Укрощение «тигров» - Юрий Жуков

И решающее значение, конечно, имеет для танкиста то, что он должен артистически владеть искусством стрельбы, чтобы ни один снаряд не прошел мимо цели. Выстрелить наугад или промедлить с установкой прицела — значит подставить под удар собственную голову. Надо уметь метко бить и с места, и с ходу, и днем, и в сумерки. Бывалые танкисты советуют заранее ставить наиболее вероятный прицел 900—1 000 метров, а затем при приближении немецких танков регулировать по высоте; больше дистанция — целься по башне, меньше дистанция — целься под брюхо. Такой способ облегчает молодому, необстрелянному танкисту работу в решающие минуты боя.

Мы долго толковали с Лазейкиным и его товарищами. Речь шла о многих предметах, и порой забывалось, что, в сущности, в любую минуту эта короткая передышка может оборваться, и тогда танки, которые выглядят весьма мирно в своих нарядах из колосьев, снова заговорят убедительным языком войны. Танкисты были настроены очень добродушно, они вспоминали о Москве, интересовались положением дел в Сицилии, снова и снова просили перечесть вслух оперативную сводку Совинформбюро о боях севернее и восточнее Орла. Но в башнях дежурили стрелки, и сами командиры неизменно сидели лицом к противнику независимо от того, чем они были заняты и о чем шел разговор. Когда же мины начинали падать чаще, чем обычно, и где-то вдалеке взвывали моторы машин, на веснушчатое лицо Лазейкина ложилась легкая тень, и он еще пристальнее начинал всматриваться в горизонт.

Но фронт по-прежнему сохранял спокойствие. Избитые и окровавленные «тигры» где-то в своих берлогах зализывали раны, опасливо озираясь в сторону неприметной с виду, пустынной улицы, окаймленной двумя рядами разрушенных печей и цветущих палисадников. Невидимые танкисты, невидимые стрелки противотанковых ружей, невидимые артиллеристы и невидимая труженица полей — пехота продолжали бодрствовать, продолжали пребывать в постоянной «готовности номер один». Пахло пеплом и горелым мясом, но постепенно над всеми запахами вновь забирал силу все тот же здоровый и крепкий дух летнего цветения. Медвяные травы густо наступали на разбомбленную деревню, маки тянули к солнцу свои красные, белые и лиловые чашечки, наливались соками широкие диски подсолнуха. Земля, обильно напоенная дождем и кровью, торопливо гнала вверх молодые побеги. Может быть, снова и снова война растопчет их, но даже «тиграм» не под силу остановить, оборвать жизнь!

Сила традиций

17. VII, 11 ч. 30 м.

К сведению редакции. Тема этой корреспонденции сейчас очень важна. Прошу ее опубликовать как можно скорее, сопроводив обобщающей передовой статьей.

После обстоятельной консультации на месте принял решение опять остаться в танковой армии Катукова. Сюда же вернулся Фишман. Отсюда до прямого провода далеко, материал идет «с пересадкой». Надеюсь в будущем поработать над еще более интересными темами. Газету вижу редко. Шлю материал ежедневно. Даю текст. Привет.

Только что отгремел жаркий бой. Танкисты решительной контратакой сшибли немцев с двух важных в тактическом отношении высот. Грозные боевые машины с победным ревом возвращаются на исходный рубеж, на высотах закрепляется пехота. В неглубоком овраге, густо заросшем орешником, дымит походная кухня. Связисты к занятым высотам тянут провод. В штабе стучит пишущая машинка. Почтальон разносит письма… Привычный, устоявшийся фронтовой быт!

Чуть поодаль стоят, рассредоточившись, тщательно замаскированные танки, по своему внешнему виду резко отличающиеся от тех, которые только что вышли из боя, — ни одной царапины на броне, сверкающая краска, тщательная заводская оснастка. Машины еще пышут жаром: они прошли дальний путь. Это прибыло пополнение, которое, быть может, уже через несколько часов вступит в бой.

Экипажи хлопочут у машин. Молодые здоровые ребята в новом обмундировании работают дружно и слаженно — они прошли большую, хорошую школу. Но многое им здесь внове. Ближние разрывы авиабомб, протяжный вой шестиствольных минометов, вид раненых, бредущих с переднего края, — все это нервирует некоторых бойцов, на их лица ложится тень тревоги, озабоченности.

