Штучки! - Ариэль Бюто

Поглядев на свое отражение в зеркале над умывальником, она убедилась в том, что с пластикой можно и в самом деле повременить. Что ж – первая хорошая новость за день.

Когда телефон зазвонил во второй раз, Элиза рванулась к нему, в спешке поскользнулась и ударилась ногой об угол стола. Так больно ударилась, даже слезы из глаз брызнули, на этот раз – злые: можно подумать, тут и вещи проявляют враждебность, пользуясь тем, что она расстроена и растеряна.

– Алло! – сказала Элиза в трубку, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Звонил Марк. Приглашал пообедать. Вдвоем, подчеркнул он, как влюбленная парочка.

Даже после двенадцати лет совместной жизни, даже если человек, который вас приглашает, каждую ночь храпит рядом с вами, такое предложение – это серьезно. И потому Элиза полчаса потратила на то, чтобы сбросить несколько лет. Она надела самое новое из своих платьев. Его подарил Марк. Три года назад, ну да ладно…

Надо же – он выбрал для обеда вдвоем эту забегаловку с меню для туристов на трех языках, ту самую, где обедает каждый день!

– У меня времени мало, – оправдывался Марк, и она просто кожей чувствовала: вот, еще к тому же и дает понять, какой милости удостоил, одарив частью этой драгоценности. – Ну как, хорошо погуляли с подружками?

Уклонившись от ответа, Элиза принялась описывать только что купленный Флоранс и Николя дом.

– Конечно, он не в лучшем виде, почти развалюха. Им долго придется все выходные тратить на то, чтобы привести его в порядок.

– Подумать только! А ведь покупают-то загородные дома, надеясь там отдохнуть!

Они оттягивали минуту, когда разговор зайдет о Люси, зная, насколько противоположны их взгляды. На неделе Марк проводил с детьми никак не больше часа в день, и отсутствие Люси проявится для него только в том, что пять часов в неделю некого будет приласкать. Мелочь по сравнению с той беспредельной гордостью, которую он испытывал.

– Мне тоже придется нелегко, – заверил он.

Ни капли искренности! Рассчитывает небось заслужить прощение – ведь не без его участия все сложилось так, как сейчас, ведь она так страдает отчасти и по его вине?

– Зато девочка-то как будет счастлива! – прибавил Марк.

– Будем надеяться… – вздохнула Элиза. – Кстати, а что бы ты сказал, если бы я воспользовалась отсутствием детей и сама на несколько дней куда-нибудь уехала?

– Ну что ж… Я бы сказал, что в нынешних обстоятельствах ты прежде всего должна баловать себя.

«Приятно слышать, – подумала Элиза. – Получается, раз я горюю, то имею право на все… Ну-ка, попробуем…»

– Знаешь, Марк, я эту твою рубашку терпеть не могу. И потом, у тебя круги под мышками.

– Вот оно как!… Знаешь, с тобой не соскучишься!

Сказать такое вслух в ресторане, где Марк на «ты» с официантами… казалось бы, буря неизбежна. Ан нет, ничуть не бывало. Просто улыбка у мужа сделалась чуть натянутой, только и всего.

– Да, так насчет Люси… – снова заговорила Элиза.

– Тут двух мнений и быть не может – молодец наша девочка! – перебил ее Марк. – Поставила перед собой цель и уже почти ее достигла, осталось совсем немножко. Потрясающе!

– Это у тебя была цель для нашей дочки, это ты ее настраивал, не очень-то советуясь со мной, и теперь из-за тебя я ее вот- вот потеряю. Обо мне ты подумал, Марк?

– О тебе? Хватит того, что ты только о себе одной и думаешь, убогая!

Убогая! Он назвал ее убогой! И обвинил в эгоизме. Да как он смеет! Как он смеет обвинять ее в эгоизме, когда она столько лет заботилась о благополучии семьи, о себе-то как раз напрочь забывая! Уже и не сосчитать, сколько часов потрачено на поездки туда-сюда по средам, на проверку уроков, на покупку всего необходимого к началу учебного года, на уборку, на готовку…

Элиза встала, мгновение поколебалась, выбирая один из двух стаканов, милосердно выбрала тот, в котором была всего-навсего вода, и выплеснула ее в лицо Марку.

– Ты ничего не желаешь слушать, ничего не хочешь понять! – прошипела она, не обращая внимания на изумленные взгляды окружающих.

Тем не менее она отказала себе в удовольствии прилюдно назвать мужа козлом, достаточно и того, что с гордо поднятой головой вышла из ресторана. А Марк пальцем не пошевелил, чтобы ее удержать.

К тому времени, как Элиза вернулась домой, ее ярость утихла. Никаких семейных или хозяйственных обязанностей, домработница даже белье все перегладила, ничего ей не оставив. Она не знала, куда себя девать, как распорядиться несколькими днями безделья, при том что проявить эгоизм было бы не только безопасно, но даже и спасительно.

