Книга оборотней - Сабин Бэринг-Гулд

У других наряду с равнодушием к страданию развивается жажда крови.

Например, Андреас Бихель заманивал к себе в дом молодых женщин под предлогом якобы имевшегося у него волшебного зеркала, в котором они могут увидеть будущих мужей. В доме Бихель скручивал жертве руки за спиной и оглушал ее. Он снимал с бедняжки одежду, ради чего и совершал убийство, а потом закалывал несчастную женщину. В процессе убийства жажда крови овладевала им настолько, что он буквально кромсал свои жертвы на части, чтобы увидеть их внутренности. Несчастную Катерин Зайдель он распорол сверху донизу, ударяя молотком по лезвию, когда она еще дышала. На суде он признавался, что, «совершая эту операцию, был возбужден, его била дрожь и хотелось оторвать кусок плоти и съесть его».

Андреас Бихель был казнен в 1809 году[42].

Третья категория людей отличается жестокостью и кровожадностью, потому что у них неодолимая жажда крови превращается в одержимость. В цивилизованных странах люди, одержимые такой жаждой, сдерживаются под страхом неминуемого наказания или удовлетворяют жажду крови, уничтожая животных. Но в старину, когда лорды неограниченно правили в своих феодальных владениях, встречались ужасающие случаи проявления такой кровожадности, а примеры того, как удовлетворяли жажду крови некоторые римские императоры, вошли в историю.

Франц Иосиф Галль{83} приводит несколько примеров кровожадности из реальной жизни[43]. Один голландский священник был настолько одержим жаждой убивать и рассматривать убитых, что пошел в полковые капелланы только ради того, чтобы созерцать трупы, которых во время боевых действий было предостаточно. Этот человек держал множество различных домашних животных, дабы иметь возможность терзать их детенышей. Он сам забивал животных для кухни. Кроме того, он был знаком со всеми палачами в стране, и, когда те сообщали ему об очередной казни, он мог пройти несколько дней пешком, чтобы с наслаждением лицезреть процедуру казни и смерть казненного.

На поле битвы такая страсть тоже проявляется по-разному: некоторые получают наслаждение от убийства, другие испытывают полное равнодушие. Один старый вояка, вспоминая битву при Ватерлоо, рассказал мне, что, рассекая человеческое тело, он получал ни с чем не сравнимое удовольствие, а по ночам не засыпал, пока во всех подробностях не припоминал приятные ощущения, доставленные ему процессом убийства.

Нередко разбойники с большой дороги не довольствуются грабежом, проявляя склонность к насилию и убийству. Джон Росбек, например, известен тем, что придумал и испытал на своих жертвах всевозможные зверства просто ради того, чтобы насладиться зрелищем мучений, особенно если это были женщины и дети. Страх наказания и пыток не мог отвратить его от пагубной страсти, покуда он не был казнен.

Галль описывает также скрипача, который, будучи арестован, признался в тридцати четырех убийствах, которые он совершил не из вражды, мести или намерения ограбить, а единственно ради наслаждения, доставляемого убийством.

Иоганн Гаспар Шпурцхайм[44] рассказывает о священнике из Страсбурга, который, будучи богатым и не испытывая ни вражды, ни мести, убил троих человек по той же самой причине.

Галль приводит случай с братом принца Конде, герцога Бурбонского, графом де Шароле{84}, который с детства имел отвратительную привычку мучить животных: в зрелом возрасте он принялся проливать человеческую кровь и совершать всевозможные зверства. Он убил множество людей без всякого повода, например любил стрелять в кровельщиков просто ради удовольствия посмотреть, как они падают с крыши.

Король Франции Людовик XI за время правления приговорил к смерти четыре тысячи человек; обычно он наблюдал за казнями через решетку. Рядом с его собственным дворцом были установлены виселицы, и он лично руководил казнями.

Не следует думать, что жестокость существует только в грубом и корявом обличье; не менее часто она встречается среди утонченных и образованных людей. Если в людях грубых она проявляется главным образом в нечувствительности к чужим страданиям, то в утонченно-образованном облике она принимает вид страсти, поддаваясь которой человек испытывает невыразимое наслаждение.

Кровавые тираны, например Нерон и Калигула, Александр Борджиа и Робеспьер, больше всего на свете любившие наблюдать за смертью и мучениями людей, отличались чувствительностью и крайней утонченностью вкусов и манер.

