Долгая дорога домой - Александр Афанасьев

Лампочка! Надо разбить лампочку! Тогда тут тоже будет темно.

Лампочку, тоже защищенную прутьями и вмурованную в потолок, удалось разбить не сразу.

– Теперь так. Я забарабаню в дверь. Как только откроют, бросайся в ноги и кричи, понял. Кричи, как оглашенный.

– Чего кричать?

– Что угодно. Главное – держи его ноги.

Вадим только в фильмах видел, как убивают человека. Тем более он не представлял, каково это – убивать человека голыми руками. Но иного выхода у него не было, и он знал, что что-то должен сделать...

Араб отшатнулся от стены, услышав грохот. Это что еще за чертовщина?

Гремело где-то впереди. Кто-то стучал в стену или дверь – во что-то железное, звук странный, глухой.

Заложники?

Отойдя от двери, примерно прикинув, чтобы не зацепило рикошетом – в таких коридорах рикошет смертельно опасен, Араб поднял автомат и выстрелил. Первая пуля повредила замок, с визгом унеслась куда-то, но не освободила дверь. Вторая пуля вырвала часть замка с корнем, осталась только дужка.

Осторожно приблизившись, Араб потянул на себя засов, толкнул дверь – и отскочил.

Что-то с истерическим визгом рванулось на него из темноты, так, что он даже испугался. Отскочив назад, он вскинул автомат.

– Стой, стреляю! – громко сказал он, вспомнив устав караульной службы.

Тот, кто на него выскочил, теперь он видел, что это один из тех пацанов, – бухнулся всем телом о противоположную стену – коридор был очень узкий. Из мрачной темноты камеры донеслось...

– Дяденька, не стреляйте!

Все пошло не так. Сначала на их стук никто не ответил. Когда решаешься на что-то – в крови кипит адреналин, но когда ты стучишь и стучишь в дверь, и от этого нет никакого толка – наступает отчаяние, причем наступает быстро. Ты один. Тебя бросили. Враг не победил тебя. Враг тебя просто не заметил.

Жирдяй перестал стучать, повернулся.

– Стучи еще! – придушенным шепотом, опасаясь того, что его услышат за дверью, сказал Вадим. – Стучи. Ну!

Жирдяй втянул воздух, готовясь заплакать, но сдержался и снова застучал.

И тут по двери – как молотком ударило, даже нет, не молотком – кувалдой! Раз, но и этого хватило, жиртрест просто отскочил от двери, не удержался на ногах и плюхнулся на задницу. Тут стукнуло еще раз – и в двери появилась рваная дыра. Вадим оглянулся – жирдяй сидел на земляном полу и вставать не собирался ни за какие коврижки. Он остался один – и сейчас в их узилище кто-то войдет, кто-то – у кого есть оружие. Выхода не было, а он знал, что если нет выхода – бросайся вперед, выход впереди. И когда лязгнул засов, открывая им путь на волю, он с громким криком бросился вперед. С криком, чтобы самому не было так страшно.

В коридоре никого, коридор узкий, Вадим врезался в стену, сильно ударился головой – и тут его кнутом хлестнул крик:

– Стой, стреляю!

Вадим замер на месте, не в силах осознать – говорили по-русски! Он был готов ко всему, но не к этому русскому окрику, хорошо знакомому, потому что скауты летом проходили «военную практику» в воинских частях, в которых они потом должны были служить. Вообще-то для большинства скаутов обязанности пойти и отслужить не было, но на того скаута, который не мечтал бы отслужить в армии хоть один срок, смотрели как на неполноценного. Служба в армии была естественным завершением процесса воспитания настоящего скаута, поэтому они часто посещали воинские части, где знакомились с офицерами, а офицеры знакомились с ними и уже знали, какое пополнение к ним придет. Команда «стой, стреляю!» была уставной, применяемой при несении охранно-караульной службы, и Вадим ее знал. Поэтому – он просто замер на месте.

– Дяденька, не стреляйте...

Сильный луч света ударил из темноты, на мгновение высветив фигуру мальчишки у стены, – и снова погас.

– Вставай.

Сказано было снова по-русски. Ослепленный светом Вадим неуверенно поднялся.

– Сколько вас в камере?

– Двое.

– Где еще одна? Девушка, которая с вами была?

– Не знаю.

– Оставаться в камере. Я приду за вами.

Если бы не шлем, на котором крепился термооптический прибор, Араб точно получил бы сотрясение мозга. А предпосылки к импотенции он и так заработал.

Получилось так: следом за той камерой, где он нашел двоих пацанов, было еще две двери. За одной – никого, по крайней мере термооптический прибор не засек ничего, отличающегося по температуре от окружающего воздуха. Во втором – тоже ничего не было. Нахмурившись, Араб вернулся к первой двери – замок поддался с первого же выстрела. Комната заставлена какими-то ящиками.

