Возмездие - Семен Цвигун

— Нужно фактам смотреть в лицо, — жарко дыша, говорил подполковник. — Два первых раунда в этой войне мы проиграли! Вы разбираетесь в боксе? Мы проиграли два раунда по очкам! Третий, черт возьми, мы обязаны выиграть! Только нокаутом!.. Мы уничтожим противника либо погибнем. Другого выхода нет!.. Выпьем за нокаут в наступающем сорок четвертом году!

Подполковник потянулся к бутылке, но она неожиданно ускользнула от него, повалившись от резкого толчка: это поезд судорожно дернулся и остановился. Отъехала в сторону дверь купе, и сидевшие в нем увидели в коридоре фигуру эсэсовца.

Подполковник все же подхватил бутылку, из которой вытекала водка, плеснул в свой стаканчик и, залпом выпив, поднялся.

— Я посмотрю, что случилось.. — Он прошел мимо Занге, с пьяной бравадой заглянув ему прямо в глаза, и вышел в тамбур…

— Фридрих, куда вы? — крикнул кто-то вслед ему из купе.

Подполковник отмахнулся, шагнул на площадку вагона и распахнул наружную дверь. Ветер мокрым снегом хлестнул ему в лицо. Но он спустился вниз и сразу же провалился по колено в снег.

Мутными пятнами белели прожекторы на вышках вокруг разъезда. Тяжелые пулеметы ритмично и глухо стучали: «ду-ду-ду-ду-ду». Это часовые стреляли с вышек в темноту так, на всякий случай, чтобы не было страшно.

Подполковник с пьяным упорством, увязая в снегу, шагнул от вагона и… тотчас пропал, будто белые черти закружили его и унесли.

Метель усиливалась. Буквально в двух-трех шагах ничего уже не было видно. Вагоны заносило снегом. Паровозы бесполезно пыхтели на месте.

У теплушек с окнами, затянутыми колючей проволокой, рвались с поводков овчарки, бешено лая в тревожную вьюжную ночь.

Горбились под брезентом танки на платформах. И их заносило снегом…

На опушке леса, откуда прожекторы разъезда казались едва различимыми пятнышками, командир взвода разведки, широкоплечий, в белом маскхалате, обвешанный по поясу гранатами лейтенант Горшков заканчивал доклад командиру отряда майору Млынскому:

— Только что подкатил состав из классных вагонов, с офицерьем. Самое время врезать им поздравленьице с Новым годом, товарищ майор! С фейерверком!..

Млынский улыбнулся, разведчик ему нравился.

— Бондаренко, Бейсамбаев! — позвал майор.

Из тьмы возникли командиры рот. На полушубках и шапках — снег, видно, долго ждали, когда позовут на дело.

— Пойдете на левый берег, — сказал майор. — Ваши роты помогут партизанам отряда «Россия».

— Есть! — ответил Бейсамбаев.

— Поезд с рабочими захватить первым ударом, — продолжал майор. — Людей из вагонов вывести — и немедленно в лес, а до этого эшелоны с боеприпасами не трогать!

— Ясно! — сказал Бондаренко.

— Чтоб не было паники, часовых снять без шума… добавил секретарь обкома Семиренко.

— Правильно, — согласился Млынский. — По вашему сигналу и мы начнем.

— Я с ними пойду, а, Иван Петрович? — сказал Алиев.

— Вот это отличное подкрепление! — не дав ответить майору, хлопнул по плечу Алиева секретарь обкома. И доверительно — Бондаренко и Хвату: — Хлопчики, у меня до вас просьба: не сожгите вагоны с теплой одеждой. Она ж наша, у людей прямо с плеч на морозе снимали, сучьи дети…

Млынский протянул Алиеву руку.

— Счастливо… Зину с собой возьми… И санитаров побольше…

— А вы с кем останетесь? — сердито спросила Зина, появившись из-за спин командиров.

— Там могут быть дети, — сказал майор. Посмотрел на часы. — Через час жду сигнала.

В холодных вагонах узницы жались друг к другу, пытаясь согреться. От холода и голода Ирина Петровна, как большинство, была в каком-то полуобморочном состоянии. Неожиданно что-то заставило ее вздрогнуть и открыть глаза. Что это было — звук или предчувствие каких-то событий, она не успела понять…

Белые сугробы шелохнулись и ожили. Разведчики лейтенанта Горшкова бесшумно убирали часовых.

Рванулась овчарка — и Сашка Полищук, сбитый с ног, покатился под откос…

Алиев и Семиренко откатили двери одного из вагонов.

— Не бойтесь, — сказал Алиев. — Мы бойцы Красной Армии. Выходите!.. Ах, девушки, своих не узнали? — сверкнул белозубой улыбкой. — А ну побыстрее!

Они раскрывали двери у следующего вагона. Из первого женщины уже выпрыгивали на снег.

— Туда, по цепочке к лесу! — говорили подбежавшие, бойцы, принимая их из вагонов.

