Свет в океане - М. Стедман

— Там немели ноги! Ты представить себе не можешь, как они коченели, когда месили грязь! — Том с трудом выдавил из себя улыбку, попытавшись обратить все в шутку.

— Перестань, Том! Я говорю с тобой серьезно, а ты пытаешься отгородиться от меня дурацкой шуткой, будто я несмышленый ребенок, который все равно ничего не поймет и которому незачем знать правду!

Теперь Том больше не пытался шутить.

— Ты не понимаешь, Изабель. Как и не должен понимать любой нормальный и цивилизованный человек. А рассказывать об этом — все равно что заражать здоровых людей смертельной болезнью. — Он отвернулся к окну. — Я делал то, что делал, чтобы такие, как вы с Люси, никогда с этим не сталкивались. Чтобы такое никогда не повторилось. Помнишь призыв «объявить войну, чтобы положить конец всем войнам» [9]? Войне нечего делать на этом острове! И ей нечего делать в нашей семье!

На скулах Тома заходили желваки, и на лице отразилась такая решимость, о существовании которой Изабель даже не подозревала. Наверное, она и помогла ему выжить.

— Я просто… — начала Изабель, но сбилась. — Никому не ведомо, сколько времени ему отпущено Господом — год или сто лет. Я просто хотела, чтобы ты знал, Том, как сильно я тебе благодарна. Благодарна за все! А особенно за Люси!

При последних словах улыбка, тронувшая губы Тома, застыла, и Изабель поспешила продолжить:

— Это правда, милый! Ты чувствовал, как сильно она мне нужна, и я понимаю, чего тебе это стоило, Том. Немногие мужья способны на такое ради своих жен!

Том почувствовал, как вспотели ладони. Сердце бешено заколотилось, призывая бежать со всех ног — не важно куда, лишь бы подальше от решения, которое он принял и которое душило его, как железный ошейник.

— Мне пора на работу. А вы оставайтесь и не торопитесь с завтраком, — сказал он и вышел из комнаты, заставляя себя двигаться как можно медленнее.

Глава 14

Перед самым Рождеством 1927 года второй трехгодичный срок Тома подошел к концу, и их семья отправилась в Партагез, а на время отпуска на маяк прибыл сменщик. Второй отпуск семьи и первая поездка на материк Люси. Готовясь к прибытию катера, Изабель подумывала, не найдется ли благовидного предлога никуда не уезжать с острова, где им с Люси было так хорошо и спокойно.

— С тобой все в порядке, Изз? — спросил Том, застав ее в спальне отрешенно смотрящей в окно. На кровати лежал раскрытый чемодан.

— Да, — быстро ответила она. — Просто вспоминала, не забыла ли чего.

Он уже собрался уходить, но, подумав, подошел поближе и положил ей на плечо руку.

— Нервничаешь?

Она скатала пару носков в шарик и сунула в чемодан.

— Нет, ну что ты! Тебе показалось.

Мучившие ее сомнения, которые она пыталась скрыть от Тома, моментально улетучились при виде Люси на руках у своей матери, пришедшей с отцом встречать катер. Виолетта счастливо улыбалась, смеясь и плача одновременно.

— Наконец-то! — Она качала головой, не в силах справиться с нахлынувшими на нее чувствами, и не могла наглядеться на малышку, трогая ее лицо, волосы, ручки. — Моя драгоценная внучка! Целых два года я не могла дождаться, когда же наконец увижу тебя! Да ты просто вылитая тетушка Клем!

Изабель месяцами готовила Люси к предстоящей поездке.

— В Партагезе, Люси, очень и очень много людей. И ты им всем обязательно понравишься. Сначала тебе будет странно их видеть, но бояться не надо. — А перед сном она рассказывала ей о жизни в городе и его жителях.

Для Люси такое количество людей вокруг было удивительным. Теплые поздравления, на которые не скупились все окружающие, нередко отдавались в сердце Изабель болью. Даже старая миссис Мьюитт, встретившая их в лавке галантерейщика, где покупала сетку для волос, пощекотала Люси под подбородком и со вздохом заметила:

— Какие же эти крохи милые! Настоящее чудо Господне!

Изабель даже не поверила своим ушам.

Виолетта сразу же организовала семейный поход в фотоателье Гутчера. На фоне полотна с папоротниками и греческими колоннами Люси сфотографировали с Томом и Изабель, с Биллом и Виолеттой и одну — сидящей на высоком плетеном стуле. Заказали несколько комплектов фотографий, чтобы отвезти на Янус, отправить родственникам за границу и поставить в рамках на каминной доске и пианино.

