В костюме голой королевы - Елена Логунова

На следующий год жестокие сценаристы решили, что героиня уже доросла до того, чтобы страдать не по-детски, и безжалостно влюбили бедняжку в великолепного негодяя Педро, тем самым обеспечив злосчастной барышне еще пятьдесят серий адских мук в фильме «Любовь Кармелиты». Правда, на исходе сезона героиня святой самоотверженной любовью перевоспитала гнусного Педро так основательно, что Песталоцци и Макаренко, если бы они были живы, посмотрели сериал и после этого снова не умерли, аплодировали бы педагогическому гению стоя. Телезрители досуха выжали слезные железы и в финале растроганно всплакнули на свадьбе героини. Казалось, продюсеры отпустили Кармелиту с миром… Но как бы не так!

Очередной сезон принес продолжение изуверского сериала. Оно называлось «Свекровь Кармелиты» и было мучительнее всего, показанного ранее. Впрочем, логика подсказывала, что закаленная испытаниями Кармелита как-нибудь справится и со свекровью, однако случится это не раньше, чем в пятидесятой серии и, возможно, к полувековому юбилею героини. После чего создатели сериала совсем немного передохнут и вдохновенно продолжат сагу рассказом о страданиях любимицы публики на пенсии, по созвучию с предыдущими сезонами назвав новый цикл, к примеру, «Морковь Кармелиты». Определенно, это имело бы успех у огромной аудитории дачников и садоводов-любителей.

— Ах, котик, я тебя люблю! — проворковала молодая еще Кармелита на экране, и Оля скривилась.

У героини сериала была отвратительная привычка называть любимого не по имени, а словечками «котик», «зайчик», «птенчик, «малыш» и даже «пупсик». Очевидно, мерзавец Педро был не таким уж записным негодяем, если терпел это целый сезон.

— Боже, за что нам это! — вздохнула Люсинда, не уточнив, на что она жалуется — на пробку или на кино.

— Спокойнее! Посмотри, как ведут себя настоящие журналисты, — одернула подружку Ольга Пална, окинув взглядом салон. — Никто не ропщет, все профессионально терпеливы!

С началом киносеанса в автобусе образовалось двустороннее течение: любители посмотреть телик пересаживались поближе к экрану, не-любители мигрировали в задние ряды.

— Привет! — шлепнувшись в кресло по другую сторону прохода, широко улыбнулся симпатичный молодой человек.

— Привет, — вежливо согласилась Оля.

Странное дело, мужчина показался ей знакомым.

А…

О!

Она вспомнила и смутилась.

— Ты его знаешь? — заинтересовалась Люсинда, от которой невозможно было что-нибудь утаить.

— Я — нет, а вот ты, кажется, знаешь и, возможно, близко, — тихо ответила Оля.

Люсинда наклонилась вперед, рассмотрела предмет беседы и снова откинулась в кресле:

— Абсолютно незнакомое лицо! Никогда его не видела.

— Лицо — возможно. Зато ты видела… Гм… Поясничную часть.

— Это как?

— Ты очень непринужденно висела у него на плече, — объяснила Оля. — Это он доставил тебя в номер позапрошлой ночью.

— В самом деле, висела на плече?

Ничуть не смущенная, Люсинда снова нырнула вперед, рассмотрела упомянутое плечо и согласилась:

— Похоже, могла.

Молодой человек, в настоящий момент всецело увлеченный просмотром кино про любовь Кармелиты, был достаточно крепок, чтобы без подъемной техники транспортировать даже двух Люсинд — по одной на каждом крутом плече.

— А как его зовут?

— Ты меня спрашиваешь? — удивилась Оля. — Я не знаю, ты нас не представила. Попробуй «зайчик», «котик» или «пупсик».

Молодой человек, не отрывая взгляда от экрана, отчетливо хихикнул. Это было особенно неуместно потому, что бедняжка Кармелита в этот момент обливалась горючими слезами.

— Черствый тип, — резюмировала Оля, и жестокосердный мужчина подозрительно затрясся.

— Что это с ним? — снова вынырнула Люсинда. — Эй, что это с вами?

— Все прекрасно, — сдавленным голосом ответил ей условный знакомый и пальцем снял с ресниц слезинку.

— Не, не черствый! — удовлетворенно сказала Люсинда и пихнула подружку локтем. — Гляди, как переживает за идиотку Кармелиту! Извините, а вы откуда?

Оля вжалась в кресло, чтобы не мешать разговаривающим через нее.

— В каком смысле — откуда?

— Из какого издания? — уточнила Люсинда. — Вот мы, например, из газеты «БиП», что означает…

Она запнулась, посмотрела на Олю и требовательным шепотом спросила:

— Что это означает, я забыла…

Ольга Пална — профессиональный педагог — пунктирно наметила образный ряд:

— Вспоминай: принц, яхта…

— Ага, ну, типа… «Борт и палуба», да?

