Отечество - Пак Голь

Над лесом кружили вспугнутые птицы. Горные козы шарахались в сторону, ломая кусты.

Быстро опустилась ночь, беспроглядная, тревожная и холодная. Лес разноголосо гудел, точно в боли и страхе. Люди дрожали от озноба, туман пропитал их одежду влагой. Пора было остановиться на привал. Быстро набрали коры, попытались развести костер, но долго ничего не получалось. Густой, едкий дым лез в глаза. Док Чун собрал смолистые ветки, и костер ожил. Из желтоватого дыма выбилось первое пламя.

Поверх деревьев проглянул строгий и суровый диск луны, залив окрестности мертвенно-бледным светом. Воцарилась тишина. Только потрескивал костер. Вокруг него тесным кольцом сгрудились люди.

Кто сушил одежду, кто занялся приготовлением пищи. Но больше всего хотелось спать. Устроились прямо у костра — постелили на сырую землю кое-какие вещи и прилегли на них.

Группой сидели работники комитета партии. Они впервые собрались поговорить после того, как вышли из уезда. Хи Сон выглядел злым, глаза его глубоко запали. Он молча обвел собравшихся долгим взглядом, подождал, пока все усядутся, затем вынул из кармана записную книжку. Его «речь» и одновременно «доклад» были предельно лаконичны.

— Товарищи, завтра доберемся до назначенного пункта. Прошли тяжелый, опасный путь. Однако пока еще сделаны только первые попытки собрать наши силы, сформировать партизанский отряд. Прежде всего — надо создать штаб, разбить людей на подразделения. Начать боевую подготовку. Вот давайте об этом сейчас и поговорим. Пока предварительно. У каждого из нас нет достаточного опыта, поэтому прошу не стесняться и выкладывать все откровенно.

Хи Сон говорил тихо и не спеша, но в словах чувствовалась твердость и решимость. Он так и не заглянул в записную книжку. Все молчали. Каждый понимал серьезность и важность предстоящего разговора.

— У нас опыта нет, пусть первым выскажется товарищ военный, — проговорил старик Хен Ман, смущенно поглаживая ладонью седую бороду.

— Я ведь тоже не был партизаном, — ответил офицер милиции — он просушивал над огнем фуражку.

— Никто не знает, как организован штаб в армии? — спросил Хак Пин.

— Мало ли что в армии, нам надо по-другому, — вставил Чун О.

Сзади кто-то переговаривался между собой.

— Тише! — не вытерпел Чор Чун и встал. — Не такое время, чтобы заниматься разговорами и дебатами. Решать надо по-военному. Товарищ секретарь, изложите ваше мнение. Нужен план, давайте его обсудим.

— Можно и так, — согласился Хак Пин.

План предварительно обсудили между собой секретарь комитета, Чор Чун и Хен Ман. Хи Сон раскрыл блокнот, повернул его к свету и стал излагать свои предложения. Прежде всего необходимо разбить отряд на боевые группы. Выбрать командира отряда, его заместителя по тылу и начальника штаба. В штаб войдут еще три человека, они будут отвечать за планирование операций и разведку.

— Это только первоначальные наметки. Поэтому жду вашего мнения, — закончил Хи Сон, посмотрев на сидевших вокруг товарищей.

— Самое главное упустили. Нужен комиссар и, я бы сказал, даже политический отдел. Вспомните опыт советских партизан. Или чапаевскую дивизию, там комиссар играл большую роль, — сказал Хак Пин.

— Верно, комиссар очень нужен, — подтвердил офицер. Но другие промолчали.

— Товарищ секретарь, я буду говорить прямо… — запальчиво начал Чор Чун. — Без политработы, конечно, нельзя. Но кто будет у нас комиссаром? Ведь вы возглавите отряд. Нет, мы не должны цепляться за какую-то схему. Надо исходить из реального положения вещей.

— Ну и как? Говорите, товарищи, — Хи Сон как бы извинялся за несдержанный тон Чор Чуна. — Если нужен комиссар, человека найдем.

— Чор Чун прав, — проговорил с заднего ряда секретарь волостного комитета партии, и его тут же поддержало несколько товарищей. Все с этим согласились.

— Если так, то перейдем к следующему вопросу, — секретарь уездного комитета перевернул страницу в блокноте.

— Теперь о руководстве. Это, пожалуй, самый важный вопрос — хорошенько подумайте.

Костер стал затухать. Хен Ман бросил в него охапку хвороста. Поднялся сноп искр, и повалил густой дым. Старик закашлялся. Пепел, подобно первому снегу, полетел над головами людей, посеребрил их. Но никто на это не обратил ни малейшего внимания. Люди сидели в задумчивости.