— Три поколения женщин Грейсмарков, — радовалась Виолетта, разглядывая снимок, где Люси сидела у нее на коленях, а рядом стояла Изабель.

Видя, как родители души не чают во внучке, Изабель не могла удержаться от мысли, что Господь никогда не совершает ошибок. Он выбрал для малышки самую лучшую семью.

— О, Билл! — сказала Виолетта мужу, когда приехала их дочь с семьей. — Слава Богу! Слава Богу…

Она видела Изабель три года назад во время первого отпуска, когда она еще не отошла после второго выкидыша. Изабель тогда уткнулась ей носом в подол и горько плакала.

— С природой не поспоришь, нужно просто набраться терпения и не сдаваться. Дети непременно появятся, если Господь того пожелает. И молись. Молитвы ничто не заменит, — успокаивала она дочь.

Она не сказала Изабель всей правды. Не сказала, как часто, несмотря на иссушающую летнюю жару и зимнюю стужу, детей благополучно вынашивали и рожали, а потом они умирали от скарлатины или дифтерита, а их одежда аккуратно складывалась, чтобы послужить младшим братьям или сестрам. Не сказала, как трудно бывает ответить на обычный вопрос о количестве детей. Благополучные роды — лишь первый шаг на долгом и полном опасностей пути. Виолетта знала это не понаслышке — ее собственный дом посетило горе несколько лет назад.

Добропорядочная и надежная Виолетта Грейсмарк — верная жена почтенного мужа. В ее доме всегда царил идеальный порядок: в шкафах не заводилось моли, а на клумбах не было места сорнякам. Она аккуратно обрезала с кустов роз все увядшие соцветия, что позволяло новым бутонам распускаться и радовать глаз даже в августе. Ее лимонная паста [10] продавалась первой на церковной ярмарке, а для книги рецептов местного отделения Ассоциации женщин Австралии был выбран именно ее рецепт фруктового пирога. Да, в своих вечерних молитвах она постоянно благодарила Господа за Его милосердие, но иногда, когда сумерки окрашивали в серый цвет яркую зелень сада, ее душу переполняли невыразимая боль и печаль.

Видя, как убивается Изабель, Виолетта едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться вместе с ней и не рассказать, что как никто другой понимает всю горечь понесенной утраты, возместить которую не способно ничто, и эта боль никогда не стихнет. Ей хотелось рассказать дочери, как она в молитвах предлагала Богу любую жертву, лишь бы вернуть своего ребенка к жизни.

Когда Изабель наконец уснула, а Билл задремал у догоравшего камина, Виолетта достала из шкафа старую жестяную коробку из-под печенья. Покопавшись внутри, она отодвинула в сторону несколько монет, маленькое зеркальце, часы и кошелек и вытащила потрепанный конверт со стершимися от частого открывания углами. Потом села на кровать и под желтым светом лампы принялась читать написанные неровным почерком строчки, хотя знала содержимое наизусть.

Дорогая миссис Грейсмарк!

Надеюсь, Вы простите, что я решилась написать это письмо, ведь мы не знакомы. Меня зовут Бетси Парментер, и я живу в Кенте.

Две недели назад я навещала своего сына Фреда, которого привезли на лечение с фронта после тяжелого ранения. Он лежал в 1-м военном госпитале в Стоурбридже, а у меня там неподалеку живет сестра, поэтому я могла навещать его каждый день.

Так вот, однажды после обеда туда доставили раненого австралийского солдата, который, как я понимаю, был Вашим сыном Хью. Его состояние было очень тяжелым — сейчас Вам наверняка уже известно, что он ослеп и потерял руку. Но говорить, хоть и с трудом, он мог и очень тепло отзывался о своих родных в Австралии. Он был очень смелым юношей. Я видела его каждый день, и был даже момент, когда появилась надежда на выздоровление. Но потом наступило заражение крови, и он скончался.

Я приносила ему цветы (как раз расцвели ранние тюльпаны, а они такие красивые) и сигареты. Мне кажется, они с моим сыном Фредом даже подружились. Я угощала его фруктовым пирогом, и было очень трогательно видеть, с каким удовольствием он его ел. Я была с ним рядом в то утро, когда он стал отходить, и мы втроем прочитали «Отче наш», а потом вместе пропели «Пребудь со мной». Врачи облегчили ему боль, как смогли, и мне кажется, он не очень страдал. Затем пришел викарий и причастил его.

Я хочу, чтобы Вы знали, как все мы благодарны Вашему сыну за проявленное мужество и принесенную великую жертву. Он говорил, что у него есть брат Элфи, и я молю Господа, чтобы он вернулся домой живым и невредимым.