– Есть кто живой? – спросил Араб, не входя в комнату.

Никто не ответил.

Вторая комната – на замок пришлось истратить целых три пули, оказалась жилой. Даже хорошо обставленной – главным в ней была большая кровать. Кровать и в самом деле была шикарной: три на три метра, сделанная под старину, вот только балдахин какой-то...

Несмотря на весь свой опыт, Араб прозевал нападение. Вырванный из балдахина кусок накрыл его, а следом последовал удар в пах, да такой силы и точности, что он с трудом сдержал крик. Следующий удар пришелся по защищенной шлемом голове – и вот тут взвизгнул уже кто-то другой. Выпустив из рук автомат, Араб без труда отразил еще два удара – термооптика позволила ему засечь местоположение противника даже в кромешной тьме. Взял противника на болевой прием, прижал к земле.

– Сволочь!

– Не брыкайся!!!

Тот, кто только что чуть не лишил его детородной функции (Араб был бы очень опечален, случись такое), замер.

– Ты русский?

– Нет, б..., араб! Ты что, спросить не могла, прежде чем бить? – Он уже понял, кто у него в руках.

– Я испугалась...

– Испугалась... – Было и в самом деле больно. – я тебя сейчас отпущу. Не брыкайся.

– Не буду.

Хорошо, что не был поврежден термооптический прибор, удар пришелся по каске в лоб, по кронштейну крепления, а не по самому прибору. Кронштейн был сделан солидно, из алюминиевого сплава, и держался.

– Что это на тебе такое?!

– Какая разница, е...

Новый приступ боли едва не согнул его пополам.

– Я не хотела, я думала, что это эти...

Разбираться было некогда.

– Иди за мной.

Пацаны без приказа вышли в коридор, стояли у двери – понятно, добровольно возвращаться туда, откуда с таким трудом вырвались, они не хотели. Араб мельком оценил их – один сухой, крепкий на вид, лет четырнадцати – должен выдержать дорогу, если его нормально одеть и если будет пища. Второй – с лишним весом, ниже этого – может не выдержать. Что же касается девчонки, то он ее не видел, но раз она сумела выломать откуда-то доску и вырвать кусок из балдахина – значит, сдюжит и переход.

– Мы уходим отсюда. Идете за мной, делаете то, что я скажу. Ни звука, никаких вопросов. Пошли!

Перед тем как выйти из коридора, Араб впервые включил переговорник, позволяющий ему разговаривать с напарником, даже если он находится за пять-шесть километров на ровной местности. Эта модель переговорника разрабатывалась для военных и не занимала руки – микрофон крепился на шее, на приспособлении, напоминающем ошейник, и снимал звук прямо с гортани. Наушник с небольшой антенной вставлялся в ухо.

– Проверка связи – Бес.

– Есть, – мгновенно отозвался эфир.

– Четверо выходят.

– Понял.

Капитан Рахим, командир моторизованного патруля ночной стражи не испытывал особого беспокойства, когда они подъезжали к базару. В конце концов, мало кто осмелится устраивать разборку у базара, откуда расторговывается половина производимого в Афганистане опия-сырца. Базар, по негласному соглашению всех противоборствующих группировок, считался «общим благом», никакие разборки на нем устраивать не следовало под страхом смерти. Тут были покупатели, тут был товар, тут было немало золота – и грабежи с убийствами здесь явно не к месту. Возможно, эта проклятая Аллахом тварь что-то напутала, и человек просто нажрался кишмишовки. А может быть, от этой дрянной кишмишовки Аллах и забрал его, как-то раз сам капитан купил по дороге в незнакомом дукане целую бутыль, позарился на дешевизну – и едва не умер. Трое суток лежал, не ел, не пил, в желудок как будто кипяток залили – еле втащил на крутую гору свою телегу жизни. На базаре всяким торгуют, надо быть внимательнее, а еще лучше – делать самому или покупать только в известном месте, у родственников или соплеменников.

«Лендровер» выехал на небольшую площадку перед забором, его сильно тряхнуло на неровности, капитан ударился грудью о дугу безопасности, опоясывающую машину сверху.

– Ты как едешь, сын ишака! – Капитан сунул кулаком в затылок этому тупому глупому ишаку Султану, который только месяц как сел за руль.

Султан безжизненно повалился на руль, машину снова тряхнуло, она теряла скорость, направляясь к забору рынка...

– Султан, ты...

Машину снова подбросило – что-то попало под колесо, капитан Рахим снова обо что-то ударился. Так ударился, что потемнело в глазах. Он попытался крикнуть – отдать команду, но из горла вырвался только хрип. Потом он почувствовал, что ноги его не держат...