Путешествие иеромонаха Аникиты по святым местам Востока в 1834–1836 годах - Г. Шпэт

После покойного князя Александра Прохоровича Шихматова осталось девять сыновей, из коих Сергий считался шестым, и три дочери. Большая часть этих сирот требовала еще неослабного попечения, и печальная вдова посвятила дни свои молитве, воспитанию детей и сельскому хозяйству. Князь Сергий на тринадцатом году отправлен в Санкт-Петербург для определения в Морской кадетский корпус вместе с двумя другими братьями, но при поступлении последних в сие заведение должен был как младший, к крайнему своему прискорбию, возвратиться на родину, за излишеством. Это, по-видимому, неблагоприятное обстоятельство послужило к существенной пользе князя Шихматова, ибо доставило ему случай провесть целый год в кругу соседственного семейства просвещенной благодетельницы дома его Дарьи Ивановны Уваровой, которая пеклась о нем с материнской нежностью и предлагала ему все средства к образованию наравне с собственными детьми своими. После такого приготовления он принят в Морской корпус, через год произведен в гардемарины и, пробыв там еще два года, кончил полный курс наук. Так велико было прилежание его и столь быстрые оказывал он успехи! Но как сему отличному питомцу не совершилось тогда семнадцати лет – необходимое условие для выпуска в офицеры, то и надлежало ему, опередившему возраст познаниями, оставаться в корпусе еще около года до пожалования в мичманы, которое последовало не ранее октября 1800 года. Князь Шихматов тогда же назначен сотрудником в Ученый комитет, существовавший при Адмиралтействе Коллегии, и потому оставлен в Санкт-Петербурге. Летом, однако, он был посылаем на кораблях в плавание по морям Балтийскому и Северному и разновременно посещал Стокгольм, Карлскрону, Данциг, Росток, Любек и Копенгаген. В сию-то эпоху он имел счастие заслужить внимание нашего почтеннейшего президента и стяжать постоянное покровительство этого любомудрого мужа. Из других лиц, благоприятствовавших проявлявшемуся в молодом морском офицере таланту, нельзя не назвать здесь с искренней признательностью адмирала графа Николая Семеновича Мордвинова и генерал-лейтенанта Логина Ивановича Голенищева-Кутузова. В 1804 году князь Сергий Александрович перемещен из флота в Морской кадетский корпус, где и находился до самого увольнения от службы, участвуя от времени до времени в разных морских походах; 1808-го произведен в лейтенанты, а 1813 года – в капитан-лейтенанты. В 1811 году, при учреждении Императорского Царскосельского лицея, князь Шихматов был приглашаем занять место инспектора сего для цвета дворянского юношества предназначенного заведения, но он не рассудил за благо воспользоваться этим приглашением и остался в прежнем звании. Во все время юности он усердно занимался русской словесностью, продолжал просвещать ум науками и кроме языков французского и немецкого, в которых приобрел основательные сведения в корпусе, обучался языкам английскому, латинскому и греческому. Многие справедливо удивлялись редкому терпению, с каким он старался усовершенствовать себя в последних даже до тридцатилетнего возраста. Такое постоянство вознаграждено, однако, вожделенными последствиями, и он наконец достиг до того, что владел свободно пятью иностранными языками. В глубоком знании славянского языка, которого он постиг все тонкости, могли с ним сравниться разве только немногие из отличных филологов наших. Замечательно, что вместе с тем как образ мыслей князя Шихматова начал принимать духовное направление, в нем родилось желание подробнее ознакомиться с анатомией, так что он по целым часам провождал в изучении сей науки, присутствуя при рассечении трупов.

Князь Шихматов очень рано почувствовал склонность к поэзии и предался ее сладостному влечению. Прежде всего он начал писать басни, но советы некоторых известных писателей, не одобривших эти опыты, заставили его скоро отказаться от них. Он беспрекословно повиновался приговору строгих судей своих, и ни одна из его басен не увидела света. Затем он обратился к другим родам стихотворений, и важнейшие поэтические произведения его появлялись в следующем порядке: 1) «Опыт о Критике», соч. Попе, перевод с английского, 1806 года; 2) «Пожарский, Минин, Гермоген, или Спасенная Россия», 1807; 3) «Песнь Российскому слову», 1809; 4) «Петр Великий», лирическое песнопение, 1810; 5) «Ночь на гробах», подражание Юнгу, и 6) «Песнь Россу», 1812; 7) «Ночь на размышления», 1814; 8) «Песнь Сотворившему вся», 1817; и 9) «Иисус в Ветхом и Новом заветах, или Ночи у Креста», 1824.

