Мокрушники на довольствии - Дональд Уэстлейк

Вернувшись в двери квартиры, я захлопнул ее. Я так и так собирался уходить, вот и решил отправиться в путь без промедления. Лифта надо было ждать несколько секунд, и я посвятил их размышлениям о причинах всей этой пальбы.

И тут наступило озарение. Я попал в газеты, потому что подозревался в убийстве Бетти Бенсон. Парень, за которым я охотился, должно быть, прочел статью и понял, что опоздал к Бетти, что я уже побывал у нее и знал все то, что знала она.

Лифт поднялся, я вошел и нажал кнопку первого этажа. Коль скоро я намеревался встретиться со всеми, кто был перечислен в моем списке возможных подозреваемых, рано или поздно мне придется разговаривать и с парнем, который только что норовил прикончить меня.

Глава 13

Я решил начать с Джонни Рикардо, не потому что он был главным подозреваемым, а потому что находился ближе других. Он владел клубом любителей вечерних трапез на Восточной пятьдесят девятой улице, который почему-то назывался «Пивнушка Джонни». Я взял такси, а «мерседес» оставил в гараже, ибо только приезжему придет в голову искать место для стоянки в радиусе десяти кварталов от «Пивнушки Джо» в девять часов вечера.

Зал в «Пивнушке Джо» был перегорожен надвое. В передней половине размещался бар, а в задней – ресторан, где дважды за вечер выступали исполнители народных песен и комики, косящие под слабоумных или под Морта Сала и Орсона Бина.

Я миновал бар и вошел в ресторан. Минутку постоял в дверях, разглядывая людей, сгрудившихся в полумраке маленьких столиков, коричневые занавески и сцену размером с письменный стол, которая сейчас была пуста. Тут возле меня вырос официант в черно-белом одеянии, как на похоронах, и предложил показать мне столик.

– Я не хочу есть, – ответил я. – Мне надо поговорить с Джонни Рикардо.

Выражение его лица неуловимо изменилось, и он сказал.

– Не уверен, что он у себя. Кто хочет его видеть?

– Передайте, что я от Эда Ганолезе, – ответил я, считая, что это имя скажет ему больше, чем мое собственное. У нас с Джонни Рикардо по какой-то непонятной причине никогда не было общих дел, хотя Джонни почти наверняка был так или иначе связан с Эдом Ганолезе.

– Я посмотрю, в кабинете ли он, – сказал мой приятель. – Если угодно подождать в баре...

– Ничего, я подожду здесь, чтобы вам не так далеко ходить.

Он незаметно пожал плечами и бесшумно удалился. Я потоптался на месте, оглядываясь по сторонам, вскоре официант вернулся и сказал:

– Он у себя. Вон за ту занавеску и вверх по лестнице. Первая дверь направо.

– Благодарю.

Во исполнение указаний я миновал коричневую портьеру, поднялся по лестнице, покрытой коричневой дорожкой, открыл коричневую дверь, первую справа, и прибыл в кабинет Джонни Рикардо. После коричневого изобилия снаружи комната была почти невидима. Сплошная серость: серые стены, серый письменный стол, серый ковер, серый конторский шкаф, серые шторы на двух окнах и серая корзина для бумаг возле серого стула. Даже картина на стене была выполнена в разных оттенках серого.

Серой была и личность, восседавшая за письменным столом. Вполне под стать своему кабинету и костюму. У парня была бледная бескровная физиономия, испещренная глубокими морщинами, вылинявшая шевелюра, бесцветные глаза и серые костлявые руки, торчавшие из серых рукавов пиджака.

Он поднялся, и его тонкие губы сложились в улыбочку.

– Я Джонни Рикардо, – представился серый человек высоким и надтреснутым серым голосом, протягивая свою костлявую руку, которую я принял с осторожностью, стараясь не сломать в ней что-нибудь. Я тоже назвался.

Джонни продолжал улыбаться.

– Так вы, говорите, от Эда Ганолезе?

– Совершенно верно.

– Что ж, надеюсь, вам от меня ничего не нужно. Знаете ведь, как оно бывает, – он улыбался, но глаза смотрели настороженно. Жестом указав на серый стул у стола, Джонни пригласил:

– Усаживайтесь.

– Благодарю.

Когда мы оба уселись, он спросил:

– Что привело вас сюда? Надеюсь, ваш приход не влетит мне в копеечку?

Я покачал головой.

– Нет, я пришел не за этим. Насколько мне известно, на вас никто не жалуется.

– Рад слышать, – ответил Джонни, глядя все так же настороженно и ежесекундно стискивая костлявыми пальцами подлокотники стула.

– Я пришел из-за девушки, которую вы когда-то знавали. Мэвис Сент-Пол.

Возможно, вы ее помните?

– Мэвис? – он растерялся, но ухитрился остаться все таким же улыбчивым.