— Больные есть? Раненые? — спрашивала Зина.

Женщины плакали, обнимая освободителей…

А в другом конце эшелона шла еще рукопашная схватка. Дрались разведчики и охрана — молча, со смертельной яростью. Грохнул чей-то случайный выстрел. К эшелону сразу же метнулись прожекторы с вышек, вырывая из темноты разбегающихся людей. Ударили пулеметы по вагонам, кроша в щепы деревянную обшивку…

Ирина Петровна упала на пол. Рядом — девушка с залитым кровью лицом… Мертвая.

Над разъездом взвилась ракета.

Млынский на другом берегу реки поднялся из снега, вытер лицо, взмахнул пистолетом.

— Пошли!

Встали бойцы, первым — ординарец Млынского сержант Ерофеев. Побежали, проваливаясь в снегу, стреляя по темнеющим громадам вагонов.

Партизанские пулеметы били по вышкам, по прожекторам… В метели гремело: «Ура-а! За Родину!»

Немцы со сна, выскакивая из вагонов, отвечали партизанам редкой и беспорядочной стрельбой.

Из блиндажей выбегали эсэсовцы охранных рот.

Алиев открывал двери второго вагона от хвоста эшелона, когда почувствовал резкий толчок в грудь. Прислонился к вагону, сгреб с буфера свежий снег и сунул его под шинель, туда, где нестерпимо пекло. Мимо пробежал Хват, откатил со скрежетом двери. Из вагона, тесно набитого людьми, тотчас же высыпали женщины. Они обнимали капитана, тормошили его.

— Эх, девоньки! — крикнул Хват, поправляя шапку. — Некогда целоваться! Бегите в лес! — И махнул автоматом, указывая направление.

Ирина Петровна побежала вместе со всеми. Вокруг грохотали выстрелы, звонко щелкали пули о рельсы.

Ирина Петровна споткнулась и, задержавшись, увидела человека между вагонами. Он как будто отдыхал, прислонившись к вагону.

— Что с вами? — спросила она.

— Ничего. — Алиев вынул руку со снегом из-за борта шинели. Снег был темный от крови.

Ирина Петровна торопливо стала расстегивать ремни и пуговицы шинели Алиева.

— Есть у вас бинт или что-нибудь? — спросила она.

— Есть. — Он достал пакет из кармана.

— Все будет хорошо, родненький. Я врач. Все будет хорошо, — приговаривала Ирина Петровна, разрывая пакет.

В районе моста взрывались гранаты.

В окопах дрались врукопашную с эсэсовцами.

Несколько немецких танкистов, сорвав брезент, влезли в танки, стоявшие на платформах, и открыли огонь.

Взрывной волной Млынского швырнуло на снег. Он приподнялся, махнул рукой, подзывая связного.

— Передай Юрченко приказ: уничтожить танки! — крикнул Млынский.

— У вас кровь из ушей, товарищ майор, — сказал Ерофеев.

— Иди!.. Бегом!

Партизаны забрасывали танки гранатами и поджигали бутылками с горючей смесью. Танкисты, вылезавшие из люков горящих машин, попадали под выстрелы партизан.

Занге полз между колесами под вагонами. Пули щелкали, поднимая фонтанчики снега.

Загорелись и стали рваться цистерны у стоявшего рядом состава с горючим. Занге упрямо полз под вагонами к паровозу-толкачу. У паровоза поднялся, отцепил его от состава и ловко, как кошка, взобрался в кочегарку. Машинист был убит. В раскрытой топке гудело пламя. Занге захлопнул дверцу топки йогой, перевел рычаг реверса. Паровоз окутался паром и двинулся задним ходом.

Занге выглянул, выстрелил в человека, пытавшегося уцепиться за поручни. Паровоз уходил от разъезда, охваченного пламенем горевшего бензина… Грохот рвущихся боеприпасов…

На левом берегу партизаны отошли от горящих вагонов к лесу. Раненых и отбитое имущество везли на санях. Алиев шел стиснув зубы. Рядом с ним — Ирина Петровна.

— Сядьте в сани, — сказала она.

— Вот что. — Алиев остановился. — Не говорите, пожалуйста, никому, что я ранен.

— Возьмете меня в отряд?

Алиев промолчал или не успел ответить: их нагнала Зина.

— Гасан Алиевич! Товарищ комиссар! Отбили около четырехсот человек. Есть раненые и больные. Промерзли. Если не накормим сейчас горячим, не знаю, сколько выживет…

— Немножко еще отойдем. Скажи, пусть потерпят. Вот возьми в помощь девушку. — Алиев кивнул в сторону Ирины Петровны. — Она врач…

Зина недоверчивым взглядом окинула Ирину Петровну.

— Откуда известно, что врач?

— Ну, это я тебе говорю, ты мне веришь? — улыбнулся Алиев.

— Идем, — позвала Зина новенькую.

Млынский сошел с тропы, пропуская людей. Посмотрел назад, на разъезд, где все еще продолжало гореть и громыхать.