба.

- Все в порядке. Адвокат посрамлен.

- Не спешите, Виктор Борисович. Посмотрим, что будет в судебном заседании. У Киры Федоровны приятные новости. Как старый пессимист могу сказать, что она, кажется, вышла на след.

- Кто же? - спросил Скорик.

- Чаусов, - сказала Кира...

Худой, какой-то изможденный, Чаусов сидел перед Паскаловой вытянув тощую шею, словно аршин проглотил.

- Разговор у нас, наверное, будет долгий, Алексей Ильич. Уж больно много вы, мягко говоря, нагородили неправды.

- Что вы имеете в виду? - обреченно спросил он.

- Оба ваших алиби. От первого вы отказались сами. Между прочим, подставили таким образом Жадана. Я, честно говоря, даже зачислила его в подозреваемые. Это что, был ваш расчет?

- Считайте, как хотите.

- Второе алиби опровергла Непомнящая. Нате, прочитайте.

Он с проснувшимся вдруг интересом стал читать показания своей любовницы.

- Она немножко нафантазировала. Но в общем все правильно, - сказал Чаусов. - Что дальше?

- Дальше я хотела бы знать, где же вы все-таки были в тот день и в то время?

- А как вы считаете? - криво усмехнулся он.

- Я не считаю, я знаю, посмотрите, - Кира протянула ему снимок. Он долго всматривался, затем вздрогнул, словно по телу прошла судорога. Наконец сказал:

- Я не хотел его убивать. Так вышло.

- Расскажите все с самого начала, подробно.

- В тот день я пришел в музей, мне нужно было в отделе кадров сделать запись в трудовую книжку с прежнего места работы, - начал он медленно, повествовательно, словно это признание было давно заготовлено и сейчас представился случай внимательному собеседнику все поведать. - В холл я вошел почти одновременно с журналистами. Они галдели, упоминали Гилевского. Служительница, Фоминична, не обратила на меня внимания, я по-прежнему был для нее свой. И тут я решил последовать за репортерами, меня сжигало желание услышать, что этот старый негодяй станет им говорить. Когда поднялись, вошли в темный коридорчик, я остался за их спинами. Гилевский отворил им дверь, видимо, не ждал их тогда, растерялся, дальше порога не пустил. Но они набросились на него с вопросами. Он коротко отвечал, стараясь поскорее избавиться от них, хотя это не вязалось с его тщеславием. Меня он за их спинами и в полумраке коридорчика не видел. Через плечо фоторепортера я заглянул в кабинет и обомлел: я увидел, что сейф приоткрыт. В отличие от журналистов я-то знал, что это значит! Я быстро вышел, спрятался в туалете на этом этаже, затем услышал голоса репортеров, они уходили, сделав свое дело. Мое же дело только начиналось. Выйдя из туалета, я бросился в кабинет Гилевского. Он не ожидал, растерялся. Я крикнул ему: "Вы старый плут и мошенник!" Я увидел на его письменном столе большой пакет в серой выцветшей бумаге, лежавшую рядом тесьму, которой пакет был перевязан. "Вот он! - сказал я, указав на пакет. - Вы лгали общественности все эти десятилетия! Каким образом вы открыли сейф?! Откуда у вас второй ключ?!" Он не выдержал, заорал: "Вон отсюда, соглядатай! Вон!" - и набросился на меня с кулаками. Вы можете понять, в каком я был состоянии от всего увиденного. Всю жизнь меня морочил этот шельмец. И когда он ударил меня по лицу и на мгновение отвернулся, я не помня себя от обиды и гнева, схватил первое, что попалось на глаза лежавший рядом с пакетом музейный каменный топор, и ударил Гилевского в затылок. Он упал. Я не думал, что убил его, так оглушил, ведь я не был готов к тому, что увижу.