— Я уже говорил, что надо действовать соответственно военному времени, — снова заговорил Чор Чун. В раздумьях участников совещания он увидел ненужную рутину. — Все яснее ясного. Командиром назначить секретаря Чо Хи Сона. Другой подходящей кандидатуры я не вижу. В заместители по тылу вполне подходит председатель уездного народного комитета. А начальником штаба… — тут Чор Чун запнулся и предложил пока обсудить две кандидатуры.

— Можно мне? — раздался голос директора мельницы.

— Пожалуйста, — повернулся Хи Сон в его сторону.

— Считаю, что начальником штаба может быть начальник уездного отделения милиции.

Не успел он закончить, как хранивший до этого молчание Хен Ман неожиданно встал, поднял руку, требуя слова.

— Я категорически против, — сказал он. — Начальник милиции плохо показал себя во время эвакуации. Многие жители еще оставались, а в милиции уже не было ни души — поспешили первыми уйти… Это непорядок. Я предлагаю Ким Чор Чуна — заведующего отделом труда комитета.

— Еще какие мнения? — Хи Сон посмотрел на директора мельницы. Но тот предпочел промолчать.

— Хорошо. Подведем черту. Проголосуем…

Все единодушно высказались за Хи Сона, старика Хен Мана и Чор Чуна.

Было уже за полночь. У костра остались Хи Сон и Хен Ман. Старик задремал, опустив голову на колени. Секретарь комитета партии листал какую-то книжку. Хен Ман раза два пробовал сидеть прямо, но голова безвольно падала вниз, на колени. По ту сторону землянки чей-то молодой голос тихо затянул песню. Бледный свет луны, проглядывая сквозь ветви, освещали лицо Хи Сона.

Хен Ман открыл глаза, посмотрел на Хи Сона. Он понимал, что беспокоило сейчас секретаря. Он лучше других знал Хи Сона, знал его сильные и слабые стороны. Не один год пришлось им работать вместе. В глазах других Хи Сон представлялся человеком непоколебимой твердости. Если скажет «да», значит, так и будет, а возразит, тут и спорить с ним не имеет смысла. Секретарь всегда оказывался правым. И никто не догадывался, что этот человек тоже может страдать, переживать, сомневаться.

— Обойдется, — негромко сказал Хен Ман, наблюдая за секретарем. — Мы ведь уже партизанили в лесах, били и неплохо били японских оккупантов. Он вытащил табакерку, стал набивать трубку. Сейчас Хен Ман не думал, что он сам является одним из командиров отряда, председателем народного комитета и вместе с Хи Соном отвечает за судьбу людей. Ему просто хотелось ободрить товарища.

— С нами партия, народ, — продолжал старик. — Не в первый раз так приходится тяжело. Справлялись и теперь справимся…

Хи Сон молча слушал старика.

— Я вот о себе сейчас думаю. Хватит ли сил — такая сложная обстановка. Это ведь не из кабинета руководить… Далеко мне до настоящего вожака, далеко. И что я знаю о партизанской войне? Был шофером, потом призвали в армию, потом — на партийной работе…

— Партийный работник все должен уметь… Вот русские товарищи тоже не сразу все умели. А совершили чудо. Победила воля. Такая воля и у нас есть. Она поможет все одолеть, всему научиться.

Подул ветер, и пламя разгорелось сильней. Хи Сон вынул из рюкзака какую-то книгу.

— Что за книга?—спросил Хен Ман.

— «Подпольный обком действует»… Написал ее командир советского партизанского отряда. Воспоминания.

Оба некоторое время в задумчивости слушали песню, которую тихо пели несколько голосов.

— Видишь? Не унывают. Разве с такими ребятами пропадем? — добродушно улыбнулся старик. Хи Сон поднялся и пошел к землянке. В темноте сидело тремя группками несколько крестьян и пожилых рабочих. Светлячками мерцали огоньки сигарет. Двое стариков крестьян жевали кукурузные початки.

— Не кукуруза у нас в этом году уродилась, а сущее железо. Не угрызешь. Только молодым по зубам, — крестьянин с обросшим лицом зло швырнул початок на угли.

— Хорошо, если бы хоть молодые досыта наелись, — горько усмехнулся его сосед, с жестким ежиком на голове, короткими усиками. Ему было не больше сорока. Выглядел он слабым и щуплым человечком.

Хи Сон молча постоял в темноте. Песня стихла. Его Тоже внезапно охватила злость. Он уже видел этих двух крестьян, всегда ворчавших и недовольных. Хи Сон резко повернулся, ему хотелось бежать отсюда.

Прислонившись к стволу дерева, человек с короткими усиками молчал. Воображение рисовало ему стол с сытной едой, желтое море рисовых колосьев, мягкое одеяло, расстеленное на теплом кане[11].