На сопках Маньчжурии - Олег Шушаков

За две недели рана у него практически зажила. Главврач госпиталя пока не отпускал его в полк, но Владимир твердо решил в ближайшие дни его дожать. Или уговорить, или стащить бумаги и сбежать на фиг! Он не сомневался, что на аэродроме без проблем договорится с ребятами, гоняющими туда-сюда транспортники, и доберется как-нибудь до своей части.

Впрочем, в конце концов, обошлось и без этой самодеятельности.

Воспользовавшись временным затишьем в небе над Халхин-Голом, в Читу, на денек прилетел военком двадцать второго иап старший политрук Калачев. Были у него дела, само собой, и в политуправлении, и в штабе ВВС. Но главную свою задачу он видел в другом.

В полевой сумке он привез толстую пачку писем своих боевых товарищей. И не поленился лично отнести их на главпочтамт, прекрасно понимая, насколько важна на войне весточка от близкого человека. Для его семьи. Для жены и детей, для отца с матерью, для любимой девушки…

Как и всякий военный, старший политрук, отлично знал, как долго идут письма полевой почтой. Другое дело – почта обычная. Поэтому он передал письма начальнику главпочтамта из рук в руки, попросив рассортировать и отправить их немедленно. Самым-самым скорым поездом.

Попутно он осчастливил киоскера 'Союзпечати', забрав все имеющиеся в наличии газеты и журналы, и свежие, и не очень. Летчикам, воюющим за свою страну за тысячу километров от родной земли, они были нужны как глоток живительной влаги посреди пустыни. И это не было поэтической метафорой…

Оставалось еще одно очень важное дело. Оставив увесистую пачку газет и журналов, под охраной дежурного по штабу, чтобы не таскаться с ней по кабинетам, Калачев зашел в отделение кадров:

– Вот, привез наградные листы. За майские бои… На погибших летчиков… Вознесенский, Гусаров, Иванченко, Кулешов, Константинов, Лимасов, Мягков, Пустовой, Савченко, Соркин, Чекмарев, Черенков… – военком протянул тоненькую пачку начальнику отделения.

Майор взял бумаги, просмотрел и положил к себе на стол.

В этот момент в помещение вошла стройная светловолосая девушка – старший лейтенант, с орденом Красной Звезды и знаком парашютиста на гимнастерке. Она смело подошла к стойке, строго по уставу приложила ладонь к берету, и вдруг улыбнулась. И улыбка эта обладала мощью, сравнимой, разве что, с очередью из крупнокалиберного пулемета в упор:

– Старший лейтенант Серебровская… Товарищ майор, подскажите, пожалуйста, адрес полевой почты младшего лейтенанта Владимира Пономарева. Он служит в истребительном авиаполку, где-то здесь, под Читой. А вот, номер полка я не знаю, – сказала она.

Слегка ошалев от т а к о й улыбки, майор, наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где служит этот младший лейтенант, или хотя бы сообразить, где его искать.

– А кем вы приходитесь Пономареву? – спросил Калачев.

– Знакомая! – сказала старший лейтенант Серебровская. Чуть-чуть замявшись… Или ему померещилось?

– Вспомнил! – хлопнул себя по лбу майор. – В двадцать втором иапе он служит, вот где!.. Так, ведь, товарищ старший политрук? – повернулся он к Калачеву.

– Военком двадцать второго истребительного авиаполка Калачев, – приложил тот руку к козырьку. – Младший лейтенант Владимир Пономарев действительно служит у нас в полку. В первой эскадрилье.

– А как он?.. – немного неуверенно спросила девушка, и щеки ее слегка порозовели… Или ему показалось?

– Хороший боевой летчик!.. Кстати, он сейчас здесь, в Чите.

Огромные льдисто-серые глаза словно вспыхнули, когда он это сказал… А, может, это просто нахальный солнечный зайчик скользнул по девичьему лицу?

– Вы даже можете его навестить, если захотите. Он лежит в окружном госпитале…

Словно тень накрыла комнату, когда внезапно погасла ее замечательная улыбка. И тут Калачев уже не мог ошибиться. Глубокие серые глаза охватило неподдельное беспокойство.

– Да нет, ранение не очень серьезное… – поспешил он ее успокоить. – Не переживайте, до свадьбы заживет!

После этой неосторожной шутки военкома, ярко-алый румянец неудержимо залил щеки старшего лейтенанта, выдавая ее с головой. Она смутилась и пулей выскочила из кабинета. Калачев переглянулся с майором и улыбнулся…

'Ай, да, Пономарев! Ай, да, младший лейтенант! – подумал Калачев. – Ну и тихоня! Такая девушка по нему сохнет, а он скрывал!'