Командир части, уже хорошо знакомый нашим читателям, дважды орденоносец гвардии подполковник Александр Федорович Бурда отлично знает, как важно перед боем дать молодым бойцам хорошую зарядку, ободрить их, вселить в них уверенность в своих силах. Не зря писал опытный воспитатель русских солдат генерал Драгомиров: «Воображение — страшная сила и страшная слабость человека, массового в особенности, а под гнетом опасности и тем более. Стоит ему вообразить, что он непобедим, — и он будет непобедим; стоит вообразить, что он не может одолеть противника, — и он будет бит. И сила великая дана тому человеку, который способен закалить своих солдат в первом убеждении и оградить их от тлетворного прикосновения второго». И вот предусмотрительный командир решает тут же, на переднем крае, невзирая на известную напряженность обстановки, провести беседу с только что прибывшими экипажами.

Дана команда — собраться всем в конце оврага, оставив по машинам дежурных. Люди бегом устремляются к указанному им месту. Туда же не спеша подходит гвардии подполковник Бурда. На нем простой танкистский комбинезон, солдатская фуражка: он сам только что вылез из танка, в котором выдвигался вперед, чтобы руководить по радио ходом боя.

Прищуренным хитроватым взглядом командир оглядывает молодежь и негромко говорит ей:

— Ну, здравствуйте, товарищи!

— Здрасте! — гремит ответ.

Командир доволен четкостью и выправкой молодежи. Но он не подает виду и строго спрашивает:

— Знаете, в какую армию вы попали?

— Знаем! — отвечают неуверенные голоса. Танкисты называют номер армии и фамилию генерала, который ею командует.

— Нет, видать, не знаете! Вот я вам сейчас расскажу, а вы слушайте. Да слушайте внимательнее, головами не вертите! На самолеты еще насмотритесь и, между прочим, узнаете, что от них ничего страшного не бывает: шум один. Нот только надо умело вести себя при налете — это верно. Иной трусишка начнет метаться, и сам под осколок попадет. А настоящий солдат сразу ляжет в складку местности — вот так, — Бурда вдруг падает на землю и ловко показывает, как надо действовать при авиационном налете, потом встает и заканчивает: — И ты жив.

Так, уместно ввернув несколько словечек, чтобы люди еще раз вспомнили, как вести себя в случае налета, командир начинает свою речь к пополнению. Начинает он со знакомства молодежи с генералом Катуковым, который командует армией. Под началом Катукова Бурда служит уже два года, и потому рассказ его о нем красочен и ярок. Молодые танкисты слушают подполковника с большим интересом, и по выражению их лиц заметно, что они как-то начали забывать о необычности обстановки, в которой проходит эта беседа. А командир все тем же ровным, спокойным тоном неторопливо, хотя на самом деле у него сейчас каждая минута на счету, ведет рассказ о том, как генерал сколачивал свои части, как он сам рос в битвах, как прошел за четверть пека огромный путь от рядового красноармейца до командарма, как складывались традиции этой армии, много раз громившей численно превосходящего врага…

Бурде есть о чем рассказать. Армия, первоначальным ядром которой явилась Первая гвардейская танковая бригада, где он сам служил, много раз скрещивала свое оружие с численно превосходящим врагом и снискала себе прекрасную славу. Это о ней говорят: «Где гвардейцы обороняются, там немцу не пройти, где гвардейцы наступают, там немцу не уйти». Сам Бурда — мастер танкового боя и мог бы рассказать десятки историй о своих личных встречах с врагом. Но ведь у танкистов не принято распространяться о собственных успехах, и потому он предпочитает говорить о достижениях рядовых танкистов.

— Так вот, солдаты, вам повезло, — продолжает Бурда, — Не всякому выпадает честь служить под знаменем пашей армии, не всякому удается воевать под началом такого генерала, как наш. Значит, надо вам драться так, чтобы потом не стыдно было в глаза нашим ветеранам глянуть. Знаете, ведь чужой славой не проживешь, надо ей и свою долю подбавить, а семья наша дружная, храбрых мы сразу усыновляем. Среди вас небось немало таких, кто еще не воевал совсем, а? А ну, поднимите руки, кто первый раз в бой идет? — Поднимается много рук. — Вот видите. Стало быть, страшновато немного? — Некоторые сконфуженно улыбаются. — Ничего, вы думаете я не боялся, когда первый раз на немецкие танки в июне 1941 года пошел в атаку? Боялся, да еще как!.. А вот жив до сих пор и все воюю… Тут дело такое, главное — себя в руки взять, все внимание сосредоточить на боевой задаче. Делай, как тебя учили, и помни, что фрицу за своей броней еще страшней, чем тебе, потому что он чует, что теперь уже ему скоро конец придет. А сходишь несколько раз в атаку, да еще отличишься, — будешь драться уже спокойнее…