Ленин – Сталин. Технология невозможного - Елена Прудникова

Еще со школьной скамьи мы помним, какой пост взял себе в 1917 году Ленин – председателя Совнаркома, то есть главы исполнительной, сиречь реальной власти. А что творилось с этим постом после него? В 1930 году, когда отстранили от власти Рыкова и место Предсовнаркома стало вакантным, Молотов считал, что этот пост должен занять Сталин. Тот отказался, предпочитая неявное руководство, хотя уже тогда отсутствие формальных полномочий у реального главы государства создавало для СССР проблему. Тем не менее руководство Советского Союза еще десять лет оставалось коллегиальным, установленным лишь на такой зыбкой платформе, как моральный авторитет вождя. В 1939 году, после окончания репрессий и с началом новых преобразований государства, снова настал удобный момент получить власть – и опять Сталин им не воспользовался. Председателем Совнаркома он стал лишь 6 мая 1941 года, когда уже ясно было, что война начнется прямо сейчас и неявная власть вождя становится попросту опасной. Строго говоря, именно от этой даты мы должны отсчитывать официальные полномочия Сталина, а до тех пор он все еще оставался неформальным лидером Советского Союза[56].

Бредовая система управления СССР щелкнула колесиками и уселась в некую более удобоваримую позицию. По крайней мере, власть хотя бы перестала быть коллегиальной. Сталин наконец-то получил рычаги воздействия на того же Молотова, который был чудовищно упрям и если уж имел о чем-либо свое мнение, так имел... Даже вождь иной раз не мог ничего с ним поделать. Об их взаимоотношениях существуют разнообразные свидетельства, например такое: иной раз в спорах у них доходило до того, что Сталин, потеряв терпение, выскакивал из комнаты, а улыбающийся Молотов оставался сидеть за столом при своем мнении. А ведь председателем Совнаркома был он.

Теперь Сталин, по крайней мере, мог Молотову приказывать. И то хлеб...

Единоличного главы государства в СССР по-прежнему не было – однако хоть какой-то сдвиг. Но если кто думает, что вождь сделал из этого факта какие-либо выводы... И очередной кризис власти не замедлил разразиться.

... Среди многочисленных рассуждений о расположении войск как-то совершенно потерялся один крохотный вопросик – а кто, собственно, был командующим РККА? Считается, что вождь руководил всем – так оно, в общем-то, и происходило в нормальной обстановке. А формально Сталин был председателем Совнаркома, то есть премьер-министром – но не главой государства. По советской конституции главой государства являлся председатель президиума Верховного Совета товарищ Калинин (смех). Да, все, конечно, очень весело, не спорю – но кто все-таки обладал в СССР всей полнотой военной власти? У нас сейчас главнокомандующий – президент, а никоим образом не премьер-министр. Тогда президента не было, Совнарком – власть исполнительная, а военные устроены так, что должны точно знать, кто им может приказывать, а кто не может. Так что вопрос о формальной власти далеко не праздный, и приведенный в качестве эпиграфа диалог замечательно это иллюстрирует. В нем показана разборка двоих генералов в критической ситуации: один ссылается на явную власть, другой – на неявную. Как вы думаете, кто из них сейчас отправится под арест и на кого в итоге будет возложена вина за беспорядки?

Именно в вопрос подчиненности упирается и другой вопрос: имел ли Сталин право вмешиваться в распоряжения чисто военного характера? Например, оперативные? Допустим, приказать изменить расстановку войск на границе? Или командующий РККА мог ответить ему что-то вроде: «Товарищ Сталин, это вопросы не вашей компетенции»?

Говорите, невозможно? Между тем широко известна история, как Сталин, уже будучи Верховным Главнокомандующим, а не каким-то там штатским премьер-министром, попытался через голову командующего фронтом генерала Жукова отвести войска Рокоссовского не туда, куда приказывал Жуков[57]. На это Жуков отреагировал коротко: «Фронтом командую я!» (и был, кстати, абсолютно прав). В переводе на средневековые понятия это означает: мой вассал – не ваш вассал. А ведь Сталин был Верховным, да еще в военных условиях!

Пример совершенно аналогичной разборки приведен в воспоминаниях бывшего командира пулеметного взвода Валентины Чудаковой. Командир роты приказал выделить в разведку боем пулемет и сам выбрал расчет, который пойдет с разведчиками. Однако бравая восемнадцатилетняя взводная с его выбором не согласилась. Результатом стал нижеприведенный обмен любезностями между младшим лейтенантом и капитаном – разница в званиях весьма ощутимая.

«Почему именно Непочатое, а не кто-нибудь другой? – возмутилась я. – И кто это, интересно, решил?

- Я так решил, – вызывающе ответил ротный.

- Но почему?

- А потому что тебя не спросил.

- Не мешало бы и спросить! У себя во взводе я хозяйка. Пойдет сержант Бахвалов. Я так решаю.

- Довольно! Что тебе командир роты – тряпка?

