Танцы с волками - Майкл Блейк

Все они любили Собранную В Кулак.

Лейтенант Данбер торопился со всеми приготовлениями. Он уже проспал зарю и хотел быть готовым до восхода солнца. Теперь он обжигался горячим кофе, одновременно дымя своей первой в это утро сигаретой. Вместе с этим его мысли пытались упорядочить все настолько эффективно, насколько это было возможно.

Сначала он подумал о грязной работе, начав с флаг. на складе продовольствия. Он был новее, чем тот, который развевался над его хижиной. Данбер взобрался по разрушенной стене дерновой халупы и снял полотнище.

Он расщепил жердь от кораля, поставил ее на землю и приложил сбоку к ботинку. После тщательных измерений Данбер отрезал несколько дюймов от одного ее конца. Затем он укрепил на ней полотнище. Флаг выглядел совсем неплохо.

Более часа он провозился с Киско, счистив грязь с подков на каждом из его копыт, вычесав гриву и хвост и смазав их свиным салом.

Больше всего времени было потрачено на его шерсть. Лейтенант начищал ее и причесывал полдюжины раз до тех пор, пока, наконец, отступив на несколько шагов, не увидел, что нет смысла делать что-то еще. Все уже сделано. «Оленья шкурка» сияла, как глянцевая обложка книжки с картинками.

Данбер привязал свою лошадь на коротком поводу так, чтобы она не могла улечься в грязь, и снова вернулся в хижину. Там он достал свою форму и прошелся щеткой по всей ее поверхности дюйм за дюймом, стряхивая мельчайшие ворсинки и катышки. Затем он начистил до блеска все пуговицы. Если бы он имел краски, он обновил бы подкраской эполеты и желтые лампасы на наружной стороне брюк. Однако Данбер обошелся небольшим плевком и хорошей щеткой, и эти части его обмундирования засияли как новые. По окончании всех этих манипуляций его форма выглядела вполне сносно.

Лейтенант начистил до блеска свои новые кожаные, доходящие до колен сапоги для верховой езды и поместил их рядом с формой, разложенной на кровати.

Теперь наступило время заняться собой. Данбер взял суровое полотенце и прибор для бритья и торопливо спустился к реке. Он нырнул в воду, намылился, окунулся с головой еще раз и выскочил на берег. Вся эта операция заняла меньше пяти минут. Заботясь о том, чтобы не пораниться, лейтенант дважды побрился. Проведя ладонью по щекам и шее и не наткнувшись на щетину, он поспешил назад, на вершину скалы, и в хижине оделся.

Киско изогнул шею и насмешливо уставился на существо, подходящее к нему. Особое внимание он обратил на яркий красный пояс, развевающийся на талии мужчины. Даже если бы Данбер не надел этого пояса из ярко-красной ткани, глаза лошади все равно остановились бы на фигуре своего хозяина. Никто еще не видел лейтенанта Данбера в полной амуниции. И Киско в том числе. А уж он-то знал своего хозяина как никто другой.

Лейтенант всегда одевался одинаково аккуратно, но в некоторых случаях добавлялись небольшие штрихи: по случаю парадов, проверок или встреч с генералами, некоторые части его формы блестели чуть больше обычного.

Но если бы самые лучшие армейские умы объединили свои способности мыслить для того, чтобы создать образ последнего молодого офицера, они обманулись бы в своих предположениях относительно лейтенанта Данбера, который проделал определенную работу над своей внешностью в это кристально чистое майское утро.

Вплоть до тяжелого военно-морского револьвера, качающегося на поясе у бедра лейтенанта, это был образец солдата, о котором мечтает каждая молоденькая девушка. Сейчас он представлял из себя молодого воина во всем блеске, и ни одно женское сердце не устояло бы при взгляде на него. Самые циничные, самые невозмутимые головы были бы вынуждены обратить на него внимание, и даже самые плотно сжатые губы не смогли бы удержаться от вопроса:

— Кто это?

Данбер слегка похлопал Киско по шее, приласкав его, а затем, ухватившись за гриву, без усилия вскочил на гнедую глянцевую спину. Они неторопливым шагом добрались до склада продовольствия, где Данбер наклонился и поднял с пола ранее приготовленный шест и снял со стены флаг. Он воткнул древко за голенище левого сапога и, придерживая полотнище левой рукой, послал Киско вперед, в открытую прерию.

Отъехав на сотню ярдов, Данбер остановил лошадь и оглянулся, сознавая, что возможности еще раз увидеть это место ему может больше не представится. Он взглянул в ту сторону, где поднималось солнце, и отметил, что утро только набирает свою силу. Лейтенант уже множество раз мог обнаружить индейцев. Далеко к западу он видел висящее облако дыма, которое появлялось три утра подряд. Это, должно быть, и были они.

Данбер посмотрел на носки своих сапог. Они отражали солнечный свет, играя бликами. Крупицы сомнения закрались в его душу, и в следующую секунду его охватило желание глотнуть немного виски. Он подбодрил Киско, и маленькая лошадка перешла на рысь, несясь на запад. Поднялся легкий ветерок, и Старая Слава засияла с новой силой, когда лейтенант поехал навстречу… навстречу чему, он не знал сам.

Но он уже был в пути.

Не зная заранее, что она должна делать и что вообще делается индейскими женщинами, носящими траур, Стоящая С Кулаком с честью для себя соблюдала этот ритуал.

Сейчас она уже не желала себе смерти. Все, чего она хотела — это облегчить груз того горя, который скопился внутри нее. Она хотела полного успокоения, и пользовалась сейчас тем временем, которое у нее было.

Тихим, размеренным шагом она ехала почти час, пока не достигла того места, которое искала. Места, которое подходило ей. Здесь любили собираться Боги.

Тот, кто жил в прерии, мог принять это за холм. Для любого другого это было всего лишь кочка на поверхности земли, как белый барашек волны на поверхности моря. На этом холме росло одинокое дерево. Старый узловатый дуб непостижимым образом стоял здесь и тянулся к жизни, несмотря на то, что был за долгие годы сильно покалечен проезжающими и проходящими мимо путниками.

Это было единственное дерево, которое можно было видеть на протяжении многих миль в любом направлении.

Место, выбранное женщиной, было пустынным. Поэтому она остановилась именно здесь. Она искала уединения и нашла его. Стоящая С Кулаком поднялась на вершину холма и оставила здесь своего пони, а сама, пройдя несколько футов по склону, села на землю, покрытую травой.

Кружась вокруг головы, ветер трепал ее косу, и она помогла ему. Женщина распустила свои каштановые волосы и позволила ветру играть ими, как ему захочется.

Она закрыла глаза и начала, тихо раскачиваясь вперед-назад, перебирать в уме те ужасные вещи, которые произошли в ее жизни, отдавая предпочтение этим мыслям перед всеми другими.