Наталья оказалась в штабе Забайкальского военного округа далеко не случайно.

С тех пор как она получила письмо от Владимира, удержать ее в Одессе было уже невозможно. Она решила, что будет служить на Дальнем Востоке рядом с ним! Как можно ближе! И всё! И это было самое главное.

Нет, она не забрасывала начальство рапортами, как это обычно делают желающие по какой-либо причине сменить место службы. Она отлично понимала, что это совершенно не эффективно.

Старший лейтенант Серебровская действовала более решительно и умело.

Сначала разведка, потом анализ ситуации, планирование и, наконец, завершающий аккорд – точный и своевременный удар в самое слабое место оборонительной линии противника.

Для начала она дозвонилась до своего наставника майора Мошковского. Ей повезло. Во-первых, потому что Яков Давыдович был в Москве, а не летал где-то за Полярным кругом. Во-вторых, потому что ему было поручено очень важное задание – формирование воздушно-десантного соединения. И он, как раз, ломал голову, где взять людей, утрясал штаты и подбирал кандидатуры на командные и технические должности.

Отдельная воздушно-десантная бригада, которую формировал Мошковский, должна была войти в состав Забайкальского военного округа.

И это было, именно, то, что требовалось!

На месте Натальи любая другая запрыгала бы от радости и стала проситься, чтобы ее записали в десантники. Но она была настоящим психологом!

Поэтому, поболтав немного о том, о сем, и разузнав о судьбе некоторых общих знакомых, она стала взахлеб рассказывать Мошковскому о том, как хорошо здесь в Одессе, какие роскошные условия для прыжков, как здорово у нее идут дела в школе, и как довольно ее начальство. И что начальник школы просто встал на дыбы, когда ее хотели перевести в другую часть, и сумел ее отстоять.

Она слишком хорошо знала Мошковского, и нисколечко не удивилась, когда он сам предложил ей любую должность в штабе формирующейся бригады на выбор.

О, конечно, это было бы здорово! И служить в бригаде под его командованием она готова на любой должности. Но… Вряд ли ее отпустят. Очень жаль, но она полагает, что начальник школы сумеет ее отстоять и на этот раз…

– Ну, это мы еще посмотрим! – разозлился Мошковский и повесил трубку.

Дело было сделано.

Через три недели, в начале марта, она уже была в Москве…

А еще через два месяца подразделения и части двухсотой отдельной воздушно-десантной бригады особого назначения начали перебрасывать на Дальний Восток. Бóльшая часть имущества и личного состава пошла по железной дороге литерными составами.

А в конце мая подошла очередь и штаба бригады. Его должны были перебросить в Читу на тяжелых бомбардировщиках ТБ-3.

И все было бы хорошо. Но, сначала отправку задержали на неделю. А потом и вовсе поменяли аэродром назначения. По каким-то стратегическим соображениям, суть которых до старшего лейтенанта Серебровской никто доводить не собирался, новым местом дислокации сотой бригады был определен город Благовещенск Амурской области…

В середине июня три огромных четырехмоторных тяжелых бомбардировщика ТБ-3 со штабом отдельной воздушно-десантной бригады на борту, преодолев за четверо суток, почти пять тысяч километров, и, сделав несколько промежуточных посадок, приземлились в Чите…

– Пономарев, к вам посетитель! – в двери палаты выздоравливающих Читинского окружного военного госпиталя просунулась голова дежурной медсестры.

Владимир поднялся из-за столика с не доигранной шахматной партией. Кто бы это мог быть? Может, кто-нибудь из полка пролетом?..

– А доигрывать, кто будет! – запротестовал, хватая его за рукав больничного халата, Витька Петров, лейтенант-сапер, старожил их палаты, уже больше месяца лечивший пробитое в майских боях плечо.

– Доиграй за меня, – попросил одного из зрителей Владимир, и вышел в коридор…

Хорошо, что у коридоров есть стены.

Потому что если бы не стенка, к которой он прислонился, сидеть бы ему на полу. Потому что перед ним, в наброшенном на плечи белом халате, стояла О н а…

– Наташа… – прошептал он внезапно охрипшим голосом.

– Здравствуй, – сказала она.

А потом они стояли во дворе, под деревьями, и просто держались за руки…

Наверное, она что-то говорила ему, потому что он видел, как шевелятся ее нежные розовые губы, но ничего не слышал…

Он смотрел в ее глаза, и тонул в них, словно опускаясь в какую-то бездну, и никак не мог утонуть до дна, потому что дна у этих глаз не было… А она смотрела на него, и голова у нее кружилась, как от вальса…