- А я тряпка? Приказано выделить пулемет с людьми – получайте! Но кого – это уж мое дело».

В армии на всех уровнях очень четко оговорено, кто, кому, при каких обстоятельствах и в каких пределах подчиняется. А если какой-либо начальник выйдет за рамки своих полномочий, то его приказ могут, конечно, выполнить, если связываться неохота, а могут и проигнорировать.

И до тех пор, пока наши замечательные историки не разберутся хотя бы в разграничении полномочий, надо вообще очень осторожно соотносить Сталина и военные вопросы. Его ведь и послать могли, причем конкретно и далеко. По слухам, именно туда послал Сталина Жуков 29 июня 1941 года. Они тогда крупно поругались, и начальник Генштаба в непечатной форме предложил председателю Совнаркома идти на... (вариант: идти к...) и не мешать работать.

Рыбин, многолетний телохранитель Сталина, приводит историю и похлеще:

«4 декабря в штабе фронта шло совещание командующих армиями. Позвонил Сталин. Слушая его, Жуков нахмурил брови, побелел. Наконец отрезал:

- Передо мной две армии противника, свой фронт. Мне лучше знать и решать, как поступить. Вы можете там расставлять оловянных солдатиков, устраивать сражения, если у вас есть время.

Сталин, видно, тоже вспылил. В ответ Жуков со всего маху послал его подальше!»

И как, вы думаете, поступил вождь?

«Сталин... протерпел целый день пятого и только ровно в полночь по ВЧ осторожно спросил:

- Товарищ Жуков, как Москва?

- Товарищ Сталин, Москву мы не сдадим...

- Тогда я пойду часа два отдохну.

- Можно...»[59]

А ведь он, повторяю, тогда был уже Верховным Главнокомандующим и имел над генералами формальную власть, в отличие от первых дней войны.

А вы говорите – диктатор...

... На второй день войны, 23 июня, маршалы Жуков, Шапошников и Кулик отправились на фронты: первый – на Юго-Западный, на Украину, второй и третий – на Западный, в Белоруссию. И к этому времени на фронте произошло то, что неизбежно должно было случиться. А именно – пропала связь.

В Красной Армии связь в основном шла по проводам. Это, конечно, неудобно, особенно когда армия движется – но страна у нас большая, а дальность действия тогдашних средств радиосвязи была не так уж велика. Плюс к тому техническая отсталость РККА, ненадежность самих раций, которые то и дело выходили из строя, низкое качество связи, помехи в эфире, возможности радиоперехвата... Вспомните фильмы о войне – там сплошь и рядом фигурируют не рации, а полевые телефоны. Но то, что связь шла по проводам – это еще полбеды. В начале 1941 года даже близ границы провода военной связи не были проложены под землей, а висели на столбах! Немцы, конечно, не дураки – накануне войны отправили диверсантов их рубить. Да и на фронте творилось черт знает что, с соответствующими последствиями для связи.

Но весь парадокс в том, что в случае наступления должно было произойти то же самое! Ведь на территории Польши наших линий не проложено. В общем, там, где войска вроде бы наступают, связи нет, там, где вроде бы обороняются, ее тоже нет, командование фронтов ничего толком не знает, а по поводу того, о чем докладывает, возникает неизбежный вопрос: говорят ли они правду или врут? И вообще: наступает наша армия или отступает, в конце-то концов?

Впрочем, прояснить этот вопрос, сидя в Киеве и Минске, где находились штабы округов, тоже было не самой легкой задачей. Тем более что Шапошников, прибыв на фронт, почти сразу заболел, Кулик оказался в окружении. Жуков вернулся в Москву 27 июня. К тому времени была потеряна связь не только с войсками, но и со штабом Западного фронта. И почти сразу, 29 июня, произошло то самое непонятное по лексике объяснение в наркомате обороны, результатом которого и стало создание ГКО.

Мы уже обсуждали такую замечательную тему, как подчиненность армии. Вещь, в большинстве государств предельно ясная, в СССР была очередной проблемой. До войны армия подчинялась наркому обороны Тимошенко, а тот, в свою очередь, Сталину как председателю Совнаркома, так что все было в порядке. Но в первый день войны, 22 июня, было принято положенное в этом случае решение о создании Ставки Главного командования. В нее вошли Сталин, Молотов, Ворошилов, Буденный, Жуков, Кузнецов. Председателем Ставки стал нарком обороны, который ставил под своими приказами совершенно замечательную подпись: «От Ставки Главного командования Народный комиссар обороны С. Тимошенко». Это был уже бред, и бред опасный. Мало того, что в армии во время войны устанавливалось очередное коллегиальное руководство, так еще и сразу же возникает вопрос: а кому теперь подчинялся Тимошенко в качестве председателя Ставки? Ответ: вообще-то говоря, никому. Получалось эдакое семейное распределение власти: армия воюет, а страна во главе с товарищем Сталиным создает ей все возможные условия.