Свет в океане - М. Стедман

Изабель чувствовала, что самое главное сейчас — это выиграть время. Потрясение и страх парализовали ее способность соображать. Она изо всех сил старалась говорить спокойно.

— Мы поговорим об этом позже. А сейчас надо пройти обряд крещения.

По ее лицу скользнул луч солнца, и Том увидел в ее бирюзовых глазах непередаваемый ужас. Она шагнула ему навстречу, и он невольно отшатнулся, будто от прокаженной.

Послышались громкие шаги викария, перекрывавшие приглушенные голоса гостей. Том поднял голову. «И в болезни, и в здравии. И в горе, и в радости». Слова, произнесенные на их бракосочетании в этой же самой церкви, били в голове набатом.

— Все готово! — сияя, известил викарий. — Был ли до этого крещен ребенок? — начал преподобный Норкеллс.

— Нет, — дружно ответили собравшиеся. Рядом с Томом и Изабель стояли Ральф и кузина Изабель Фреда, которых они выбрали в крестные родители.

Крестные держали в руках свечи и вместе отвечали на вопросы викария.

— Отрекаетесь ли вы от сатаны и всех дел его, и всего служения его?..

— Отрекаюсь, — в унисон отозвались восприемники.

Слова гулко разносились по белокаменным сводам церкви, а Том не поднимал глаз от своих новых блестящих ботинок и старался думать только о натертой мозоли.

— Обязуетесь ли вы исполнять волю Господа и заповеди Его?..

— Обязуюсь.

При каждом ответе Том нарочно упирался натертым местом в жесткий задник, чтобы почувствовать боль.

Люси завороженно не отрывала глаз от цветных витражей, и Изабель, даже находясь в полуобморочном состоянии, не могла не подумать, что малышка, наверное, никогда не видела таких ярких красок.

— Господь милосердный, пусть ветхий Адам в этом ребенке умрет, а новый человек возродится…

Том вспомнил о безымянной могиле на Янусе, и перед его глазами возникло лицо Фрэнка Ронфельдта, которое он закрыл парусиной. Его бесстрастность и отстраненность лишь заставляли Тома еще больше чувствовать свою вину и терзаться угрызениями совести.

На улице рядом с церковью детишки играли во французский крикет, и были слышны удары клюшкой по мячу и громкие крики.

Хильда Эддикотт, сидевшая во втором ряду, шепнула на ухо соседке по скамье:

— Посмотри, у Тома на глазах слезы. Он с виду может показаться бесчувственным, а на самом деле у него очень отзывчивое и доброе сердце.

Норкеллс взял ребенка на руки и обратился к Ральфу и Фреде:

— Каким именем нарекаете вы сие дитя?

— Люси-Виолетта, — ответили они.

— Люси-Виолетта, крещу тебя во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — произнес викарий, окропляя головку малютки водой. Она захныкала, но ее недовольство было заглушено звуками гимна «Господь — мой Пастырь», который миссис Рафферти извлекла из рассохшегося деревянного органа.

Еще до окончания церемонии Изабель, извинившись, выскочила из церкви и добежала до туалета, располагавшегося в конце дорожки. Внутри маленького кирпичного строения воздух раскалился, как в духовке, и Изабель, отмахнувшись от мух, согнулась пополам, и ее вырвало. Взобравшаяся на стену ящерица бесстрастно наблюдала за происходящим, но при звуке спускаемой воды юркнула под крышу. Вернувшись в церковь, Изабель, чтобы пресечь расспросы матери, сразу сказала ей, что прихватило живот. Взяв Люси на руки, она так сильно прижала ее к себе, что малышка, упираясь ручонками ей в грудь, даже немного отстранилась.

На крещенской трапезе, устроенной в «Палас-отеле», отец Изабель сидел за столиком с Виолеттой, нарядившейся по этому случаю в голубое хлопчатобумажное платье с кружевным белым воротничком. Корсет был слишком тесным, а волосы собраны в такой тугой пучок, что разболелась голова. Однако Виолетта решила, что этот знаменательный день — крещение ее первой и, как она поняла со слов Изабель, единственной внучки — ничто не может омрачить.

— Том сегодня сам на себя не похож, правда, Ви? Он же мало пьет, а сегодня слишком уж налегает на виски, — удивился Билл, но тут же нашел объяснение: — Наверное, в честь крещения Люси.

— Думаю, что это нервы — как-никак такой важный день! Изабель тоже сама не своя. Наверное, из-за проблем с животом.

У барной стойки Ральф сказал Тому:

— Эта кроха изменила всю жизнь твоей половины, верно? Как будто она стала совершенно другой женщиной.

Том бездумно вертел в руках пустой бокал.

— Да, в ней открылись совершенно новые стороны.

