Лекс Раут. Чернокнижник - Марина Cyржевcкая

— Я… хорошо. Я готова, — она закрыла глаза, и лицо ее приобрело выражение великомученицы, что обозлило меня окончательно.

— Не получится, — протянул я. — Тебе придется поработать, Одри. Прости, не могу блеснуть талантами — подыхаю. Так что сделай все сама.

— Что? — она приподнялась на локте и уставилась мне в лицо. — То есть, как это?

— Можешь молча, но лучше со стонами.

— Но что я должна делать? — растерялась она.

— Представь, что ты получаешь от процесса удовольствие, — усмехнулся я. — Можешь даже вообразить на моем месте кого-нибудь. Например, Армона. Ну, давай, детка, нарисуй в своей голове кого-нибудь, от кого тебя не тошнит, и приступай. У меня мало времени, если ты еще не поняла.

Она закусила губу почти до крови. Приподнялась, перекинула ногу через мои бедра, уселась сверху. В глаза не смотрела, хоть я настойчиво пытался поймать ее взгляд. Рванула шнурок на поясе, чуть оцарапав мне живот.

— Нежнее, — прохрипел я.

Она гневно дернулась, но движения стали мягче и осторожнее. Дрожащие пальцы расстегнули мои брюки и легли на член. Я шумно втянул воздух, изо всех сил сдерживая желание плюнуть на свою поганую гордость. Но нет…

— Сожми, — велел я.

Ее пальчики несмело прошлись по стволу, снова чуть царапнули ноготками.

— Теперь поработай ртом, — прохрипел я. Проклятые боги, кажется, я сейчас сдохну! И отнюдь не от раны в боку! Кстати, кровь, похоже, остановилась.

— Ты издеваешься? — она вскинулась и отпрянула. Моя инкубская суть уже корчилась в муках и требовала не отпускать, скрутить, взять! Не сдержался, схватил ее ладонь и вернул на место, прижал, заставляя обхватить член. Я уже тек так, что мог смазывать колеса на телегах! Заставил ее руку сжаться, провел вверх — вниз. Желание дурманило голову, и проклятая гордость больше не сдерживала. Я дернул ее на себя и впился в губы, забыв обо всем. Она уже не протестовала, но и не отвечала мне, позволяя вылизывать. Рот у нее был сладкий и влажный, а губы все же сухие… Задрал ее сорочку, обнажая ягодицы, сжал.

— Лекс? — она не сказала, выдохнула.

Я оторвался с трудом.

— Что?

— Ты не мог бы… меня укусить? — она снова прикусила губу, уже слегка припухшую от моего поцелуя.

— Тебе настолько противно? — Дошло.

— Я… Я боюсь, — она отвела глаза. Мое тело дрожало, а член упирался девушке в живот. И я с трудом удерживал инстинктивные поступательные движения и желание вбиться в нее одним ударом. Одри посмотрела мне в глаза. — Укуси, пожалуйста. У меня первый раз…

— Что? — опешил я. И сам скривился. Кажется, я резко поглупел этим вечером. — Ты невинна? Девственница?

Она кивнула, а я закрыл глаза и застонал. Девственница. Огромное количество силы. Насыщение. Наслаждение. И я буду первым… у нее. Первым, но не единственным. И Армон никогда мне этого не простит.

— Убирайся, — сквозь зубы процедил я, сам не веря, что говорю это. Открыл глаза и заорал. — Пошла вон!

Она скатилась с кровати и метнулась к двери. Я догнал, когда ее ладонь легла на ручку, развернул, впечатывая в стену.

— Слишком медленно, Одри. Я передумал.

Я целовал ее губы, не слыша стонов протеста. Она все-таки испугалась и надеялась сбежать, но я не позволил. Мой порыв благородства прошел, оставив лишь желание. Ее сорочку, кажется, разорвал и толкнул на кровать. Моя рана затянулась, но я этот момент пропустил. Потоки силы, что я получал от нее, дурманили, как самое дорогое вино, желание заставляло меня рычать, но мне все было мало… Губы, шея, грудь с затвердевшими сосками, напряженный живот. У нее оказалось очень красивое тело. Запах ее крови, что заставлял меня облизываться. Светлые волосы между раздвинутых ног. Переворачиваю. Трогаю спину и ягодицы. Сжимаю так, что она вскрикивает, а я держу ее руки, не позволяя вырваться. Кажется, я никогда не остановлюсь. Внутри ее тела так узко и горячо, что меня трясет от наслаждения, и снова переворачиваю, целую ей губы. Энергия невинности и жизни окатывает меня теплой волной, и я почти захлебываюсь от приступов экстаза. Кончаю, и начинаю снова, не в силах оторваться от нее, желая испробовать все и везде… Ужасно хочу укусить тонкую белую шею, просто невыносимо хочу. Укусить, чтобы она отвечала мне, хочу видеть в дымчатых глазах отражение своей похоти. Но не кусаю. А на нежность у меня нет времени, я просто беру Одри, сильно, резко, без остановки, наслаждаясь процессом и силой девушки. Ее так много, этой силы, что у меня темнеет в глазах, а из горла вырывается гортанный крик. У меня и раньше были невинные девицы, но никогда я не получал от них столько наслаждения и жизни. Может, это особенность иллюзиона? Надо запомнить…

Снова взорвался и свалился, придавливая Одри к кровати. Тело ослабло, но сила бурлила внутри, исцеляя меня. Тянуло улыбаться. Хотя больше — есть.

— Я уже могу идти? — сипло спросила Одри. На меня она не смотрела, упорно рассматривая почти сгоревшую свечу.

Я перевернулся на бок, не отпуская. Девушка попыталась прикрыться покрывалом, хотя я не понимал, к чему эта скромность после всего, что я с ней проделывал.

— Подожди, — повернул ее голову, заглядывая девушке в глаза. — Тебе больно?

Она сжала зубы и мотнула головой. Хотела гордо, а получилось жалко. Положил ладонь ей на живот, заплетая исцеляющий аркан.

— Магия исцеления не моя специализация, — усмехнулся я, — сама понимаешь. Но я постараюсь. Восстановить до первоначального вида, понятно, не смогу, но боли не будет…

— Как благородно, — она смотрела на меня в упор, и снова я не понял, что за выражение было в ее глазах. Да и какая мне разница?

— Ты сама пришла, — бросил я. — И сама предложила, Одри. Кстати, это из-за тебя мы с Армоном влезли в это дерьмо, так что и виновата во всем — сама. И мне нужна добровольная партнерша, чтобы получить силу, насилие мне неинтересно. Ну, разве что в качестве развлечения. Ты все сделала добровольно, детка.

Я подмигнул, а в ее глазах теперь ощутимо плескалась ненависть. Вот так-то лучше, все сразу стало ясно и понятно.

— Спасибо, что напомнил, — она оттолкнула мою руку и встала, уже не пытаясь прикрыться. Вот всегда знал, что злиться и ненавидеть кого-то до желания убить — лучше, чем тихо подвывать в углу от горя. К тому же я терпеть не могу женские слезы. Даже не представляю, что сделал бы, надумай она заплакать.