Путешествие иеромонаха Аникиты по святым местам Востока в 1834–1836 годах - Г. Шпэт

Священник В. Жмакин

Подробности о смерти иеромонаха Аникиты

со слов диакона Парфения, находившегося при Русской миссии в Афинах и присутствовавшего при его кончине

Во время путешествия своего по Сирии иеромонах Аникита получил в Яффе предписание Святого Синода о назначении его к Русской миссии в Афинах и 11 августа 1836 года прибыл в афинский порт Пирей, где выдержал карантин. Жизнь отца Аникиты в Афинах была не только продолжением прежней жизни его, но гораздо строже и совершенно труженическая, хотя он пользовался беспредельным уважением жителей и мог иметь на них большое влияние, которое, конечно, было весьма полезно для политических видов нашего посланника, но по кротости нрава и отвращению к делам житейским никогда не вмешивался в дела партий, раздирающих Грецию. В пище своей, как и в других условиях жизни, он являл пример необыкновенной воздержанности; занимался изучением нового разговорного греческого языка и служил обедню во всякий полиелейный праздник, не только в воскресные дни; при таких правилах пребывание его в Афинах не могло ознаменоваться чем-либо примечательным; впрочем, желание брата его есть только узнать подробности кончины, потому я и приступлю к описанию ее. Первые признаки болезни обнаружились после сретенской обедни в 1837 году. Причина ее была следующая: преподобный Аникита имел обыкновение брать два раза в день ванную холодной воды; отслужив обедню 2 февраля и вспотевши во время совершения обрядов, он сел в ванну, застудив геморрой, которым страдал несколько лет (в этом есть разница с «Киевскими воскресными ведомостями», где смерь его описана подробно и где болезнь его из приличия показана иною); при нем не было тогда никого, кто бы мог предостеречь его. За масляницей последовала третья неделя поста; жар, терзавший его внутренность, еще более увеличился постом, который он соблюдал с чистого понедельника до четверга; все это время он не хотел принимать даже пития. Когда болезнь развилась, посланник и прочие знакомые, принимавшие в нем большое участие, советовали призвать доктора, но доблестный муж отверг их советы и, всегда готовый к смерти, отвечал: «Доктор мой – Бог»; несмотря на слабость, он продолжал служить обедни, но не всякий день, а только по воскресным дням. Чрез месяц по случаю недуга отец Аникита согласился на личные просьбы друзей и призвал к себе доктора; медик объявил невозможность лечить его, но взялся поддержать существование больного до отъезда в Россию, о чем иеромонах подал просьбу предшествовавшего месяца вследствие неприятностей, которые делали ему подчиненные его певчие. Бежал из корпуса, говорил он, чтобы избавиться от беспокойств, и теперь встречаю те же самые. В Светлое Христово Воскресенье он служил в последний раз, но так был немощен, что его водили двое под руки; совершив молебствие в радостный для христиан день Воскресения Христова, преподобный Аникита слег на одре смерти; до самых последних минут он сохранял удивительное спокойствие духа, рассудок; дар слова оставил его за пять часов пред кончиной. 3 июня собрался консилиум, на котором присутствовал королевский доктор; так как покойный отец Аникита знал много языков, то медики удалились рассуждать в другую комнату и оставили с ним диакона. «Верно, они пишут приговор», – сказал иеромонах и требовал, чтобы ему откровенно высказали решение земных судей жизни; диакон, знавший твердость и готовность к переходу в высший мир, отвечал, что России ему уже более не видать; тогда удрученный горестью старец промолвил: «Скоро предстану пред Судию моего», – и заплакал; чрез несколько времени он спросил о сроке, определенном медиками, и, узнавши его (он мог продолжиться не более трех дней) сказал: «Господи, изведи из темницы душу мою». На другой день заказали обедню; отходящий к Творцу пламеннейший почитатель Его принял святое причащение и соборовался; по совершении этих важных христианских обрядов иеромонах совершенно успокоился и беспрерывно читал молитву: «Господи Иисусе Христе, помилуй грешного». В тот же день он получил увольнение от миссии и позволение возвратиться в Россию. «Слава Богу, я теперь свободен», – сказал он, узнавши приятную для него новость; но, вспомнивши приговор медиков, переменил намерение свое о возвращении в родной край и просил, чтобы его с постелью тотчас перенесли на судно и отправили на Афонскую Гору, где затем схоронить кости свои. Диакон немедленно донес о том посланнику, который, не надеясь, чтобы больной мог перенести поездку до порта, приказал ему успокоить его и сказать, что будет хлопотать о найме удобного судна. Диакон передал ему слова посланника и спросил последнюю его волю, а также что он прикажет написать к своим братьям; монах отвечал: «Умирающий не имеет ни братьев, ни сестер, и все, что по смерти останется, пошлите на Афонскую Гору». В Иерусалим пред болезнью своей он посылал келейников с 2000 рублями денег и священническим увещанием. 5 июня диакон с певчими пришли проститься с ним; он всех их благословил образами и крестами и давал наставления, приличные возрасту и поведению. В тот же день приходило к нему множество греков, почитавших за счастье получить благословение от уважаемого ими священнослужителя; пред тем как у него отнялся язык, он сделал распоряжение о похоронах своих и велел положить его в гроб в следующем платье, нарочно им для этого случая заготовленном: власянице, парамоне, освященными на Гробе Господнем в Иерусалиме, и шапочке черного бархата, которую он надевал на святого Митрофана в Воронеже. В ночь с 5-го на 6-е[161] число в третьем часу утра прославившийся христианской добродетелью и рвением к вере Христовой преподобный Аникита испустил дух; глаза его во время болезни были мутные, пред смертью прояснились; несомненно, святой отец увидел отверстое для него Небо. За два дня перед кончиной он изъявил желание быть похороненным на Афонской Горе. Тело его начало портиться сутки после спустя смерти и было положено в монастыре Св. Михаила Архангела, на три часа к востоку от Афин. На погребении присутствовали Синод, священники и почти все народонаселение Афин; непритворный плач и соболезнование были даны праведнику. От оставленной им паствы через три года кости его перенесутся на Афонскую Гору; время его выходит в нынешнем 1840 году летом[162].