Здесь кстати упомянуть о двух еще не напечатанных стихотворениях, которые надлежит отнести к последующему времени: а) «Зерцало царских должностей» и б) «Псалтирь десятострунный», содержащий в себе преложение десяти псалмов, отличнейших по заключающемуся в них пророчественному и иносказательному смыслу.

Стихи князя Шихматова удостаиваемы были лестного внимания блаженной памяти государя императора Александра I, ознаменовавшего, между прочим, благоволение свое к молодому поэту всемилостивейшим пожалованием ему в 1812 году пенсии по 1500 рублей в год. В данном по этому случаю высочайшем указе сказано, что он «трудами и прилежанием к наукам усовершенствовав природные дарования к стихотворству, обратил оные в сочинениях своих на пользу словесности и благонравия»[166]. Незадолго пред тем при определении лейтенанта князя Шихматова по высочайшему повелению в гвардейский экипаж с оставлением и при Морском корпусе объявлено ему исправлявшим тогда должность министра морских сил, что «честь, которой он удостоен, есть новое свидетельство монаршего благоволения к полезным его в словесности упражнениям и всемилостивейше дарована, дабы поощрить его к продолжению оных». Российская академия избрала князя Шихматова действительным членом 1809 года, когда ему едва минуло двадцать шесть лет, а 1811-м, при самом учреждении «Беседы любителей русского слова», он поступил и в это ученое общество с тем же званием. В 1817 году Академия в вознаграждение литературных трудов его присудила ему большую золотую медаль с надписью «Отличную пользу российскому слову принесшему».

Усердие к службе нашего сочлена также не осталось без достойного возмездия: он всемилостивейше награжден орденами Св. Владимира и Св. Георгия 4-й степени[167]. В 1824 году, по ходатайству бывшего тогда министра народного просвещения адмирала Александра Семеновича Шишкова, капитан-лейтенант князь Шихматов удостоен беспримерной в его чине милости – высочайшего назначения в члены Главного правления училищ с оставлением и при прежних должностях. 1827 года, ноября 9-го, при увольнении по прошению вовсе от службы он пожалован в капитаны 2-го ранга и за свышетридцатилетнее беспорочное прохождение оной получил в пенсию половинное жалованье сверх дарованной прежде пенсии.

Изобразив в кратких словах служебное и литературное поприще князя Сергия Александровича, признаю не излишним войти в некоторые подробности частной его жизни и сказать нечто о его умственных способностях и характере. Он имел ум светлый, счастливую память, живое воображение, от природы был кроткого, но вспыльчивого нрава, и этот недостаток, не без великих, впрочем, усилий, преодолел, наконец, совершенно. Первые лета по окончании образования он провел в суетности и рассеянии: вскоре, однако, милосердие Божие воззвало его от распутий мира, и это непродолжительное заблуждение юности оплакивал он горько в продолжение всей остальной своей жизни. Обладая нежным, способным ко всякому доброму впечатлению сердцем, он верил твердо христианскому учению, и силой убеждения, которым сам был проникнут, приводил других к сей спасительной вере. Как ревностный сын Церкви, он не скрывал в угождение миру своей к ней привязанности, обнаруживал при всяком случае строгое Православие, почитал и любил лиц духовного и в особенности монашеского сана, памятуя слова Псалмопевца: Мне же зело честни быша друзи твои, Боже, и сохранил до самой смерти искреннее и даже дружеское от многих из них к себе расположение. Точный в исполнении должностей, он являл подчиненным образец древнехристианских добродетелей, нередко доходивших в нем до самоотвержения. Невозможно представить себе, с каким неослабным вниманием, с какой всеобъемлющей попечительностью занимался он вверенными его руководству воспитанниками Морского корпуса. Нет! Об этом лучше меня расскажут вам сами сии воспитанники, проходящие ныне с честью разные военные и гражданские звания: они видели в нем чадолюбивого отца; расскажут вам лучше меня родители их: они утешались мыслью, что трудные их в отношении к детям обязанности выполняются с такою неусыпностью человеком, вовсе чуждым для них по плоти, но не чуждым по духу любви евангельской. Сами вы, милостивые государи, бывшие сотрудниками покойного и присутствовавшие с ним на сем месте заседаний, можете засвидетельствовать, с каким добродушием, с какой всегда готовностью он разделял с вами академические занятия, к которым ничто не обязывало его, кроме признательности за честь принятия его в наше ученое сообщество и любви к русскому слову[168].