Элиза бесцельно слонялась по квартире. Герани на подоконниках умирали от жажды, но она над ними не сжалилась. В спальне споткнулась о три пары безупречно выстроившихся рядком мужских туфель.

– Нет бы обо мне думать столько же, сколько о своих паршивых ботинках! 18 проворчала она, яростно топча самую новую пару. Хорошенько отделав их, пинком загнала под кровать и стала слоняться дальше.

Зазвонил мобильник. Марк, наверное, кто же еще. Пусть идет к черту, и это еще вежливо сказано! Возьму сейчас и испорчу весь его гардероб начальника… прямо скажем, не самого большого начальника!

Мысль как пришла, так и ушла, для ее осуществления в придавленной тяжестью душе Элизы гнева все-таки не хватило. Ладно, подумала она, отвечу ему, попрошу прощения и уговорю купить платье – то самое, уж очень оно мне нравится…

Она взяла трубку. Звонил не Марк.

Жану-Мишелю и тридцати секунд не понадобилось на уговоры: Элиза сразу же согласилась с ним встретиться. Он почти год не давал о себе знать, зато появился в самый подходящий момент!

В кафе, где было назначено свидание, она сразу же выложила ему все про Люси. Он удачно притворился сочувствующим, обнял ее и прошептал на ушко, что в печали она становится еще более желанной, но что он все же постарается вернуть ей улыбку. Спросил, в чем она сегодня, в чулках или в колготках, и, расхрабрившись от собственной дерзости и от Элизиного ответа, повел в гостиницу.

У Элизы не было ощущения, что с Жаном-Мишелем она изменяет Марку. Жан- Мишель был давним другом семьи. Он жил в провинции, его жена, родом из Бордо, носила туфли без каблуков, состояла в клубе читателей и брала уроки росписи по фарфору. Жан-Мишель ухаживал за Элизой, когда она после рождения двойняшек уже почти смирилась с тем, что если ее любят, то только за ум[13].

А Жану-Мишелю не было никакого дела до ума Элизы. Ему нравились попка Элизы, грудь Элизы, затылок Элизы. Все это нравилось ему достаточно сильно для того, чтобы раз в два-три года с ней переспать, и Элиза, сознавая, как этому старому и некрасивому человеку с ней повезло, научилась извлекать из прочной и нерегулярной связи лучшее, что она могла ей дать, – чувственное и нарциссическое удовлетворение.

Побег был продуман и подготовлен прекрасно. С помощью Флоранс она внушила мужу, что отдыхает с подругой в маленькой гостинице Бель-Иля, каждое утро звонила домой и рассказывала своим, до чего же ей полезны морской воздух и дары моря. Впрочем, устриц и копченую семгу она и в самом деле ела, поскольку Жан- Мишель неизменно считал, что нет на свете ничего шикарнее. Кроме того, эти насыщенные йодом яства в отеле «Meridien» подавали в номера, а это, в представлении Жана-Мишеля, было уже просто за пределами роскоши. Элизе его восторги казались в высшей степени провинциальными, но она не придавала этому значения, поскольку не собиралась провести с ним всю жизнь. Всего лишь три дня.

Они вообще не выходили из номера. Жану-Мишелю удалось отменить все встречи, ради которых он приехал в Париж. Он говорил – «прибыл в Париж» и, соответственно, для коллег «убыл» обратно под предлогом каких-то семейных обстоятельств.

Жан-Мишель обращался с Элизой как с принцессой, сам себя убеждая в том, что в постели он – бог. Элиза не спорила: эта игра помогала отогнать печаль, хотя нисколько не сближала с любовником.

К концу третьих суток, заполненных постельными утехами и копченой семгой, Элиза всем этим пресытилась. Не то чтобы она испытывала хотя бы малейшее раскаяние или стосковалась по своей большой семье и ученикам в коллеже Сен-Рюстик, но однообразное повторение уже породило скуку, а безнаказанность, дарованная статусом безутешной матери, подталкивала зайти дальше. Может быть, отправиться путешествовать? Марк поймет. А там – как знать, вдруг она начнет новую жизнь с прекрасным принцем, которого встретит в других широтах… Марка никто и слушать не станет: все ведь по его вине. Друзья и знакомые найдут для нее оправдание: бедняжка слишком тоскует по дочери, для нее так лучше, пусть попробует начать все по новой. Спасибо тебе, Люси!

Утром четвертого дня Элиза проснулась от храпа Жана-Мишеля, спавшего с открытым ртом, заложив руку за голову. Волосы в его, открывшейся при этом подмышке напоминали торф. Луч солнца указывал презрительному взгляду Элизы на штаны и подштанники, слишком аккуратно размещенные на спинке стула.