Todo negro - Андрей Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Образ банши сильно искажён массовой культурой. — начал он очередную речь, оперевшись на борт и глядя в морскую даль. — Само английское слово «банши» от bean sídhe, «бэн ши», то есть это просто «женщина из Сида» в прямом переводе. Из другого мира. Ну, как фэйри, то есть феи. «Прекрасный народ». Проблема с ирландским фольклором в том, что там всё неоднозначно. В каждой деревне сидело по друиду, каждый на свой лад рассказывал. Непонятно: то ли банши правда страшно кричат, то ли просто плачут. Так что если шёл какой-нибудь ирландец по дороге и видел вдруг плачущую бабу — бежать ему хотелось быстро и нажраться потом крепко.
— Так я не понял, они смерть накликивают?
— То ли накликивают, то ли просто предвещают, это тоже не поймёшь.
— У американцев палубный истребитель был такой: McDonnell F2H Banshee.
— Хороший образ для самолёта на флоте. Сид ведь во многом море. Сказочные острова где-то в океане. И вообще, дескать, где море — там и Сид. Да, в этом тоже без поллитры не разберёшься, вот ирландцы испокон веков и бухают. Покуда пьёт ирландский народ, Ирландия будет жива!
— Это по-нашему. Вот у нас народ…
— Ой, только не начинай опять про политику.
— А про что тогда? Про фей?
— С феями тоже не так просто. Это ж не феечки из сказок, и тем более не из борделей. Они людей похищают: приходит из Сида подменыш, ну а настоящего человека — туда, в потусторонний мир. Мужчин в основном. Иногда женщин.
— Как пираты, только наоборот. Кстати, я вот чего спросить хотел давно. А как ты…
Договорить Бахтин не успел.
Почему в грозу сначала вспышка, а потом гром — ясно любому, кто в школе уроки физики не прогуливал. Скорость-то у света и звука разная. Однако всё случилось наоборот: сначала был как раз звук.
Хотя как сказать — звук… Это был и не взрыв, и не сирена, и не вой двигателя — нечто среднее и самое громкое, что Бахтину в жизни довелось слышать. Словно ножом по барабанным перепонкам. Корабль содрогнулся, дал крен — будто невероятной силы волна ударила в борт. Бахтин едва устоял, а Платонов упал на колено: ещё повезло, что за перила схватиться успел.
Оглушительный звук ещё тянулся, когда со стороны Новой Земли что-то полыхнуло. Не вспышка: нечто пролетело по небу, однако рассмотреть Бахтин ничего не смог — зажмурился от боли в ушах.
— Ёб твою… что это было?
— Ты меня, Федя, спрашиваешь?!
Действительно: как будто Лёва мог что-то о случившемся знать. Да уж, вот и испытания! Оружие Судного дня, не иначе — видать, не настолько всё дурно в стране, если подобное испытывают…
— Банши, говоришь… баб плачущих боялись… вот тебе банши. Сука, чуть не обосрался… Ты в порядке?
— Вроде. В ушах звенит.
— Это не беда.
Всё стихло. Море осталось совершенно спокойным, да и над его гладью — штиль. Словно не случилось ничего, показалось. Только вот оно не показалось.
— Фёдор! Фёдооор! На мостик, живо!..
Что-то всё-таки произошло, и это касалось «Вольги».
***
Людей на палубе испугал звук, а на мостике пугала уже тишина. Тишина, стоявшая в эфире.
Никто не вызывал, никто не отзывался. Будто никого, кроме «Вольги», в Баренцевом море не осталось.
— Да в порядке оборудование, говорю! Никаких повреждений, явно нормально функционирует. Сто раз всё проверил, чего мог. Действительно никого не слышно. И нас — никому.
— Случилось что-то… — Красов констатировал очевидное. — Не по плану у вояк испытание пошло, раз нас зацепило.
— И что вообще может радиосвязь повсюду вырубить, если аппаратура в порядке? Земля молчит, военные молчат, корабли тоже.
— А я знаю? Бомба какая-нибудь хитрая, электромагнитная там, мало ли чего ещё… При Советах разработали, а теперь всё через жопу сделали, как обычно. Не ко мне вопрос! Ты давай, пытайся до кого достучаться: инструкции проси. «Вольга», никак, в зону поражения попал. А значит, самим дёргаться — себе дороже. Тут приказы нужны… от ответственных лиц.
— Да и с закрытия района нас никто не снимал. — добавил Бахтин.
— И это верно. Следующая задача, значится, экипаж проверить и успокоить, если надо. Федя, вот ты как раз за…
Радиосвязь ожила так же внезапно, как отключилась ранее. Только помехи в эфире звучали странновато — но чему удивляться на общем фоне происходящего? Раз какая-то военная дрянь всю связь вырубила, то и поганить её может необычным образом.
Словно листья шелестят. Или волны. Или разом: и листва, и вода…
— «Вольга», вы слышите? «Вольгааа»…
— Это что за… — протянул было Красов, но тут же осёкся. — «Вольга» слышит! Приём!
Все на мостике поняли замешательство капитана. Голос с той стороны был женским — уже подозрительно. Но сильнее напрягло то, как именно он звучал. Словно тут никакая не радиостанция — даже не телефон… Мягкий, журчащий, но на удивление чёткий звук.
— «Вольгааа»… вы должны послушать меня, это очень важно… Послушайте меня…
— Приём, приём! Кто на связи? Земля?
— Прислушайтесь, «Вольгааа»…
Так радисты, конечно, не говорят. Бахтину показалось, будто голос ему знаком: то ли на актрису какую-то похож, то ли певицу — а может… нет, это едва ли.
— «Вольга» на связи! Кто говорит?
— Североморск. База. «Вэчэ» номер…
Голос на той стороне изменился. Говорила по-прежнему женщина, но уже без всякой напевности: резко, сухо и как-то даже автоматически, словно в старом кино про роботов.
— «Вольга», наблюдаемое происшествие не представляет угрозы для экипажа. Приказ командования: сниматься с якоря и следовать в Североморск. Необходимо изолировать гражданского пассажира. Как поняли. Приём.
— Вас не понял. «Изолировать»?
— Следовать в Североморск. Изолировать пассажира. Как поняли. Приём.
— Кэп, в смысле «изолировать»-то? Лёву?
— Он тут при чём?
— Цыц! Прошу уточнить…
— Следовать. Североморск. Изолировать. Как поняли. Приём.
Поняли «землю», конечно же, плохо — но при этом вполне чётко.