Покорись страсти - Луиза Аллен

Неужели он простит ее? Клеменс не могла в это поверить.

— Значит, ты мне все-таки доверяешь? — спросил Натан, открыв глаза.

— Всем сердцем.

Он пробормотал что-то, но Клеменс не разобрала слов, и снова погрузился в забытье. В какой-то момент задремала и она. Пробудившись, Клеменс почувствовала, что все ее тело затекло, затылок ломило. Она встала, потянулась. В иллюминатор светило солнце. Койка напротив была пуста.

— Натан!

— Я здесь.

Он вышел из чуланчика, вокруг бедер обмотана простыня. Чувствуя одновременно гнев и облегчение, Клеменс набросилась на него:

— И что ты, по-твоему, делаешь? Как ты рассчитываешь поправиться? Немедленно возвращайся в постель!

Даже под загаром, покрывавшим его лицо, видно было, как он покраснел. Двигаясь медленно и неуверенно, как старик с приступом артрита, он подошел к стулу и сел.

— Есть кое-что, что мужчина не может сделать, лежа на животе, — пояснил он, не обращая внимания на ее негодующий возглас. — И мне нужно двигаться.

— Зачем?

— Потому что я должен быть на палубе. Не могу же я управлять кораблем, лежа ни койке.

— Зачем тебе на палубу? Я скажу капитану Мактирнану, что у тебя лихорадка. Она у тебя и вправду есть, не вздумай отрицать. Скажу, что ты не сможешь помочь ему завтра. Это его вина. Если бы этот человек не был безумцем, он бы не наказывал людей.

— И ты собираешься объяснить ему все это? Что, если после этого он велит швырнуть тебя за борт на корм акулам? Кто будет ухаживать за моей спиной и приносить мне завтрак?

— Ты должен лежать, отдыхать. Пожалуйста, Натан.

Вместо ответа, он уперся локтями в стол и опустил голову на руки.

— Я отдыхаю. Мне нужно есть и пить, и лихорадка пройдет сама собой. Если перевяжешь мне спину, мазь заживит раны. Поверь мне, я знаю, что делаю.

— Откуда тебе знать? Тебя же никогда раньше не секли, я видела твою спину.

— Я видел, как пороли других. Не перевяжешь ли мне спину? И я был бы признателен, если бы ты принесла мне что-нибудь поесть, а потом помогла подняться на палубу.

Клеменс отрицательно помотала головой:

— Почему я должна все это делать?

— Потому что мне больно и нужна помощь? Потому что, поев, я почувствую себя лучше? — предположил он. — Потому что, оказавшись на палубе, я узнаю, что происходит? Потому что, если я смогу двигаться, появится надежда спасти тех несчастных, что заперты на нижней палубе?

Клеменс закусила губу. Если он будет лежать, быстрее пойдет на поправку. Народная мудрость гласит, что лучшее лекарство от лихорадки — голод. Если он не выйдет на Палубу, Мактирнану, может быть, не удастся выйти в море и захватить какое-нибудь судно.

— Потому что ты доверяешь мне? — мягко сказал Натан.

Всем сердцем. Но не головой.

— Хорошо.

Порывшись в своих вещах, Клеменс нашла чистые льняные полоски, которые приготовила, чтобы бинтовать грудь. Натан поднял руки, на лбу у него выступили капли пота, но он сидел тихо, пока Клеменс делала перевязку.

— Спасибо.

Клеменс отправилась на поиски еды и кофе. Когда она ушла, Натан выпрямился, пытаясь не обращать внимания на боль в спине. Завтра, если все пойдет по плану, он заманит «Морского скорпиона» в ловушку. Если он выживет, если пиратский корабль будет захвачен, если Клеменс будет в безопасности… Натан остановился. Слишком длинный список всех этих «если…». Но предположим, все будет хорошо. Он отвезет ее на Ямайку и постарается избавить ее от дяди и кузена. А потом что?

Это приключение испортит ее репутацию, Натан понимал это. И не важно, останется она девственницей или нет. Ни один джентльмен из приличной семьи не сделает ей предложение.

Натан знал, что испытывает к Клеменс влечение и желание защитить ее. Получалось так, что брак был единственным выходом.

Только это могло спасти ее от незавидной участи отверженной.

Но согласится ли она выйти за него? Порой Клеменс была упряма как осел. Она сказала, что доверяет ему, хотя Натан сомневался, что это доверие абсолютно. Она слишком умна для этого. Как она отреагирует, узнав правду? И что он должен рассказать ей о своей прошлой жизни? И потом, если он убедит ее ответить да, что скажут другие об этом браке? Его мать, например. О себе Натан не беспокоился. Он не собирался больше влюбляться, с этим покончено раз и навсегда. Брак будет полезен Клеменс. Но сможет ли она жить с ним?

Она была юна и неопытна, почти не знала жизнь. Если она выйдет за него, ее мир снова перевернется с ног на голову. Впрочем, сейчас не время размышлять об этом. Перспективы перед ним рисуются весьма мрачные.

Натан повел плечами и выругался. Завтра боль станет слабее, он знал это. Он должен встать, должен двигаться. Завтра он должен быть в форме, по крайней мере, настолько, чтобы стоять на ногах, держать пистолет и при необходимости защитить Клеменс.

Сжав зубы, Натан встал и направился к своей койке, куда Клеменс заботливо сложила выстиранные вещи. Подумав о том, сколько сил она, должно быть, потратила, стараясь вычистить каюту, он улыбнулся. Ей пришлось нелегко, ведь раньше всем этим вместо нее занимались слуги, но она не жаловалась. Натан поймал себя на мысли, что ему хочется окружить ее роскошью, баловать ее. Как глупо. Она не из тех женщин, которые готовы отдать все за жизнь в золотой клетке.

Да, брак будет для него тяжелой работой. Клеменс была десятью годами младше его. Имеет ли он право вообще делать ей предложение? Наверное, нет, но, если он выживет, ничто не остановит его. Это его долг по отношению к Клеменс.

Опустившись на койку, Натан натянул рубашку и, к своему облегчению, понял, что вовсе не так слаб, как думал. Зеленая дурно пахнущая мазь, которую он приобрел у травника во время короткой остановки на Корфу, творила чудеса. Скоро он сможет спать на спине, подумал Натан, натягивая брюки и сапоги.

— Ты идиот! — прошипела Клеменс, войдя в каюту, и ткнула его в грудь маленьким кулачком. — Что ты творишь? Ты же обещал, что будешь отдыхать.

— Ты ведешь себя как сварливая жена, — пробормотал Натан, с интересом наблюдая как румянец заливает ее щеки. Любопытная реакция. Не думала ли она о себе в этом качестве?

— Твоя рубашка опять испачкана кровью, и мне снова придется стирать ее.

— Ах ты, ублюдок! — рявкнул вдруг Натан, притворяясь раздраженным. — Иди и принеси мне еду.

Он удержался от того, чтобы проследить за ней взглядом, и принялся медленно подниматься по лестнице на палубу. У люка стоял Мактирнан.

— А вы крепкий человек, Станье, — заметил капитан. — Пожалуй, мне следовало добавить пару ударов.