– В нашем деле приходится встречаться со столькими девушками. – Джонни отвел от меня глаза и принялся изучать картину на стене. – Мэвис, – повторил он. Мэвис Сент-Пол. Весьма необычное имя.

– Это сценический псевдоним, – пояснил я.

– Певичка?

– Нет, актриса. Насколько я слышал, певицей она была неважной.

– Мэвис... Мэвис... О, бог мой, ну да! Конечно, конечно. Мэвис! Черт, три года прошло, а кажется, что только вчера! – Он опять смотрел на меня, удивленный и обрадованный этим напоминанием о старой доброй Мэвис. – Что вы хотите знать про Мэвис?

– Разве вы не читаете газет?

– При моей-то работе? – Он широко развел руками и криво улыбнулся мне.

– Только не при этой работе, дружище. У меня строго ненормированный день, и я почти безвылазно сижу вот за этим столом, когда не сплю, или проверяю актеров, или смотрю, чтобы бармены не запускали руку в кассу. У меня нет времени на газеты, телевизор и тому подобную чепуху.

– Значит, вы ничего не знаете о Мэвис?

– Ничего не знаю о Мэвис?

Я пропустил это мимо ушей. Раз или два легавые норовили пустить эту уловку в ход в разговорах со мной. Если он уже знал ответ, то мог забыть, что я ему ни черта не говорил, и выдать себя в ходе дальнейшей беседы.

Поэтому я не стал ему отвечать, а вместо этого спросил:

– Вы не помните, давно ли виделись с ней в последний раз?

– С Мэвис? О, боже, да уж целая вечность прошла. Не помню. Во всяком случае, не меньше трех лет. Она бросила меня ради какого-то шута с телевидения. То ли Мартин, то ли Морган, уж и не знаю. Нам с ней просто было весело, как в песне поется. Я знал, что она не задержится у меня надолго, а она знала, что я не хочу слишком затягивать отношения. Знаете ведь, как оно бывает.

Я подумал об Элле, о веренице девочек, предшествовавших ее появлению, и о том, что Элла совсем не похожа на других. И сказал:

– Да, я знаю, как оно бывает. И вы не видели Мэвис с тех пор, как она ушла от вас к этому самому Моргану?

– Моргану или Мартину – что-то в этом роде. Начинается с "м". Имел какое-то отношение к телевидению.

– Да. Но встречались вы с ней после этого или нет?

– С Мэвис? Нет, разумеется, нет. Я уж и не знаю, как ее вообще угораздило подцепить меня. Она не собиралась работать в ночных клубах. Мэвис была актрисой, увеселения – не ее область. И она не могла спеть ни одной ноты.

– Это я слышал. Ну, а какая она была? К какой разновидности девушка принадлежала?

Он улыбнулся мне.

– О, Мэвис была себе на уме, эта девица знала, чего хочет.

– Ну, и чего она хотела?

– Денег, – ответил он, – Только денег, много денег и больше ничего.

– Она и впрямь стремилась стать актрисой?

– Несколько странным образом. Она считала, что актриса – это непременно знаменитость. А став знаменитым, вы неизбежно разбогатеете. Она просто не могла представить себе знаменитого бедняка. В общем, ее стремление проистекало все из того же источника. Она жаждала денег, больших денег. Даже спала со своим преподавателем, чтобы бесплатно брать уроки актерского мастерства. Прижимистая сквалыга.

– Хапуга, да?

– Нет! Она была очень милой. Черт возьми, поймите меня правильно. Мэвис не была стервой с тяжелым взглядом и волосами, обесцвеченными перекисью водорода. Не то что мегера, с которой я встречаюсь сейчас. Ничего общего.

Она была милым ребенком, с которым легко поладить; спать с ней было одно удовольствие. Понимаете? Но одним глазом она всегда высматривала, где бы сорвать доллар.

– Почему вы говорите о ней в прошедшем времени? – спросил я. – Она что, умерла?

– Мэвис? Насколько я знаю, нет. Она где-то здесь, возможно, все еще с этим субчиком с телевидения, как там его звать, черт возьми. Хотя сомневаюсь. Вероятно, дурачится сейчас на чьей-нибудь яхте, наслаждаясь жизнью и поминутно заглядывая в свою сберкнижку. Нет, я говорю о ней в прошедшем времени потому, что для меня она – пройденный этап. Мое прошлое.

Через полчаса после ухода отсюда вы тоже станете моим прошлым, и я буду говорить о вас в прошедшем времени. Но это вовсе не значит, что вы умрете.

– Мне просто стало любопытно, – сказал я и попытался кинуть ему наживку, дабы посмотреть, что из этого получится. – А что Бетти Бенсон?

– Кто?

Мне показалось, что это вполне правомерная реакция, но ведь я неважный знаток психологии.

– Бетти Бенсон, – повторил я.

Джонни опять заулыбался.

– Вы шутите, – сказал он. – Так никого не зовут.