Оля вздохнула.

— Ну, а я из «МК», — сообщил нечерствый тип, предварительно бросив быстрый взгляд на собственный бейджик.

— Правда? Я читаю «Московский комсомолец»! А как ваша фамилия? — не отставала Люсинда.

«А фамилия моя слишком известная в определенных кругах, чтобы я ее называл!» — произнес Олин внутренний голос.

— Меня зовут Максим Бобров.

— Боброва не знаю, — призналась Люсинда. — То есть не знаю Максима Боброва из «Московского комсомольца». Хотя у меня есть один Бобров во втором «В», Саша… Ой!

Болтушка потерла бок, в который вонзился локоть Ольги Палны, и закончила:

— Ну, значит, будем знакомы, я Людмила, а это Ольга.

— Педро, это я, Кармелита! — в тему прозвучало с экрана.

— Изыди, Кармелита! — попросила Оля и устало прикрыла глаза.

Она начала понимать, что денек будет трудным.

Им повезло: пробка рассосалась раньше, чем закончилась первая серия страданий Кармелиты. В одиннадцатом часу утра автобус по новенькому мосту пересек порубежную речку и оказался в Имеретинской долине — царстве предстоящей зимней Олимпиады.

Следовало признать, что место для проведения игр выбрано необыкновенное и прекрасное. Одной Имеретинки запросто хватило бы на целое княжество, богатое и природными красотами, и грандиозными архитектурными сооружениями. Последние высились там и сям на просторах долины, как величественные замки. Между ними были щедро рассыпаны бело-розовые кубики отелей и коттеджей, уже почти готовых к приему гостей. И всюду во множестве сновали те, кого пока что можно было считать аборигенами, — темнокожие белозубые люди в спецовках и касках.

— А в Таджикистане хоть кто-нибудь остался? — пробормотала Люсинда, когда автобус медленно проехал контрольно-пропускной пункт, у которого толпилась длинная очередь строительных рабочих.

В голове Оли завертелись подходящие названия, типа «Блеск и нищета Олимпиады» или «Имеретинка — долина контрастов». Тут же перед ее глазами как живая иллюстрация возник временный лес из деревьев, до начала работ по благоустройству территории собранных на одном поле: в нем высокие пальмы хаотично перемежались рослыми елками. Всю эту таежно-тропическую флору окружала широкая пыльная дорога, разбитая тяжелой строительной техникой, похожая разом и на бурую степную реку, и на перекопанную пограничную полосу. Оля вспомнила животных, выбранных олимпийскими символами, и жалостливо представила, как они сидят там, в резервации: медвежонок, заяц и леопард — дети разных звериных народов, четвероногий интернационал в заключении.

— Однако, понятно, почему принц Монако выбрал для проведения своего форума это место, — сказала тем временем Люсинда, мыслящая более позитивно и целенаправленно, чем Оля. — Здесь на одном клочке земли и горы, и море — он тут должен чувствовать себя почти как дома.

— Ты так думаешь? Ты просто не видела Монте-Карло, — ответила Оля, которую супруг-олигарх уже успел свозить по святым местам российских богачей, в том числе в Монако.

— Скоро увижу! — беззаботно отмахнулась самоуверенная Люсинда и вынула из сумки косметичку с зеркальцем, чтобы проверить и подправить макияж.

Автобус по дуге объезжал огромное округлое сооружение, прототипом которого неромантический критик назвал бы пластмассовый тазик.

— Итак, коллеги, мы прибыли на место! — как чертик из коробочки, выскочил вперед один из примерных юношей, раздававших бейджи. — Перед вами один из основных олимпийских объектов — большой Ледовый дворец «Большой»!

— Огромный стиральный тазик «Огромный», — непочтительно фыркнула Оля.

Как филолог, она не терпела тавтологий.

— Очень хорош для отмывания денег, — хмыкнул представитель «МК» Максим Бобров.

— Давайте не будем о коррупции! Так надоели эти пораженческие разговоры, застрелиться можно! — раздраженно попросила Люсинда и так громко щелкнула пудреницей, будто и впрямь застрелилась. — Прекрасный день, чудесная компания, и у некоторых из нас большие надежды и грандиозные планы!

— Компания, и вправду, чудесная, — согласился Бобров и очаровательно улыбнулся.

Оля могла бы объяснить ему, что под чудесной компанией Люсинда подразумевала не кого-то из представителей СМИ, а конкретно его высочество принца Альбера Второго, а под грандиозными планами — свои собственные брачные амбиции. На Олин взгляд, «вторая жена Альбера Второго» звучало не очень — опять-таки, тавтология, но она ничего не сказала.