Я знавал образованную и изысканную молодую женщину с весьма нервной натурой, которая с удовольствием нанизывала на нитку живых мух и наблюдала за их содроганиями. Жестокость может дремать в скрытом состоянии, пока какой-либо благоприятный случай не пробудит ее, и тогда она прорывается всепожирающим пламенем. Жажда крови проявляется подобно любовной страсти или ненависти; мы не имеем представления об их силе, пока обстоятельства не понудят их к действию. Душа пребывает в безмятежности, пока случайная искра не зажжет пламя любви или ненависти, навеки смутив душевный покой. Слова, взгляда, прикосновения может оказаться достаточно, чтобы запалить фитиль страсти в душе и обречь ее на одиночество. То же самое и с жаждой крови. Она может таиться в недрах души близкого нам человека. Она может тлеть в сердце, дорогом нашему сердцу, а мы об этом и не подозреваем. Возможно, обстоятельства окажутся милосердны и не разожгут огня; возможно, нравственная узда окажется столь крепкой, что ее не удастся порвать.

Михаэль Вагенер[45] описывает жуткий случай, происшедший в Венгрии, не упоминая имени, поскольку это весьма влиятельная в стране семья{85}. Данный случай подтверждает то, о чем я только что говорил, и демонстрирует, по какому пустяковому поводу жажда крови может возникнуть и превзойти все мыслимые пределы.

Елизавета имела обыкновение пышно одеваться и вычурно причесываться, чтобы нравиться мужу, а потому полдня проводила за туалетом. Однажды камеристка указала на какой-то недостаток в ее головном уборе и в качестве награды за внимательность получила такую оплеуху, что у нее из носа хлынула кровь и обрызгала лицо госпоже. Когда с лица госпожи была смыта кровь, оказалось, что кожа стала белее и прозрачнее в тех местах, куда попала кровь.

Елизавета исполнилась решимости не только умыться, но и все тело омыть человеческой кровью, дабы стать еще краше. Две старухи и некий Фицко помогли ей. Этот злодей умертвил злосчастную жертву, а старухи сцедили кровь, в которой Елизавета искупалась в четыре часа поутру. После такой ванны она стала еще прекраснее, чем была.

Елизавета придерживалась этой привычки и после смерти мужа (в 1604 году) в надежде привлечь новых поклонников. Несчастные девушки, которых заманивали в замок, уверяя, что их примут на службу, попадали в подвал. Там их избивали до полусмерти. Частенько сама Елизавета принимала участие в избиении жертв; она снимала с них одежду, пропитанную кровью, и возобновляла пытки. Потом избитых резали бритвами.

Иногда девушек пытали огнем, а потом уже резали, но большую часть забивали до смерти.

Зверство дошло до такой степени, что Елизавета начала колоть иголками тех, кто сидел с ней рядом в экипаже, особенно лиц женского пола. Одну из служанок она раздела донага, обмазала медом и вывела во двор.

Как-то раз, когда Елизавета заболела и не могла удовлетворять свою ненасытную жажду крови, она, словно дикий зверь, укусила девушку, подошедшую слишком близко к постели.

В общей сложности графиня загубила шестьсот пятьдесят девушек; часть погибла в Чахтице, где для этих целей был оборудован подвал; часть — в других местах: она уже не могла жить без убийства и кровопролития.

Наконец родители пропавших девушек перестали поддаваться обману и подкупу, замок был взят властями, и там были обнаружены следы преступлений. Соучастников Елизаветы казнили, а сама она была приговорена к пожизненному заключению.

Не менее примечательна история маршала де Реца{86}, в ком вышеупомянутые наклонности прорезались также не сразу. Это был образованный, даже ученый человек, выдающийся полководец и блестящий придворный. Он сидел в библиотеке и читал Светония{87}, когда им внезапно овладела страсть к убийству и насилию; он поддался ее непреодолимой силе и превратился в одного из самых жестоких чудовищ, когда-либо существовавших на свете.

Сюда же можно отнести и историю с галицийским каннибалом Святеком. Он был безобидным нищим, пока по воле случая не набрел на пожарище, где, мучимый голодом, съел останки сгоревшего при пожаре человека. С этого времени он, словно ворон, рыскал в поисках человечины.

Французский дворянин Бертран имел прекрасное образование. Однажды, стоя у церковной ограды в маленькой деревушке, он увидел церемонию похорон. Им тут же овладело непреодолимое желание вырыть труп, который при нем закапывали в могилу. С тех пор он много лет, подобно гиене, охотился за трупами. Его история подробно описывается в пятнадцатой главе.