Священник В. Жмакин

О жизни и трудах иеромонаха Аникиты, в мире князя Сергия Александровича Шихматова

Угодна бе Господеви душа его: сего ради потщася от среды лукавствия

Императорская Российская академия, выслушав с особенным удовольствием помещенную прошедшего года в «Одесском вестнике» красноречивую статью под заглавием «Краткое известие о жизни и смерти иеромонаха Аникиты»[163], пожелала видеть жизнеописание сего во многих отношениям замечательного члена своего более полное и возложила на меня составление оного. Представляя этот труд во внимание почтеннейших сочленов моих, считаю нужным предварить, что, невзирая на родство и дружбу, соединявшие меня с покойным, я старался в повествовании своем сохранить совершенное беспристрастие. Следуя неуклонно за истиной, я не мог, однако, не отдавать похвальным подвигам заслуженной ими признательности, будучи побуждаем к тому не столько уважением к памяти утраченного нами члена, сколько самым свойством добродетели, которой красоту и сладость невозможно описывать без умиления. Так, прикоснувшись к ароматам, нельзя не распространить благоухания в воздухе или, открыв покров храмины, воспятить проникнуть в нее свету солнечному. При всем том я надеюсь, что вы, милостивые государи, как строгие и вместе справедливые судьи, признаете и в сем случае, что я не свыкся с лестию, да и кстати ли употреблять ненадежные прикрасы вымысла, воздавая дань благодарности человеку, который во всю жизнь свою чуждался лжи и ненавидел ее? Приступая затем к делу, я буду говорить, во-первых, о князе Шихматове, во-вторых, о иеромонахе Аниките.

Князь Сергий Александрович Шихматов родился 1783 года[164] в Смоленской губернии Вяземского уезда, в сельце Дернове. Отец его оставил военное поприще еще в молодости и женился на дочери соседа, девице Иевлевой; оба они, служа живым примером благочестия и супружеского согласия, внушали сыну смирение и страх Божий с раннего детства. Наученный грамоте, следуя обычаю наших предков, по Часослову и Псалтири, отрок Сергий от самых юных ногтей употребляем был к чтению псалмов и молитв на всенощных бдениях, которые пред всяким праздничным днем постоянно совершались в дому родительском, и таким образом, с одной стороны, навыкал в славословии Всевышнему, а с другой – неприметно знакомился с неподражаемыми красотами наших священных и церковных книг, выраженными сильным и благозвучным языком славянским. Между тем он с особенной легкостью обучался началам языков французского и немецкого, также общим приготовительным наукам, обнаруживая необыкновенные способности. Его острые слова и ответы не по летам часто приводили в изумление и учителя, и родителей. При столь благоприятных надеждах, едва князь Сергий достиг десятилетнего возраста, как имел несчастие утратить нежного отца, и притом таким случаем, который оставил в нем неизгладимое впечатление. 25 сентября, на память преподобного чудотворца Сергия Радонежского, которого имя носил на себе юный князь Шихматов, родитель его отправился вместе с ним к обедне расстоянием около пяти верст. Осматривая там новую, едва только отстроенную им каменную церковь и возвращаясь домой в ненастную погоду, он занемог горячкой и чрез неделю скончался к неизъяснимой горести своего семейства. Отрок Сергий, присутствовавший при его назидательной кончине, не только любил рассказывать о том впоследствии со всеми подробностями, но и передал ее потомству в следующих пламенных стихах: