Предатели - Ирина Костевич

Бурчу:

— Никакое не итальяно. Казахстано. Мой брат спрашивает, как вы на мотоцикле через море из своей Ирландии сюда доехали.

— Самолет. Потом — поезд. Тоннель. Под Ла Маншем.

Бросаю на Борьку гневный взгляд: вылез со своим морем, а меня тут оборжали. Сказала б ему, но нельзя, вокруг внимательные слушатели.

— А зачем вам татарские могилки?

— Это важный исторический памятник. Хочу посмотреть. Там есть музей? Можно ли нанять экскурсию?

Господи, какие идеалистические представления у этого человека. Даже жалко его стало.

— Мой знакомый историк занимается изучением этих объектов. Я могу вас познакомить. Он все расскажет.

— Поехали! — и этот человек призывно хлопает обветренной рукой по своему байку.

Ни за что и никогда. Я их боюсь, мотоциклов. И потом, Михаила-историка сейчас, как я подозреваю, на семи собаках не сыщешь.

Смотрю, а у рыжего интерес в глазах, воодушевился, опять приглашает:

— Это прекрасно! Не бойся, это прекрасно! Жаксы, жаксы! (*т. е. «хорошо» по-казахски) Вот увидишь!

— А по-русски вы говорите?

— Немного. А ты разве понимаешь?

Господи, откуда такие только берутся.

Борька хозяйски дергает сзади за полу куртки:

— Татьяна, пора домой, мама ждет.

— О, Татьяна! Татьяна? — будто пробует мое имя на вкус этот ирландец. — Тать-я-на. А я — братан!

Что еще за ерунда?

— А зовут как? Ваше имя?

— Братан!

Пожимаю плечами. Толпа хихикает. Местный переводчик объясняет:

— Брадан он. Через «д». Это у них лосось так называется, у ирландцев. Они, как казахи. Не то, что русские ваши Вани-Коли, не знай, почему.

Вспыхиваю.

— Иван — от Иоанна-Крестителя, Николай — от Николая-Угодника. Христианские имена.

— А, христианские…, — сплевывает парнишка. — А сами не верите. Вот он — кивает на ирландца — лосось. А я — Мейрамбек. Мейрам — праздник, бек — повелитель. А вы тут — Ко-оля…

Брадан не понимает, о чем мы говорим, но по выражению моего лица о чем-то догадывается. Подошел, отодвинул задиру:

— Все о’к? Поедешь?

— Я сейчас не смогу. Брата надо домой отвести. Я узнаю, когда историк сможет.

И подальше-подальше от них, от толпы этой. Тут Борька опять меня дергает. Оглядываюсь, а рыжий следом идет.

— Поговори со мной, пожалуйста! — так жалобно просит. — Ты хорошо по-английски говоришь.

— А у ирландцев какой язык, ирландский?

— Гэлик.

— Скажи чего-нибудь по-своему.

Он произносит что-то такое странное — язык сломаешь! То ли на иврите, то ли на венгерском… улавливаю только в конце «ан гра» какое-то.

— И что ты сказал?

— Да так, одна старая ирландская поговорка. Я тебе потом переведу. Может быть.

— Это когда же «потом»? Мы уезжаем скоро. Я надеюсь.

— Когда Бог создавал время, он создал его достаточно. Это еще одна поговорка. Поедешь со мной смотреть захоронения? Я один не найду.

— Не хочу. Да и не проехать, говорят. И еще — там змеи.

Вот мы и дошли до калитки. А из дома несется шум и крик. В основном Надежда Ивановна старается, а Михаил-историк тихонько так отвякивается. Вылетел на воздух, злой-презлой, на ходу куртку надевает.

— Здравствуйте, а вы с раскопок?

Он аж зашипел от возмущения. Скользнул мимо нас и зашагал нервически куда-то.

— Борька, ты б его догнал, а? Спроси про могилки татарские, скажи, иностранец специально приехал, чтобы посмотреть.

Борька рад стараться. Это он сам туда попасть хочет, знаю я, его змеями не проймешь, в горах насмотрелся. Так, а мне теперь что делать? В дом иностранца вести, что ли? А там по-прежнему тетя Надя буйствует, поминая недобрым и даже нецензурным словом «старую козу Всерождествениху».

— Иди, а то мотоцикл твой угонят.

Ирландец беспечно улыбается:

— А-а, он сломан!

— Но… Брадан, ты же меня звал кататься!

— А я знал, что ты откажешься.

— С чего вдруг?

— По тебе видно.

— И эта туда же! — теперь на крыльцо выскакивает Надежда Ивановна. — Татьяна, живо в дом!

— Гуд дэй! — вежливо здоровается рыжий.

— Чао, бамбино! — парирует та. — Быстрее, мать зовет!

— Итальяно? — упавшим голосом спрашивает Брадан.

Злобно машу головой.

— Завтра утром приду, — сообщает заморский гость, как о деле, само собой разумеющемся. И, не оглядываясь, шагает прочь. Я даже ответить не успела.

А мама, оказывается, и не звала вовсе.

Глава 27

Светка кислая ходит, то и дело с кем-то эсэмэсится, а когда ей звонят, выскакивает в баню. Да сдалась она — слушать ее разговоры! Вон, опять побежала — уже в пятый раз за вечер. Михаил-младший домой так и не вернулся, Надежда Ивановна на работе. А дядя Миша принес Борьке и Лизе диск с аниме. И вот мы все сидим перед телевизором, а на экране — миядзаковский «Ходячий замок». Счастье!

— Мама, мам — а горы там, смотри, как у нас! — вертится Борька.

— Да, похожи. А зато ее родной город — как Калининград, — не забывает гнуть свою линию мама.

— А Софи эта нудная — ну вылитая ваша Танечка, — встревает вернувшийся из бани Светик, не сильно вникающий в сюжет. — Тоже молодости не ценила. Вот и состарилась до срока.

Я только хмыкаю — знаю, что там дальше у Миядзаки будет. Восьмой раз пересматриваю, а еще книжку читала. Однако Светик, похоже, в атаку пошла… Что ж я ей так не нравлюсь-то?

— Света, дома все в норме? — мама с трудом приподнимается на локте, поворачивается к Светке, внимательно в нее всматриваясь.

Но та, не отвечая, несется реагировать на поступивший звонок. Обычно-очередное хамство.

Мультфильм кончился, мама заснула, а Светы все нет. Братец шепотом пересказывает, что ему историк велел завтра делать. И где сапоги повыше взять, — чтобы змеи не того… Уговариваю Борю остаться с мамой, да разве этого уговоришь?

Потом спать легла. Разбудил собачий лай. Это рыжий кобель разрывается. Глухо-истошное: «бу-бу-бу», как из бочки. И, главное, умолкать не думает. Лает и лает, хрипит от ненависти. Цепью гремит.

Меня бесцеремонно трясут за плечо:

— Татьяна, там этот твой кобель рыжий пришел. И не уходит.

— Так в будку его загоните. Чего это он «мой»? Да он меня сожрет, не заметит… — ворчу спросонья.

Тетя Надя даже засмеялась:

— Да я не про Барбароссу нашего. Я ж тебе про этого, «Гуддэя» вчерашнего.

Вскакиваю. Соображаю, где тут на часы смотреть. За окном темно.

— Надежда Ивановна, а уже утро… Это вчера… договорились, что Михаил на экскурсию поведет… Может, впустим? По-моему, он не уйдет.

И добавляю виновато:

— Иностранец. Ни фига не понимает.

— И я — ни фига, — ворчит Надежда Ивановна, однако уходит звать раннего гостя в дом.

Он сидит на тесной кухоньке, как у себя дома. Чай пьет, улыбается. Небольшой, складный, легкий. По моим представлениям, первые летчики такими были. Романтики. Взгляд вполне безмятежный. А лицо — прицепиться не к чему. Нос, как нос, рот, как рот. Все аккуратно-среднестатистическое. Да, этот человек скорее цвет, чем форма. Рыжая башка, голубые глаза и обветренные красные щеки. Бороду он не отращивает, шея коротковата даже, кадык небольшой. А, вот интересно: руки в шрамах.

— Брадан, сколько тебе лет?

Отвечает. Да уж: значит, он в школу пошел, когда я только родилась. Взрослый, а ведет себя…

— Так ты специально сюда приехал, чтобы эти могилки татарские… археологический памятник, то есть, посмотреть? Ты что, историк?

Головой машет, улыбается:

— Я за тобой приехал. Искал по всему свету.

— Ага, конечно. Охотно верю. Гран мерси. А памятник как же?

— Да это я вчера от местных услышал, вот и решил посмотреть за компанию.

— А где ты еще был? Куда едешь, зачем?

— Был в Европе, России — европейской части. Хочу посмотреть мир.

— Разве в Ирландии плохо?

— Ирландия — это не весь мир. Но это женщина, к которой возвращаются.

— У тебя там женщина… подруга?

— Нет. Я неточно выразился. Это — родная земля. Мать, к которой возвращаются. Всегда.

— А я вот уезжаю от своей матери. Мы переселяемся. Далеко.

— А что здесь? — Брадан обводит кухню рукой. — Учиться негде?

— Ты думаешь, я здесь живу, в поселке? Нет, ты что! Я в городе живу. Огромном. А это — мамина родина. Мы сюда в гости приехали.

— Так! — Брадан смешно шевелит бровями и роется в кармане. Достает ключи с брелоком — маленьким глобусом. Протягивает глобус мне: — Показывай!

Только бы не опозориться! Я его найду здесь, город-то свой? На шарике хорошо заметна процарапанная линия.

— Это твой путь?

— Да. То, что уже проехал.

— А почему не весь маршрут?

— Ты его знаешь?

— Нет, откуда?

— И я не знаю. Вдруг поеду не так, а вот так? Зачем тогда портить хорошую вещь?

— Ну, ты даешь…

Спас меня Иссык-Куль. Кое-как нашла синюю удлиненную кляксочку в буйно-коричневых горных массивах рядом с Китаем. Вот тут и живу, севернее только.