— Я вспоминаю, как она потеряла первого ребенка…

Том хотел подняться, но Ральф уже продолжал:

— …в тот первый раз. Когда я увидел ее на Янусе, она была похожа на призрак. А после второго выглядела еще хуже.

— Да. Тогда ей пришлось нелегко.

— Но в конечном итоге Господь все устраивает к лучшему, верно? — улыбнулся Ральф.

— Думаешь? А разве для всех все обязательно кончается хорошо? Взять хотя бы нас с фрицами — тут или нам, или им…

— Нехорошо так говорить. Уж тебе-то грех жаловаться!

Том ослабил узел на галстуке и ворот сорочки — ему вдруг стало не хватать воздуха.

— С тобой все в порядке, приятель? — встревожился Ральф.

— Тут душно. Пойду выйду на свежий воздух. — Но на улице лучше не стало: воздух напоминал расплавленное стекло и скорее душил, чем позволял дышать.

Если бы он только мог поговорить с Изабель спокойно… Все бы встало на свои места. Наверняка это еще возможно. Том сделал несколько глубоких вдохов и медленно побрел обратно в отель.

— Сразу уснула, — сказала Изабель, закрывая дверь в спальню, где обложила Люси подушками, чтобы она случайно не скатилась на пол. — Она сегодня была такой умничкой. Выдержала всю церемонию, да еще когда кругом столько людей. Заплакала, только когда промокла. — К концу дня она сумела прийти в себя, и ее голос больше не дрожал, как после шока от откровений Хильды.

— Она истинный ангел, — согласилась Виолетта улыбаясь. — Не знаю, как мы здесь останемся, когда она завтра уедет.

— Я понимаю и обещаю обо всем подробно писать и сообщать о ней все новости, — сказала Изабель со вздохом. — Наверное, пора укладываться. Завтра нам вставать ни свет ни заря. Пойдем, Том?

Том кивнул.

— Спокойной ночи, Виолетта. Спокойной ночи, Билл, — сказал он и, оставив родителей Изабель собирать пазл, проследовал за ней в спальню. Они впервые за день остались наедине, и, едва закрылась дверь, он спросил: — Когда мы им скажем?

Его лицо было похоже на маску, а плечи одеревенели.

— Мы им ничего не будем говорить, — решительно ответила Изабель.

— Как это?

— Необходимо подумать, Том. Нам нужно время. Завтра мы должны уехать. Если мы что-то скажем, то поднимется страшный шум и ты не сможешь вернуться на маяк и заступить на смену. Мы приедем на Янус и все обдумаем. Нельзя в спешке предпринимать какие-либо действия, о которых потом будем жалеть.

— Изз, здесь, в городе, есть женщина, которая считает, что ее дочь погибла, а она жива. И эта женщина не знает, что случилось с ее мужем. Одному Господу известно, что ей пришлось пережить. И чем раньше мы положим конец ее страданиям…

— Все это так неожиданно! И мы должны поступить правильно! И думать не только о Ханне Поттс, но и о Люси! Сейчас мы оба не в состоянии соображать. Давай не будем торопиться. А сейчас попробуем хоть немного поспать.

— Я лягу позже, — сказал он. — Мне надо подышать свежим воздухом. — С этими словами он вышел на улицу через веранду, не обращая внимания на уговоры Изабель остаться.

На улице было свежо, и Том в темноте опустился в плетеное кресло и обхватил голову руками. Через окно на кухню слышалось постукивание костяшек от пазла, которые Билл убирал в коробку.

— Изабель не терпится вернуться на Янус. Говорит, что теперь ей не по себе в таком скоплении людей, — произнес Билл, закрывая крышку. — Хотя назвать наш городок людным вряд ли кому придет в голову.

Виолетта подрезала фитиль на керосиновой лампе.

— Она всегда была своенравной, — заметила она. — Между нами, мне кажется, она просто не хочет ни с кем делить Люси. — Она вздохнула. — А без малышки тут снова станет тихо.

Билл обнял ее за плечи.

— Навевает воспоминания, верно? Помнишь, какими малышами были Хью и Элфи? Такими славными! — Он хмыкнул. — Помнишь, как они заперли в шкафу кошку? — Он помолчал. — Я понимаю, что это совсем другое, но быть дедом почти так же хорошо, как и отцом! Как будто мальчики снова вернулись домой.

Виолетта зажгла лампу.

— Знаешь, Билл, иногда мне казалось, что мы не выдержим и больше никогда не сможем радоваться. — Она задула спичку. — И тут наконец такое счастье!

Надев на лампу защитное стекло, она направилась в спальню.

Эти слова отозвались у Тома в голове многократным эхом, и его охватило отчаяние. Он не чувствовал сладкого аромата жасмина, которым был пропитан ночной воздух.